Книга вышла, и сразу был большой успех: рецензии, встречи с читателями, чтение рассказов по радио – папа сам их очень хорошо читал, ведь он был профессиональным актером.
Печатать новые рассказы стало уже легко, если не считать обыкновенных советских затруднений: была какая-то норма на писателя в год. Не то что теперь, когда «Денискины рассказы» переиздают все время.
Изданий сейчас гораздо больше, а вот тиражи были значительно больше в советское время. Около 10 миллионов, кажется. Переводы на разные языки – от украинского до японского. Несколько лет назад какой-то неизвестный подвижник перевел «Дениску» на матерный; висит где-то в интернете.
Я давно хотел написать комментарии к «Денискиным рассказам». Про тогдашнюю жизнь. Про парты с дырками для чернильниц, про школьную форму с латунными пуговицами, про газировку с сиропом, пирожок с повидлом и велосипед с мотором. К столетию отца я это сделал?
Самое главное: «Денискины рассказы» – это, конечно же, не про меня. Ну, не совсем не про меня, а не совсем про меня. Хотя, конечно, у меня была куча всяких приключений. Но довольно смешно, когда спрашивают: «А всё это на самом деле было?» Ведь если бы всё это «на самом деле было», тогда любой грамотный и прилежный отец мог бы стать детским писателем. Потому что у каждого мальчика или девочки младшего школьного возраста каждый день происходят разные веселые события, и грустные тоже: бери авторучку и записывай под диктовку собственного ребенка.
Конечно, всё не так. Эти рассказы сочинены писателем Виктором Драгунским. Там всё выдумано. Ну, не всё, конечно. Вся атмосфера конца пятидесятых – начала шестидесятых передана удивительно точно. Двор, школа, коммунальная квартира, дача – это наш двор, наша школа, наша квартира. Больше того: Мишка и Алёнка и мелькнувшие Костик, Андрюшка и Лёвка, и пионервожатая Люся, и тетя Роза, и управдом Алексей Акимыч, и, конечно же, учительница Раиса Ивановна, ну и я, разумеется, – всё это совершенно реальные люди, вот с этими именами. Есть точные прототипы других персонажей. А вот все сюжеты – вымышленные. Кроме рассказа «Третье место в стиле баттерфляй». Вот тут – всё правда.
Ну и еще рассказы «Что я люблю» и «…и что не люблю» – по-настоящему про меня. Но это – всё. Я не доставал шляпу гроссмейстера из пруда, не влюблялся в девочку на шаре, не ездил на велосипеде с мотором и, уж конечно, не выливал манную кашу из окна.
Про кашу – это главный вопрос, который мне задавали годами. Даже, бывало, на научных конференциях. В прениях по моим докладам: «Д.В., позвольте вопрос не совсем по теме. Вы правда манную кашу из окна выливали?»
Нет, неправда. Я не мог этого сделать чисто технически. Мы жили в подвале. В окне, если встать на стул, был виден засиженный голубями асфальт и иногда чьи-то ноги – окно смотрело во двор. Так что, если бы мне и пришло в голову такое, я бы сам обляпался с головы до ног. А то, что в рассказе говорится о новой квартире, – это, конечно, папина мечта о хорошем жилье. Кстати! В разных рассказах Дениска живет в разных квартирах. Иногда в отдельной, чаще – в коммунальной. И ничего.
Вообще же история с кашей – это типичный цирковой трюк. Дениска выбрасывает кашу в окно, и тут же в дверь входит дяденька, весь в каше. Бывает, что клоун кидает помидор в зал – и тут же с галерки раздается вопль. Прожектор высвечивает гражданина, который счищает со своей лысины помидорные ошметки.
В «Денискиных рассказах» очень много цирка. Не только описаний цирка, как в рассказах «Девочка на шаре» и «Не хуже вас, цирковых», а вот именно таких трюков, гэгов, фокусов – как в рассказе про кашу.
Кстати, Дениска не сразу выкидывает кашу в окно. Он пытается ее съесть. Ему невкусно. Тогда он разбавляет кашу водой. Потом сыплет сахар. Потом солит. И наконец, выливает туда банку хрена, пробует – и вот тут-то у него искры из глаз сыплются и он выплескивает этот кошмар за окно… Это – тоже цирк. Помню номер, который делал французский клоун Ашилл Заватта. Подвыпивший официант подавал спагетти. Солил, перчил, ронял на пол, подбирал, поливал соусом, снова ронял, наступал туфлей, опять подбирал, посыпал сыром, а перед тем как галантно подать заказ клиенту, счищал со своей подметки прилипшие макаронины прямо в тарелку. Скоблил о край тарелки подметку своей громадной клоунской туфли. Зал уже не смеялся и даже не стонал. Зал тихо икал. Мы тогда были в цирке вместе с папой. Мне было уже лет четырнадцать, и рассказ про манную кашу был написан задолго до этого. Но цирк – штука вечная.
Цирковой (ну, или эстрадный) момент есть в рассказах «Мотогонки по отвесной стене», «Сверху вниз, наискосок», «Чики-брык», «Я больше не буду сатириком» и даже в рассказе «Пожар во флигеле, или Подвиг во льдах» он тоже есть – в виде клоунского диалога Мишки и Дениски. А «Главные реки Америки», где Дениска делает вид, что не понимает вопросов учительницы? Нарочно отвечает невпопад, и все хохочут. Похоже на разговор клоуна со шпрехшталмейстером.
Но при этом такую вроде бы самоигрально-смешную книгу не удалось толком экранизировать. Было много кино– и телеверсий, но все они какие-то неадекватные. Возможно, из-за того, что сценаристы и режиссеры слишком бережно относились к первоисточнику. Такой вот парадокс.
В школьные годы Дениска не приносил мне никаких особых забот. Все мои одноклассники знали про «Денискины рассказы». Многие их читали. Друзьям я дарил эти книжки с папиным автографом. Более того: мой папа два или три раза приходил в мою школу и читал рассказы в актовом зале. Но никто из ребят не говорил: «Это про тебя? А это правда было?»
Мучения начались потом. Когда мне стало лет тридцать и когда «Денискины рассказы» стали любимой книжкой тех, кто младше меня лет на двадцать и более.
Вот их мамы-папы-бабушки начали меня доставать.
Стандартная сцена: мама шепчет ребенку на ухо, пальцем показывая на меня. Ребенок кричит: «Ой, правда?» И подбегает ко мне: «Ой, а вы правда Денис?..» – «Правда, правда». – «Ой, значит, эти рассказы про вас?»
Не станешь же объяснять ребенку разницу между персонажем и прототипом. «Про меня, мой хороший, про меня!» – «Ой, а расскажите, как вы с Мишкой кашу варили». – «Я, деточка, кашу не варил. Это в рассказе Носова “Мишкина каша”, вот там кашу варили». – «Ой, как же так… Ой! Вспомнил! Вы не варили, вы ее выливали в окно! Да? Нет, скажите, да?»
Да, мой милый юный друг, да! «Знай мою добрость!» – как говорил Денискин друг Мишка Слонов. Не стану же я разочаровывать тебя рассказом про высокий подоконник в темноватой подвальной комнате… Да! Выливал! И дяденьку облил сверху донизу! Во как! Но потом меня поставили в угол и не взяли на прогулку! Так что ты смотри, кашу не выливай!
И вот так – примерно полтораста раз в году. Или даже чаще.
В советское время «Денискины рассказы» были дефицитом. Особенно в хорошем издании, в глянцевом переплете, с цветными картинками. Такая вот маленькая невинная взятка. Или скромная благодарность. И, разумеется, приятный подарок. О, сколько врачей, учителей, работников ЖЭКа, инженеров телефонного узла, гаишников, завмагов, секретарей начальников и самих начальников… не сосчитать, не перечислить! И почти каждый говорил: «Надпишите, пожалуйста, Дашеньке (или Пашеньке)! Мы выросли на ваших рассказах. То есть про вас. Напишите – от того самого Дениски, а?»
Или просто подходили с книжкой и с теми же самыми словами.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Как мальчика зовут? Ага, сейчас. Дайте авторучку. «Дорогому Сашеньке от Дениски». Число и подпись. Спасибо, спасибо, спасибо. Не за что, не за что, не за что.
И все вопросы, расспросы, интересы – про Дениску. Даже если человек брал у меня комментарий как у аналитика, он обязательно спрашивал про манную кашу. Off the record, так сказать. Были годы, когда мне казалось, что кудрявый мальчик в коротких штанах с помочами (который был как бы срисован с моих детских фотографий – то есть как бы «маленький я») совсем заслонил, растворил меня теперешнего. Отца семейства, профессионала, филолога, журналиста, да просто взрослого человека!
Одна девушка совершенно серьезно сказала мне:
– А я не люблю «Денискины рассказы».
Я был слегка шокирован. Одно дело – наши внутренние с Дениской дела, а тут вдруг третье лицо вмешивается. Тем более что я привык слышать по Денискиному поводу сплошные восторги.
– А почему? – спросил я.
– Потому что в этих рассказах ты какой-то смешной, – сказала она.
Я не знал, как мне поступить в ответ. Влюбиться в нее? Или обидеться за Дениску?
Я не сделал ни того ни другого. Зато я понял, что эту необыкновенную ношу, это милое, забавное и неудобное ярмо – его надо нести по возможности достойно. Глупо и пошло считать себя персонажем детской книжки, пусть даже очень хорошей, популярной, любимой. Но еще глупее и пошлее отказываться от этого странного подарка.
