Так писал Пастернак в январе 1947 года. А еще вспоминается, что Иосиф Бродский с начала 60-х годов и до конца жизни в каждый канун Рождества слагал стихи на эту неисчерпаемую тему, находя для нее все новые слова и повороты мысли.
Рождество в православном календаре относится к «двунадесятым» праздникам, то есть к двенадцати важнейшим датам. А первого января (по новому стилю — четырнадцатого) один из «великих праздников» — Обрезание Господне. Такой операции младенец Христос по иудейскому обычаю был подвергнут, когда достиг недельного возраста, на эту тему есть картина у Рембрандта. Кстати, до некоторых пор словари требовали называть сей ритуал с особым ударением — «обрЕзание», но теперь этот вариант постепенно становится устаревшим. Лучший, на мой взгляд, русский церковный писатель Феофан Затворник, мастер эмоционально-доходчивой метафоры, говорил об «обрезании сердца», призывая в этот день христиан отсекать от своих душ все недобрые и темные страсти.
Христианское Рождество и светский Новый год вполне гармонично соединились в нашей жизни и в нашем языке, на поздравительных открытках и на почтовых марках. Циферблат кремлевских часов и бокал шампанского рождают в человеческих душах трепет, подобный религиозному. Звон курантов — знак надежды на новое счастье, и в этом смысле верующие — все.
Хочется повторить это ощущение еще раз, и разнобой календарных стилей дал нам возможность вступать в новую жизнь еще и в ночь с 13 на 14 января, то есть на первое января по юлианскому календарю. Мне кажется, что это традиция сугубо московская: в Сибири, где я провел детство, такого обычая раньше не было; может быть, теперь появился. Специфическим московским колоритом отмечена комедия Михаила Рощина «Старый Новый год». Она шла во МХАТе, и, приветствуя Олега Ефремова в день его юбилея от имени Театра на Таганке, Владимир Высоцкий пел:
Во многом совпадают интересы:
Мы тоже пьем за старый Новый год…
Само это сочетание «старый новый» достойно изумления: эпитеты с противоположным значением мирно встали рядом. Что до Высоцкого, то он, как известно, закончил Школу-студию при МХАТе, где усвоил навыки традиционной сценической речи, а работал потом в самом авангардном по тем временам театре Юрия Любимова. И в языке Высоцкого трогательно сочетались старина и новизна. К примеру, слово «поэт» позволительно произносить «паэт», но Высоцкий держался за мхатовскую орфоэпическую норму. Он говорил и пел только «поэт», подчеркивая тем самым страстную веру в чудо стиха. А в своей легендарной песне «О фатальных датах и цифрах», размышляя о судьбах Пушкина, Лермонтова, Маяковского, он произносит на старинный манер: «Маяковскый» — и эта фонетическая краска помогает органично включить советского поэта в классически-трагический ряд.
Такой баланс старого и нового, традиционного и ультрасовременного — это идеал живого поэтического языка. Да и обыденная наша речь становится живее и выразительнее, когда в ней мелькнет, как драгоценный камешек, редкий славянизм или евангельское изречение. «Влечет меня старинный слог» — признавалась еще в шестидесятые годы Белла Ахмадулина, будучи поэтессой новаторского почерка. Успех ее стихов крепко поддержан элегантным речевым поведением на сцене, на телеэкране. И такая роскошная манера в принципе доступна не только поэтам, но и всем желающим высоко держать голову, блюсти достоинство личности.
У меня зазвонил телефон
А почему, собственно, слон сразу не представился? Тогда не пришлось бы интеллигентному Корнею Ивановичу строго спрашивать «Кто говорит?».
Есть русский устный, русский письменный, а есть еще и русский телефонный. Хочется обсудить с читателями некоторые проблемы этого специфического языка.
Разговор с невидимым собеседником… Поэтам Серебряного века в этом виделось даже нечто романтическое. Вспомним строки Гумилева:
Неожиданный и смелый
Женский голос в телефоне…
Сколько сладостных гармоний
В этом голосе без тела!
Сегодня к телефонной связи отношение более прагматичное. Для любителей «сладостных гармоний» существуют соответствующий сервис, с разными голосами и тарифами. Мы же будем говорить о том, как строится телефонный диалог деловой и дружеский. Когда-то в передаче «Радионяня» знаменитый артист Николай Литвинов учил правилам хорошего тона двух эстрадников — Лившица и Левенбука, которые по сценарию изображали неотесанных недорослей. Один, звоня другому, с ходу выпаливал: «Алика!» Литвинов терпеливо объяснял, что начинать надо иначе: «Здравствуйте! Позовите, пожалуйста, Алика».
Литвиновский вариант, естественно, лучше. Но, на мой взгляд, сегодняшним требованиям он удовлетворяет не полностью. Предположим, что вы звоните некоему значительному лицу, и говорите взявшей трубку секретарше: «Здравствуйте! Будьте добры, Ивана Ивановича». Вас с полным основанием могут спросить: «Простите, а как вас представить?» И в этом намек на вашу неучтивость. Серьезный человек не может быть анонимом, а секретарша за то свою зарплату и получает, чтобы ограждать шефа от пустых звонков.
Надо, надо представляться! При любом вступлении в официальный контакт. Даже милиционер, который спрашивает в метро у черноволосого пассажира паспорт, перед тем обязан назвать свою фамилию и должность. Если он этого не сделал, он — нарушитель закона, о чем вы можете сигнализировать в МВД.
Теперь разберемся со звонком по домашнему телефону. «Здравствуйте, можно Петра Петровича?» — «Его нет дома». — «А когда будет?» — «Минут через десять». — «Спасибо». Вроде бы нормальный диалог. Но вот вам возможное продолжение сюжета: «„Значит, через десять минут. Недолго ждать осталось“ — подумал киллер, поджидавший Петра Петровича у подъезда».
Извините за черный юмор, но наша реальность дает основания для повышенной осторожности. Звоня кому-то домой, вы вторгаетесь в частную жизнь человека. Раньше меня немного удивляло, что иностранцы, начиная разговор, первым делом называют свое имя, пусть совсем мне неизвестное. Теперь думаю, что такой этикет был бы хорош и для России.
Вот, допустим, мне нужно переговорить с бывшим однокурсником. Не беседовали мы с ним целый год, а может быть, и два. Женский голос отвечает: «Алло!» Помня, как зовут жену приятеля, я спрашиваю: «Таня?» «Нет, это не Таня», — отвечают мне сухо. — «Значит, Катенька?» (вспомнив имя дочери). — «Нет», — отвечают мне еще более сухо. Ужас! Оказывается, за это время мой старый приятель развелся, женился на Маше или Даше, а подросшая Катенька взяла в конфликте мамину сторону и с отцом уже год как не хочет встречаться. Каким я слоном в посудной лавке оказался!
Но успокойтесь! Все было не так. Услышав «Алло!», я первым делом назвал свое имя. Таня, никуда от мужа не уходившая, меня узнала, и, прежде чем позвать супруга, успела и доложить об успехах Катеньки, и справиться о моих семейных делах. Все хорошо!
Выношу на читательский суд простое предложение. Норма телефонного этикета — звонящий начинает разговор с того, что называет свое имя: «Здравствуйте, говорит такой-то».
Знаю, что некоторые не могут так начать разговор по причине застенчивости: мол, мое имя ничего вам не говорит. Говорит. В жизнь адресата вошел, пусть ненадолго, новый человек. Это маленькое событие. А может быть, с нашего разговора начнется и событие большое.
Считаю, что неправы те работники СМИ, которые, звоня по телефону, представляются не именем своим, а только местом работы: «Канал „Культура“ беспокоит…» Да подлинная культура как раз и начинается с уважения к собственной личности и к собственному имени! А то прямо как крепостные крестьяне: мы — люди господ таких-то. Недавно мне в одиннадцатом часу вечера позвонила дама, представясь именем газеты, чтобы спросить мнение об одном телефильме. Каюсь, отреагировал раздраженно и оценивать фильм отказался. Нехорошо получилось. Но, наверное, было бы иначе, если звонившая для начала произнесла свое имя (и, замечу, в скобках, озадачила бы меня не так поздно: по всем мировым стандартам незнакомым людям после девяти вечера звонить не принято).
