ЦИК СССР не был постоянно действующим органом, а созывался на сессии три раза в год, а в период между сессиями работал Президиум ЦИК СССР, избираемый на совместном заседании Союзного Совета и Совета Национальностей в количестве 21 человека. Высшим исполнительным органом стал Совет Народных Комиссаров СССР.
В ведении союзных республик находились внутренние дела, земледелие, просвещение, юстиция, социальное обеспечение и здравоохранение. Особое положение имели органы госбезопасности: если ранее ГПУ было подразделением НКВД, то с созданием СССР оно приобрело статус объединённого наркомата — ОГПУ СССР, имевшего подчинённые ему наркоматы в республиках.
16 октября 1924-го ВЦИК утвердил Исправительно-трудовой кодекс РСФСР (ИТК), который регулировал организацию и режим содержания осуждённых. Вместо тюрем признавалось нужным усовершенствовать и максимально развивать сеть трудовых сельскохозяйственных, ремесленных и фабричных колоний и переходных исправительно-трудовых домов.
Нужно учитывать, что все эти решения принимались на фоне разгоравшейся борьбы внутри самой партии. Принятие Х съездом резолюции «О единстве партии» не означало, что сами руководители РКП(б)[10] неукоснительно следовали ей. Дело в том, что В. И. Ленин по состоянию здоровья в 1922 году отошёл от дел; на пост Генерального секретаря ЦК партии был избран И. В. Сталин, а заместителем Ленина на посту председателя правительства стал А. И. Рыков. Но в отсутствие Ленина его соратники начали борьбу за место лидера партии. Главными претендентами были: Л. Д. Троцкий, И. В. Сталин, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев. Но, как и раньше, это не было просто выбором лидера, а выбором пути дальнейшего развития. Трое из них, а именно Сталин, Каменев и Зиновьев, создав своеобразный триумвират, обрушили критику на Троцкого, который был ортодоксальным приверженцем теории и слабо понимал задачи текущего момента. Его всегда заносило в крайности.
Троцкий, уйдя в отставку с занимаемых им постов в армии в 1925 году, оказался в изоляции и не влиял уже на политику партии.
Но и среди членов «триумвирата» по многим вопросам общности взглядов тоже не наблюдалось. При В. И. Ленине, всеми признанном авторитете, это можно было преодолевать. Теперь же противостояние лидеров становилось катастрофичным.
После того, как «отодвинули» Троцкого, Г. Е. Зиновьев навязал партии обсуждение вопроса о возможности построения социализма в одной стране. На ХIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 года состоялась дискуссия, в которой победила линия Сталина и примкнувших к нему Н. И. Бухарина, В. М. Молотова, К. Е. Ворошилова, М. И. Калинина и других, считавших такое построение социализма возможным. Зиновьев был отстранён от занимаемых постов; на его место в Ленинград, как руководитель питерских коммунистов, уехал С. М. Киров, а во главе Исполкома Коминтерна был поставлен Н. И. Бухарин.
Л. Б. Каменев, вслед за Зиновьевым, тоже повёл наступление на бывшего товарища по «триумвирату». На XIV съезде партии он, в частности, сказал о Сталине: «Наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб». И скажем прямо, он был абсолютно прав; но он также абсолютно не мог понять, что Сталину и не надо было объединять «старый большевистский штаб». Он уже перерос догматический социализм, и занимался государственным строительством.
В 1926 году была предпринята попытка объединения всех оппозиционеров, недовольных курсом И. В. Сталина. Однако в это объединение вошли слишком разные люди, у которых было множество принципиальных разногласий друг с другом.
В 1927 году «группа большевиков-ленинцев» (Н. И. Муралов, Х. Г. Раковский, Л. Б. Каменев, Л. Б. Троцкий) подписали обращение, в котором обвиняли Сталина в подавлении внутрипартийной демократии, — «вопреки всему прошлому большевистской партии, вопреки прямым решениям ряда партийных съездов». Очевидно, что они совершенно не могли оценивать эволюционность социального развития, — а ведь сами в своём прошлом шли «вопреки всему прошлому»: свергали царизм, затем Временное правительство, голосовали за запрет деятельности всех партий, кроме коммунистической…
Оппозиционеры пытались создать нелегальные партийные структуры, но единства между ними не было, и Сталин смог, опираясь на партийный аппарат и рядовых коммунистов, исключить из партии наиболее видных деятелей оппозиции. Причём Сталин ссылался на резолюцию Х съезда «О единстве партии», запрещавшую фракционность и требующую от меньшинства подчинения решениям большинства.
В таких сложных условиях особое значение приобрели органы ОГПУ, которые от слежки за оппозиционерами стали переходить к активным действиям. В этой борьбе без перехлёстов не обошлось.
XV съезд партии в 1926 году сделал вывод, что «левые» оппозиционеры — это ревизионисты, отказавшиеся от марксизма-ленинизма, поскольку они отрицают возможность победоносного строительства социализма в СССР. Здесь тонкость в том, что марксизм как раз не предполагал возможности победоносного строительства социализма в одной стране. Не случайно и Ленин говорил, что НЭП — лишь средство продержаться до мировой социалистической революции. С точки зрения теории, это не оппозиционеры, застрявшие на марксовой догме, а сам Сталин был ревизионистом марксизма и фальсификатором ленинизма! Но с точки зрения марксистской практики Сталин был прав, а потому он и победил, и дальше коммунистическая партия под его руководством продолжила строить социализм в СССР!
Он в ходе полемики с Троцким говорил: «Надо откинуть устаревшее представление, что Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего» — и вместе с устаревшим представлением «откинул» самого Троцкого: в 1928 году бывшего всесильного вождя выслали из Москвы, а в январе 1929 из СССР. А из Конституции вскоре исчезла объявленная ранее цель: победа социализма во всех странах.
В период НЭПа страна поднялась на горку, с которой было несколько путей. Выбор движения в одном направлении — осуществлении социалистической модернизации, вёл к устойчивому состоянию. Движение в другом направлении — раздувании мировой революции, означало прекращение всякого развития России. Третье направление — медленное развитие вело, если называть вещи своими именами, к смерть страны. Поэтому неудивительно, что после разгрома «левой» оппозиции пришёл черёд «правой» оппозиции. Спор шёл о судьбе НЭПа. Бухарин и прочие оценивали его результаты высоко; они видели возможность мягкой постепенной индустриализации. А Сталин полагал нужным переходить к чрезвычайным мерам в хозяйственном развитии.
Но кто же такой был в это время Сталин, и кто такие были оппозиционеры, с точки зрения нашей теории «Русских горок»? Сталин был «хозяином», а те, кто спорил с ним — элитой, мешавшей переходу к мобилизационной экономике и рывку. И судьба их сложилась сходно с судьбой тех представителей элиты, которые мешали в своё время Ивану Грозному и Петру I.
По свидетельству писателя К. М. Симонова, население с пониманием относилось к происходящему:
«Хотя в разговорах, которые я слышал, проскальзывали и ноты симпатии к Рыкову, к Бухарину, в особенности к последнему, как к людям, которые хотели, чтобы в стране полегче жилось, чтоб было побольше всего, как к радетелям за сытость человека, но это были только ноты, только какие-то отзвуки чужих мнений. Правота Сталина, который стоял за быструю индустриализацию страны и добивался её, во имя этого спорил с другими и доказывал их неправоту — его правота была для меня вне сомнений».
Компромиссный вариант был отвергнут. Россия вступила на путь к устойчивому состоянию — созданию государственной экономики.
«Мы должны принимать наследие нашей истории. Все почему-то заклинились на Сталине, забывая о том, что была могучая героическая история. Да, она была трагической. Но вместе с тем и героической… Трагедии — совершенно неотвратимый феномен человеческого бытия, никуда от этого не денешься… Я глубоко убеждён в том, что мы никуда не двинемся по-настоящему, если не перестанем обрезать корни, связывающие нас с той эпохой…»
Вадим Кожинов[11]
История в целом длинна и сложна. Однако если взять небольшой её отрезок, он окажется не менее сложным! Это всеобщее правило. Чем ближе подходишь к какому-либо предмету, тем больше различаешь деталей; при дальнейшем приближении многообразие нарастает…
Казалось бы, не очень длительный период сталинских реформ донельзя насыщен событиями: большими и маленькими, важными и не очень. Стуит ли нам даже браться за эту колоссальную тему, заранее зная, что мы можем уделить ей не так много места? Наверное, стуит. Ведь мы в нашей книге излагаем концепцию «Русских горок», модель истории. Нам придётся учитывать соразмерность, а именно, занимаясь деталями, помнить, в связи с какой общей задачей мы ими занимаемся. С другой стороны, выдвигая общие положения, не следует забывать, на базе каких конкретных фактах они выдвигаются, — но факты эти, скажем прямо, широко известны. К тому же, чтобы делать надёжные выводы, нам нужны не одиночные события, а некоторые статистически достоверные результаты реализации событий.
