процесс был основан на процедуре заявок на конкурсные гранты (довольно странной и с исторической точки зрения, и по сравнению с другими нефтегосударствами), причем руководящие принципы и процессы оценивания были явно адаптированы к местным условиям западными фондами, стремившимися создать гражданское общество в постсоциалистическом мире. Я полагаю, что в обоих случаях нам следует рассматривать государственно-корпоративное поле, возникшее в Пермском крае – причем в условиях взаимодействия с федеральным аппаратом управления в лице представителя президента Кириенко, – как связанное с недавними транформациями государства и корпораций в глобальном масштабе, причем способами, которые ранее не предсказывались ни научными исследованиями в области развития нефтегосударств XX века, ни, если уж на то пошло, Бурдье.
Объективное, беспристрастное государство: проектное движение против местных сообществ
В Перми, где социальные и культурные проекты развивались и прежде – с середины и до конца 1990-х годов, – критическая масса соответствующих специалистов быстро собралась вокруг Комиссии социальных и культурных проектов Марголиной, а также компаний и государственных учреждений, предоставлявших финансирование и выступавших заказчиками проектов [227]. Одной из основных задач команды Трутнева было распространение этого проектного движения на остальную часть региона – особенно на его небольшие города и районы [Шабанова 2002: 11]. На самом деле часть грантов, присужденных на конкурсах в Приволжском федеральном округе, была выделена пермским организациям, занимающимся не конкретными культурными, экологическими, историческими или медицинскими проектами, а развитием движения грантовых проектов в целом: разработкой и распространением процедур, словарей-справочников, а также моделей экспертизы и координации, которые позволили бы превратить социальные и культурные проекты в технологию управления и распространить ее по всему Приволжскому федеральному округу.
Этот подкласс «мета»-грантов полезен для изучения другого аспекта государственного строительства: проектное движение было призвано создавать «эффект воображаемого государства» – чувство единства и согласованности, которое важно для поддержания веры людей в то, что «государство» существует как организм, отдельный от общества или составляющих его групп. Коалиции, составлявшей команду Трутнева, было ясно, что социальные и культурные проекты породило особенное сочетание связей и интересов, которые в один прекрасный момент объединились. (Как сказала мне Марголина, вспоминая это время почти десять лет спустя, проектное движение было творением группы авторов, и «у каждого из этой группы [была] своя миссия».) И все же их задачей было представить эту коалицию – состоявшую из фонда «Евразия», дочерних компаний «ЛУКОЙЛа» и других структур – объективной, единой, обладающей властью справедливо и законно развивать социальные и культурные организации, подчиненные ей в Пермском крае. Ключевой здесь стала еще одна смысловая конструкция, заимствованная у западных организаций гражданского общества: грантовые конкурсы были способом объективного, безличного и беспристрастного распределения ресурсов по заслугам, а не на основании личных или патронажных связей. Например, поддерживая эти новые механизмы финансирования, полпред президента Кириенко объяснил, что они – «механизм государственного заказа, в котором деньги делятся не под столом и не по принципу “дам тому, кто мне нравится”. <…> Здесь мы привлекаем не только деньги, но делим ответственность за реализацию этого заказа» [228].
Многие брошюры, тренинги, семинары и другие средства, с помощью которых команда Трутнева стремилась распространить проектное движение, следовали этой линии рассуждений, настаивая на том, что новая система является объективной, прозрачной и не связанной ни с какой политической структурой. Например, с большой помпой были обнародованы результаты работы и голосования отборочной комиссии. Руководство, выпущенное в 2002 году, включало в себя не только юридическую документацию, лежавшую в основе организации конкурса, и примеры всех форм, которые должны были заполнять заявители, но также и протоколы заседаний комиссии, на которых обсуждались проекты [Шабанова 2002: 93-103]. Хотя протоколы опубликованы лишь в краткой форме, порядок, в котором комиссия заслушивала доклады экспертов, добавляя к ним свои собственные знания и оценки, и затем голосовала по результатам, был представлен для всеобщего рассмотрения и обсуждения – вместе с итогами голосования в каждой категории. По мнению организаторов, любой прочитавший должен был увидеть, что проекты обсуждались и осмыслялись с учетом реалистичности их задач, их релевантности целям региона и ряда других факторов с целью обеспечения максимальной открытости, что резко контрастировало с по большей части невидимыми трансферами, преобладавшими в ряде других знакомых ему систем – от простой благотворительности до некоторых видов неформальных сообществ и патронажных связей, которые были распространены как в советской неформальной экономике, так и в оторванных от центра сюзеренитетах 1990-х годов.
Среди тех задач, которые взяла на себя команда Трутнева, эта попытка отделить проектное движение от политики патронажа была одной из самых трудных. В 2001 году Приволжский федеральный округ выделил значительный грант (в существенной степени профинансированный Британским фондом благотворительной помощи) Центру развития попечительства в Перми для проекта под названием «Объединенные ресурсы». Согласно заключительному отчету организаторов, целью проекта было «способствовать появлению в малых муниципалитетах инициативных людей, готовых осваивать новые социальные технологии для получения внебюджетных ресурсов» [229]. Таким образом, этот грант был направлен не на какую-то конкретную социальную или культурную проблему, а на налаживание путей метакоординации между ними. В отчете говорилось, что результат проекта «будет полезен для всех ветвей власти как на региональном, так и на муниципальном уровне» [230]. Проект был сосредоточен на трех административных единицах: Осинском районе в Пермском крае, небольшом городе Воткинске в Удмуртской Республике и Котельническом районе в Кировской области. Совместные конференции, организованные под эгидой гранта, включали сессии, посвященные управлению, мониторингу и методологии социальных и культурных проектов, особенно на муниципальном уровне – в городах и районах, на которых они сосредоточили свое внимание [231].
Однако этот проект прошел не без трудностей. Руководящая группа из Перми столкнулась с одной и той же проблемой в двух из трех выбранных локаций: с местными политическими группировками и сетями патронажных связей, по-своему координировавшими бизнес, работу государственных служащих и социальную сферу, не всегда готовыми согласиться с включением своей работы в более крупную региональную предположительно объективную структуру, управляемую экспертами. Представители Центра развития попечительства сообщили, что в городе Воткинске в Удмуртии невозможно начать проектную работу за несколько месяцев до местных выборов. В эти месяцы местные фракции и политики боролись за голоса избирателей, апеллируя к ряду вопросов социальной и культурной сферы и раздавая обещания и финансирование всевозможным общественным организациям в надежде получить поддержку и голоса – такая политическая стратегия известна в постсоветском мире как использование «административного ресурса» [Allina-Pisano 2010]. Локальные сообщества были в высшей степени мобилизованы, и границы между ними были прочерчены весьма четко. Как сообщали новые специалисты по социальным и культурным проектам, в такой среде любой созданный ими союз или
