контактировать со своими уполномоченными лицами в колониях. Но ни в XVIII, ни в XIX веке скорость коммуникации не предопределяла степень контроля центра над колониями.
В конечном счёте американские колонисты завоевали автономию потому, что они имели больше рычагов влияния в парламенте, чем губернаторы, поскольку у переселенцев было больше связей с инвесторами, деловыми партнёрами и родственниками в парламентских округах по всей Британии. Губернаторы, как отмечалось выше, потеряли могущественных союзников, когда купцы привилегированных компаний в итоге оказались на проигравшей стороне гражданской войны. В итоге купцы-посредники остались единственными лоббистами в американской политике. Поскольку численность переселенцев увеличивалась, а одновременно росли количество и ценность их коммерческих связей с Британией, у колонистов появлялось больше способов влияния на парламентскую политику. Кроме того, колонисты добились автономии, поскольку они находились на передовой войны между Францией и Британией, которая к середине XVIII века приобретёт глобальный характер. В ходе Семилетней войны британскому правительству требовалась поддержка переселенцев, и для её получения им пришлось предложить более значительную автономию. В результате монархия согласилась с требованиями переселенцев отказаться от планов централизовать свой контроль над американскими колониями путём увеличения полномочий губернаторов. [382]
Несмотря на взаимовыгодные политические и торговые отношения между Британией и американскими колониями, в течение XVIII века моменты напряжённости нарастали и углублялись, в особенности после того, как вслед за британской победой в Семилетней войне в 1763 году над Францией и Испанией эти державы-соперницы были устранены с территорий, расположенных к западу от тринадцати колоний. «Военная угроза колониям практически ушла в прошлое… Колонисты теперь едва ли нуждались в британском покровительстве или правлении». [383] В ситуации, когда внешнее нападение перестало быть вероятным (хотя нельзя было исключать набегов индейцев или восстаний рабов), британские правительства сосредоточились на минимизации издержек защиты североамериканских и карибских колоний и принятии мер, направленных на достижение этой цели.
После 1763 года Британия в Северной Америке пыталась сдерживать переселение в западном направлении, рассматривая это в качестве способа ограничить издержки защиты отдалённых окраинных поселений, а также сократить привлекательность Америки для потенциальных британских эмигрантов, установив количественные лимиты для новых земель, открытых для поселения. Британские политики, как и их французские коллеги, действовали исходя из меркантилистской доктрины, согласно которой большое население страны является источником экономической мощи. Британцы противодействовали этим меркантилистским усилиям, инвестируя в Америку и получая выгоды от роста численности переселенцев, с которыми они могли торговать. Кроме того, богатые колонисты рассматривали новые поселения в качестве собственных благоприятных возможностей участвовать в спекуляциях землёй и торговле (например, Джордж Вашингтон до того, как стать командиром революционной армии, был землемером/земельным спекулянтом), тогда как более бедные колонисты рассматривали западные территории как место, где существовал потенциал для восходящей мобильности. Таким образом, даже несмотря на то, что усилия по сдерживанию переселения на запад были главным образом неэффективны, они вызывали раздражение колонистов. [384] Самым же фатальным обстоятельством стало то, что Британия стремилась компенсировать издержки Семилетней войны в Америке, облагая колонистов налогами, что провоцировало бойкот британских товаров [385] и вооружённое сопротивление, кульминацией чего стала успешная революция.
В других местах Американского континента переселенцы в XVIII веке находились в более слабом положении, чем жители тринадцати колоний. Канада была редконаселённой территорией и по-прежнему больше зависела от английских войск в усмирении коренных народов, нежели колонии, располагавшиеся южнее. В Карибском бассейне белые сохраняли зависимость от Британии в защите от опасности восстаний рабов, а Британия в попытке избежать издержек использования войск для подавления рабов стремилась сужать возможности белых переселенцев спровоцировать расовое восстание, ограничивая местное самоуправление белых. [386] Для последних остаться на постоянное жительство в Карибском бассейне было гораздо менее вероятным шагом, нежели аналогичное решение для переселенцев в Северной Америке, [387] и поэтому на Карибах между белыми не возникали тесные связи, а также у них не появлялась самоидентификация в качестве американцев с самостоятельными интересами, ставшая двигателем Американской революции.
И независимость американских колоний, и Наполеоновские войны способствовали концентрации богатства и контроля над международной торговлей в руках богатейших купцов. Более мелкие купцы были в меньшей степени способны репатриировать вложения, сделанные ими в американские колонии и континентальную Европу, чем банкиры и торговцы с более значительными и более диверсифицированными инвестициями. Поэтому, когда федеральное правительство, правительства отдельных штатов и местные поборники справедливости в получивших независимость Соединённых Штатах экспроприировали британскую собственность в территориях под их контролем, [388] множество купцов обанкротилось. Аналогичным образом купцы, чей капитал оказался в ловушке в континентальной Европе, пострадали, когда их активы конфисковал Наполеон. [389] Тем не менее Соединённые Штаты сохраняли зависимость от британского капитала и торговых маршрутов, контролируемых британскими купцами, на протяжении большей части XIX века, [390] что обеспечивало устойчивые благоприятные возможности для более крупных коммерсантов с более значительными объёмами капитала.
Несмотря на получение независимости США и зачатки автономии в других переселенческих колониях, британские купцы оставались в состоянии гарантировать такие решения и инвестиции своего правительства, которые позволяли им получать прибыль от торговли с остававшимися переселенческими колониями, а заодно и от торговли с Соединёнными Штатами и всё большим количеством других неевропейских территорий, являвшихся частью британских коммерческих сетей. Далее мы проследим, к каким последствиям привели эти прибыли и как влияли на британскую политику купцы, которые их извлекали. Но прежде необходимо рассмотреть динамику зависимых колоний и то, каким образом люди, которые контролировали эту часть империи, взаимодействовали с политической экономией метрополии.
Индия и зависимая империя в 1600–1858 годах
До 1858 года британские владения и концессии в Индии принадлежали не королевскому правительству, а привилегированной Ост-Индской компании. На протяжении двух с половиной столетий начиная с первых экспедиций британской ОИК и основания торговых форпостов в Индии в начале XVII века до того момента, как правительство национализировало все её полномочия и владения в 1858 году, компания и государство совершали взаимные манёвры, чтобы увеличить свою относительную долю богатства, извлекаемого из Индийского субконтинента. В конечном итоге преимущество оказалось на стороне правительства, поскольку легальное основание на присутствие ОИК в Индии предоставлялось королевской хартией, которую периодически должен был возобновлять парламент. Это возобновление королевское правительство использовало как повод для извлечения из ОИК различных платежей или займов, а в обмен на дополнительные платежи правительство расширяло масштаб привилегий компании. Таким образом, каждое увеличение привилегий ОИК покупалось платежами и кредитами.
В XVII веке такой же механизм продажи привилегированных прав за
