У меня всегда так бывает: между двумя книгами минимум год отдыха должен пройти. Сначала я бесился, думал, я такой неорганизованный, затем понял: так надо. Я должен отойти от предыдущей вещи. Мудрая жизнь сама давала мне передышку. А потом сам начинаю чувствовать себя, как беременная женщина. И вино не такое, и еда не такая. Мелка хочется пожевать… Значит, надо садиться за рукопись. Внутри созрело.
– Успехов в этом новом рождении.
Беседовал Владимир БОНДАРЕНКО«День литературы», № 18, 2000 г.Вся наша жизнь – нечеловеческая комедия
– Давай не будем скрывать, что мы с тобой давно знакомы. Юра, в последнее время, как ни откроешь какую-нибудь газету, в том числе и наш «Труд», так сразу: «Поляков пишет сценарий…», «Поляков закончил пьесу…», «Поляков презентовал зрителям экранизацию своей повести…». Не значит ли это, что прозаик Юрий Поляков сменил жанровую ориентацию?
– Нет, конечно… Просто театр и кинематограф снова заинтересовались творчеством прозаика Полякова. Такой период у меня уже был с 86-го по 91-й. Тогда поставили множество спектаклей по моим повестям. Лучшие из них, на мой взгляд, «Кресло» в «Табакерке» и «Работа над ошибками» в Ленинградском ТЮЗе. Тогда же вышли на экраны фильмы «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Работа над ошибками». Были в запуске экранизации повестей «Апофегей» и «Парижская любовь Кости Гуманкова». Работа над ними началась в 91-м, а потом «наехал» 92-й с его шоковыми реформами, обогащением немногих и оскудением большинства. Какое уж там кино!
Когда сегодня лоснящийся от самодовольства Гайдар утверждает, что иначе было нельзя, мне вспоминается случай из моей жизни. Лет семнадцать назад я серьезно поранил руку и помчался в травмопункт, а там дежурили молодые и, по-моему, нетрезвые медики-старшекурсники. Руку они мне зашили, но с тех пор пальцы стали непослушными. Специалист потом объяснил: «Вам нужен был опытный нейрохирург – и тогда бы никаких последствий, а вы попали к недоучкам…» Примерно то же самое произошло, по-моему, с нашей страной, отданной на эксперимент самоуверенным приготовишкам. Да что теперь говорить…
– Твоя оппозиционность в ельцинский период общеизвестна. Но тем не менее ты много писал и публиковался. «Демгородок», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…». Эти вещи («Побег» печатался в «толстушке» «Труда») популярны, разошлись большими тиражами. Так на что жаловаться?
– А я и не жалуюсь. Я знал, на что шел, когда изобразил Ельцина в виде самодура Бусыгина в «Апофегее» или когда после расстрела Белого дома опубликовал в «Комсомолке» статью «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!». Я знал, что сатирический «Демгородок» очень не понравится властям предержащим. Писатель должен нравиться читателям. Это главное. Остальное – премии, звания, должности, награды – сопутствующие товары. Есть – хорошо. Нет – и хрен с ними. Знаешь, когда я получил последнюю литературную премию?
– Признаться, запамятовал…
– В 1986 году. Это была премия Ленинского комсомола за повесть «ЧП районного масштаба». Я давно уже привык к тому, что в некоторых премиальных жюри, периодических изданиях и на иных телеканалах я персона нон грата. Например, Андрей Максимов как-то честно признался, что хотел пригласить меня в «Ночной полет», но начальство не позволило. Совсем недавно бурно зазывали в ток-шоу «Страсти по Соловьеву», а потом как-то неуклюже отыграли назад. С руководством посоветовались…
– Хочешь сказать, на телевидении есть «черные списки»?
– Есть. Не везде, но есть. Главный грех нашего ТВ в том, что оно зачастую сознательно искажает картину реальных умонастроений общества, делая это с помощью тщательного отбора «говорящих голов». Голов, начиненных либеральной «общечеловечиной», в эфире значительно больше, чем голов, озабоченных судьбой державы. А ведь власть нередко в своих решениях исходит именно из телевизионного анализа ситуации в стране. Снова прибегну к медицинской аналогии: вообрази себе врача, ставящего диагноз по сознательно искаженной кардиограмме…
Впрочем, со многими каналами я активно сотрудничаю. На ТВЦ, например, даже вел передачи «Подумаем вместе!», «Дата»… Между прочим, бываю на НТВ, хотя мой взгляд на происходящее отличается от идеологии этой телекомпании. Как публицист я вел колонки и в «Собеседнике», и в «МК», а ведь эти издания далеки от близких мне идей разумного консерватизма и просвещенного патриотизма. Многое зависит от личности главного редактора – широты его взглядов, терпимости к иному мнению…
– В «Труд» приходит много писем с вопросами, где «Сто строк от Полякова»? Почему эта колонка исчезла из нашей «толстушки»? Что за этим – какие-то разногласия?
– Писательство без разногласий с редакторами – это как любовь без ссор. Не бывает. Но я хочу воспользоваться случаем и извиниться перед читателями «Труда». Я оказался вовлечен в такое количество, как теперь модно говорить, проектов, что моего умственного ресурса просто не хватило на ведение колонки. Ведь я относился к моим «100 строкам» (надеюсь, читатели это заметили) не как к потоку сознания, выплеснутому на газетную полосу, а как к серьезному публицистическому выступлению. Между прочим, мои колонки, объединенные под названием «Невольный дневник», я включил в четырехтомное собрание сочинений, которое сейчас готовится в издательстве «Молодая гвардия». Не уверен, что многие литераторы осмелятся перепечатать свою публицистику трех-пятилетней давности. Я – не боюсь, потому что в статьях почти никогда не ориентируюсь на политическую конъюнктуру, а только на здравый смысл. И, конечно, как только «разберусь» с вышеупомянутыми многочисленными «проектами», непременно возобновлю колонку в «Труде»…
– Интриговать читателя ты умеешь. Что же это за «проекты» такие?
– Ну ты же сам с них начал наш разговор! Я возглавил сценарную группу первой отечественной 100-серийной телемелодрамы «Салон красоты», которую снимает «НТВ-телефильм».
– Сто серий – это не сто строк. Но, согласись, как-то не вяжется: серьезный прозаик Поляков, произведения которого изучают в школе, и вдруг «мыло»…
– Очень даже вяжется. Но эту закономерность я осознал позже. А попал я в «мыло» достаточно случайно. Автор идеи «Салона красоты» Владилен Арсеньев (я знаю его много лет) прочитал в «Труде» роман «Замыслил я побег…» и решил, что именно автора семейной саги им и не хватает в творческой группе. Собственно, «Салон красоты» – тоже семейная история. Да и вообще самое интересное в литературе – это история любви, переходящая в историю семьи, которая, в свою очередь, переходит в историю народа. Дело не в жанре. Средствами мелодрамы, «мыла» можно исследовать те же «проклятые» проблемы бытия, что и средствами высокой прозы. Только мелодрама гораздо демократичнее. Тут все дело в качестве. Меня, например, всегда возмущало, что нашего зрителя, воспитанного на Пушкине, Гоголе, Толстом, Чехове, Бунине, Шолохове, столько лет потчевали дешевым «хозяйственным мылом», рассчитанным на неграмотную латиноамериканскую публику. И я рад, что принимаю участие в работе, призванной поломать эту недобрую традицию. Мне кажется, судьба нашей героини Насти Каменковой (ее играет Ольга Кабо) будет ближе российскому телезрителю, нежели муки юной мулатки, не знающей, кому отдать свою осточертевшую невинность – молодому Педро или престарелому Сальватору…
– И когда премьера?
– Совсем скоро. Вообще, надо сказать, я вошел в полосу премьер. Совсем недавно в Доме литераторов прошла премьера фильма «Игра на вылет». Его по моей повести «Небо падших» снял режиссер Константин Одегов. Успех превзошел все ожидания. Зал был набит битком. Стояли в проходах…
– В том числе и я…
– Прости, если можешь! А в начале января на канале РТР состоится премьера восьмисерийного комедийного фильма «Заложники Деда Мороза» (из цикла «С новым счастьем!»). Картину по моему сценарию на студии «Два “В”» снял Леонид Эйдлин. Там играют замечательные актеры – Ирина Муравьева, Елена Коренева, Виктор Павлов, Светлана Немоляева, Александр Лазарев-старший, Александр Лазарев-младший, Ксения Кутепова, Александр Михайлов, Виталий Соломин… Но и это еще не все: буквально сейчас, когда мы с тобой беседуем, в Сочи студия «Три кита» снимает двухсерийный фильм по моей комедии «Левая грудь Афродиты». Режиссер – Александр Павловский.
– Приходится констатировать, что вместо прозаика и публициста Юрия Полякова мы теперь имеем активно работающего комедиографа. Может, тебе псевдоним взять?
– Зачем? Есть, конечно, счастливые писатели, которые, утром закончив один роман, к обеду начинают другой. Я же очень долго восстанавливаюсь, «заряжаюсь» от жизни. Между прозаическими вещами проходит год, а то и два. Лучше, наверное, это время потратить на драматургию, чем на пьянку и многоженство. Кстати, почти все русские прозаики писали пьесы. Это естественное желание литератора – расширить сферу художественного воздействия на публику. Был бы жив Булгаков, наверняка писал бы сценарии. Мне по мироощущению ближе именно комедия. Вся наша жизнь с ее переплетением смешного и страшного – это нечеловеческая комедия.
