Чем обернулось пренебрежение подсказкой Солженицына мы видим — общественный переворот в СССР просто немыслим без социальной кибернетики. Впрочем, не отрицая прямо, наши ведущие специалисты в этой области не торопятся признать это за факт. С момента окончания перестройки минуло уже больше десятка лет, а нет ни одного труда на такую интересную тему. Самое удивительное, что сама ситуация с перестройкой наилучшим образом может быть объяснена именно с точки зрения социальной кибернетики. Может быть, здесь нет социальной кибернетики! Очень сомневаюсь. Т.е., всячески возвеличивая отброшенные за ненадобностью слабые теории, он припрятывал реально срабатывающую информацию. — А.Ш.)
Однако необходимо сказать, что в советском обществе была определенная прослойка населения, которая имела возможность знакомиться с передачами любых западных радиоголосов даже в условиях их глушения. Им даже не надо было ничего слушать — тексты западных радиопередач для них специально распечатывались и разносились для ознакомления. Это были работники аппарата ЦК КПСС.
В. Легостаев вспоминает: «Я раскрыл лежавшую на столе папку с утренней порцией служебной информации. Сверху попался на глаза листок с записью выступления на зарубежном радио писателя А. Битова. Беглый «инженер человеческих душ» излагал свои или, может быть, чьи-то еще мысли о положении в СССР. Следующей шла информация ТАСС о передаче «Голоса Америки», посвященной Андропову. Кто-то, кто просматривал текст до меня, жирно отчеркнул красным фломастером фразу зарубежного комментатора об Андропове как о «наиболее умном и культурном советском лидере со времен Ленина» [14].
КПСС запрещала простым советским людям слушать «вражеские голоса», но зато сами партийные работники получали тексты западных радиопередач в качестве «порции служебной информации».
Некоторые работники партийных и государственных органов этим не ограничивались и читали запрещенную в Советском Союзе диссидентскую литературу. Например, этим увлекался А. Лукьянов. Вспоминает сотрудник КГБ Б.И. Чехонин: «Лукьянов. В семидесятые годы нам с женой приходилось отдыхать вместе с ним в Крыму, бывать у него дома в Москве. Он поражал своими знаниями, научными степенями, поэтическим даром и, главное, нестандартным реформаторским мышлением. В его библиотеке я увидел чуть ли не всю диссидентскую литературу — смелый гражданский шаг. За одно только это можно было многого лишиться на его работе в Кремле, впрочем, как и самой работы, сменив в худшем случае кремлевский кабинет на тюремную камеру в Лефортово. Это, уж поверьте, я знал лучше многих» [15.7]. Вот такие партийные работники с «нестандартным реформаторским мышлением», открыто хранившие у себя дома «чуть ли не всю диссидентскую литературу», становились убежденными сторонниками «перестройки».
Коммунистическая партия запрещала советским гражданам читать определенные книги и слушать определенные радиостанции, но сами чиновники из КПСС делали все, что хотели. Запрещение книг — это самый тупиковый путь борьбы с нежелательными идеями. Если какую-то книгу запрещают, у людей просто автоматически складывается убеждение, что изложенные в ней идеи самые правильные, раз власти их так боятся. И сами представители власти постепенно попадают под влияние тех идей, с которыми борются.
Советским чиновникам и «борцам идеологического фронта» надо было не запрещать западные радиоголоса и книги, а в честной конкуренции доказывать, что наши идеи правильнее, чем западные. А когда чиновники простому народу что-то запрещают, а сами это делают, то словам этих чиновников веры не будет. Если отец сам курит, ему будет очень сложно объяснить сыну, что курить — это плохо.
Сотрудники органов госбезопасности точно так же, как и партийные чиновники, совершенно свободно читали ту литературу, которую запрещали для простого народа.
О. Калугин в 1952—56 гг. обучался в Институте иностранных языков МГБ-КГБ СССР.
Он вспоминает про имевшуюся в этом Институте «превосходную библиотеку, фондов которой не коснулась рука цензора. Там я и просиживал часами, когда позволяла обстановка» [13]. Это первый курс, 1952 год, еще при жизни Сталина. Затем Калугин учился в ВРШ № 101 КГБ СССР. Там была «прекрасная библиотека с подшивками иностранных газет на разных языках».
В управлениях КГБ также были спецбиблиотеки, в которых сотрудники Комитета могли совершенно свободно брать любую запрещенную литературу. О. Калугин вспоминает, например, как в спецбиблиотеке он взял книгу М. Джиласа «Новый класс», в которой ему понравились следующие строки: «Даже при коммунизме люди не перестают думать просто потому, что не думать они не могут. Больше того: они думают не так, как им предписывают. Мышление их раздваивается: с одной стороны, их собственные мысли, а с другой — мысли, высказываемые вслух, официальные мысли.
Даже при коммунизме люди не настолько отупели от постоянной пропаганды, чтобы они сами не могли додуматься до истины. (…) В области умственной жизни планирование олигархов ни к чему не приводит, кроме как к застою, разложению и упадку. Эти олигархи, эти блюстители порядка, которые следят за тем, чтобы человеческое мышление не сделалось крамольным и не отклонилось от партийной линии. (…) Эти глашатаи неподвижных, выветрившихся, отошедших в прошлое идей — именно они замораживают и тормозят творческие импульсы своего народа. Вольные мысли для них — что сорные травы, которые они грозятся выполоть из человеческого сознания. Подрезая крылья свободной мысли, оскопляя умы, они не только калечат других, но и лишают самих себя всякой творческой инициативы, как и всякой способности к критическому мышлению. У них словно театр без зрителей: актеры рукоплещут друг другу, восторгаются собственной игрой.
И ведь эти верховные жрецы — и в то же время жандармы коммунизма — бесконтрольно распоряжаются как всеми средствами передачи мыслей (…) так и всеми материальными благами: пищей, одеждой, жилищем и всем прочим» [13]. Сейчас «олигархами» называют богатых бизнесменов, а тогда имели в виду партийных руководителей.
Предатель-перебежчик О. Гордиевский вспоминает, что в Краснознаменном институте им. Андропова имелась библиотека «со многими иностранными изданиями, запрещенными в Советском Союзе» [6].
В книге бывшего 1-го заместителя председателя КГБ СССР генерал-полковника В.Ф. Грушко прочтем такие строки: «был знаком и с диссидентской литературой. Последнее не являлось чем-то необычным для сотрудников разведки» [15.8].
Начитавшись запрещенной антикоммунистической литературы еще в Советском Союзе, разведчики затем отправлялись на Запад и могли там читать вообще все, что угодно, включая то, что им не удавалось найти в спецбиблиотеках КГБ. И эти разведчики своими глазами видели западный образ жизни и понимали, что для элиты у него есть определенные преимущества перед советским.
Для ЦРУ вообще не было никакого смысла вести какую-либо пропаганду среди простого населения в СССР. В условиях тоталитарной политической системы, когда в стране существует только одна партия, на выборах в каждом избирательном округе только один кандидат, все СМИ находятся в руках государства — при такой системе власть от народа не зависит абсолютно никак. Воздействовать в любом случае надо не на народ, а на власть, на представителей элиты — именно от них, и только от них, что-то зависит в любом государстве. А представители власти, которые запрещали народу все то, что чем сами занимались, имели свободный доступ к западной литературе; разведчики, кроме того, видели жизнь на Западе своими собственными глазами и становились убежденными сторонниками западного образа жизни, потому и хотели построить нечто подобное в СССР.
Следует учитывать, что чекистами двигали не только идейные соображения, но и материальные. Да и сами чекисты, и в первую очередь разведчики, в значительной степени комплектовались из числа детей партийных и прочих номенклатурных работников.
О. Гордиевский сообщает, что «ПГУ все больше жаловалось, что почти все кандидаты на работу в нем из престижных московских институтов были избалованными детишками высокопоставленных родителей, которые не жалели усилий, проталкивая своих чад» [6].
В.В. Путин: «Считалось, что разведка — это белые воротнички в органах. Очень много блатников было, конечно. Это факт, к сожалению. Потому что мы все знаем, что такое был выезд за границу в условиях Советского Союза. (…) Разведка была самой фрондирующей структурой в КГБ. Влияло и то, что сотрудники годами жили за границей. (…) А когда возвращались из-за границы, начинали с трудом вживаться в действительность, видели, что у нас делалось. (…) В разведке тогда позволяли себе мыслить иначе, говорить такое, что мало кто мог себе позволить» [4].
М. Калашников в своей первой массовой книге пишет: «В середине 80-х приверженцы теории реформ за счет отсечения от России остальных земель кишели в Кремле, словно крысы на старой барже. Особенно много было их в верхушке КГБ. (…)
