Чем-чем, а бездарью Торнтона не назовешь. Когда мне в первый раз довелось писать об этом предпринимателе, я не был с ним знаком лично, хотя перечитал о его деятельности все, что смог найти в американской печати — надо сказать, что понаписано о Торнтоне в последние годы американцами немало, он очень выделяется на в основном уныло-сером фоне мира, в котором обретается.
Наша первая встреча состоялась летом 1968 года в небольшом, со вкусом отделанном особняке в Санта Моника — фешенебельной окраине Лос-Анджелеса. Обстановка и отделка дома — нарочито старомодная — надо думать, умышленно, контрастировала не только с захлестнувшей Америку волной «модернового» стиля, но и самоновейшим бизнесом, в области которого процветал Торнтон. Встреча началась с забавного эпизода. После первых приветствий я стал пространно объяснять моему собеседнику цель своего визита, сообщив, что уже некоторое время интересуюсь «Литтон индастриз» и ее хозяином. Прервав мои речи, Торнтон встал из-за маленького столика, за которым происходил наш разговор, подошел к шкафу, вынул из него небольшую папку и положил передо мной. Раскрыв ее, я обнаружил нечто, прямо скажу, для меня неожиданное: там находились фотокопия опубликованного в одном из советских журналов моего очерка о Торнтоне и подколотый к ней тщательно выполненный полный его перевод.
— Вижу, информация у вас поставлена неплохо.
— Ничего не поделаешь, бизнес. На том стоим.
Одним словом, представления не потребовалось, и мы сразу приступили к делу.
С тех пор мне довелось неоднократно встречаться и с Чарльзом Торнтоном и с Роем Эшем, играющим в «Литтон индастриз» роль ненамного меньшую, чем сам босс, и с их ближайшими сотрудниками, встречаться и в Калифорнии, и в Вашингтоне, и в Москве, где Торнтон побывал не так давно. Впечатлений, знания фактов существенно прибавилось. Продукт новейшей формации американского бизнеса предстал передо мной не как фигура отвлеченная, схематичная, иллюстрирующая определенные авторские концепции, а как живой человек, конечно же, более сложный, нежели тот, каким он представлялся раньше. Но главное все-таки осталось неизменным, — и впечатление нетипичной для американских бизнесменов незаурядности этой фигуры, и ощущение того, что это представитель чужого и глубоко чуждого нам мира.
Было бы наивным закрывать глаза на имевшее место в последние годы количественное и качественное расширение американской промышленной машины. Слов нет, главная заслуга этого в таланте ученых и инженеров, в золотых руках американских рабочих. Но большим и сложным современным производством должны управлять люди квалифицированные. Их не так много в среде современной крупной буржуазии, но они есть, будучи порождением необходимости века атомной энергии и электронносчетных машин. Нет ничего легче, нежели изобразить всех недругов наших, политических и классовых врагов этакими олухами царя небесного, личностями пустопорожними и никчемными. Нам бы жилось куда легче, если бы дело обстояло действительно так. Но и успехи наши в историческом соревновании капиталистической и социалистической систем были бы куда менее весомы, если бы те, кто нам противостоит, были бы все сплошь бездари и неумехи.
«Уиз кидз» — «ловкие ребята»
Летом 1967 года влиятельная американская газета «Вашингтон пост» опубликовала результаты любопытного опроса, проведенного среди ведущих бизнесменов страны. Американским промышленникам и финансистам был задан вопрос: кого они считают самым выдающимся из ныне действующих руководителей крупных американских корпораций? По количеству собранных голосов был составлен список десяти фаворитов, возглавлявшийся Робертом Макнамарой, бывшим президентом компании Форда, вернувшимся весной 1968 года в сферу бизнеса после семилетнего пребывания на посту министра обороны. Список включал в себя также такие громкие в деловом мире США имена, как Жан Поль Гетти, Джозеф Кеннеди, два потенциальных кандидата на пост президента страны — автопромышленник и губернатор штата Мичиган Джордж Ромни и владелец крупной чикагской корпорации сенатор Чарльз Перси, Генри Форд II. В этой именитой десятке обладателей гигантских состояний, любимцев политической фортуны, неожиданно для непосвященных оказалось и имя Чарльза Торнтона из Лос-Анджелеса.
Что же касается людей сведущих, знающих, что почем и кто как котируется на бирже американского бизнеса, то для них появление Торнтона в именитой обойме было обстоятельством закономерным и вполне обоснованным.
В 1953 году название компании «Литтон» невозможно было обнаружить даже в самых подробных каталогах американских корпораций. Это был крошечный полузавод-полулаборатория, выпускавший микроволновые лампы. За 18 лет, прошедших с того дня, когда Чарльз Торнтон, купив акции этой компании у ее основателя небесталанного инженера Литтона, одного из первых американских специалистов в области электроники, «Литтон индастриз» — так Торнтон назвал свое детище — превратилась в гигантскую корпорацию с капиталом в 1 миллиард 700 миллионов долларов, вошедшую в число ста крупнейших промышленных компаний Америки. Компании принадлежит сегодня 71 завод в Соединенных Штатах и еще двенадцати странах мира.
Чем занимается «Литтон индастриз»? Ответить на этот вопрос не так-то просто. В списке ее продукции свыше двухсот наименований — от крошечных лампочек до атомных подводных лодок, от кассовых аппаратов и электрических пишущих машинок до сложнейших электронно-счетных машин и оборудования космических кораблей. Представители корпораций орудуют по всему свету. Они составляют карту подземной вулканической деятельности на Гавайских островах, ищут нефть на дне Северного моря, бродят по джунглям Суринама в Нидерландской Гвиане в поисках подземных кладовых.
— Черт побери, — ворчливо сказал мне один из завсегдатаев Уолл-стрита, пожилой и приверженный прошлому делец, в ответ на вопрос о том, что представляет собой «Литтон индастриз», — это же какое-то попурри, а не фирма! Где вы видели, чтобы солидный человек и бизнесмен занимался всем на свете. Помяните мое слово, не кончит добром этот Торнтон.
Такого рода ворчание, ироническое пожимание плечами, явное недоверие и скрытое недоброжелательство бизнесменов старой закваски сопровождают деятельность Чарльза Торнтона с того самого момента, когда он впервые появился на поприще бизнеса. И по сей день отношение к нему многих влиятельных в деловом мире персонажей являет собой странную смесь недоверия и восхищения, удивления и зависти, злорадной надежды на неминуемый крах и желания подражать. Было бы преувеличением сказать, что вокруг бизнесмена Торнтона кипят такие же страсти, как вокруг политиков братьев Кеннеди. И все-таки нечто общее в отношении к этим непривычным, нарушающим устоявшиеся правила игры в политике и бизнесе, удачливым и процветающим представителям современного поколения властвующей американской элиты, бесспорно, наличествует.
Первые же шаги Торнтона в роли бизнесмена озадачили и шокировали окружающих. Неприязнь к игроку, действовавшему не по правилам, вылилась тогда в ядовито ироническую кличку «уиз кидз» — «ловкие ребята», которую приклеили на Уолл-стрите Торнтону и его команде, вложив в нее презрение респектабельных бизнесменов к головоногости пришельцев без финансово-промышленного рода и племени, подобно камню, брошенному в пруд, растревоживших привычное в деловых конторах течение дел. Кличка эта, кстати говоря, пристала на всю жизнь, и, если сегодня в любом деловом клубе Америки спросить, кто такие «уиз кидз», на вас посмотрят с удивлением, как на человека, не знающего, сколько будет дважды два.
На истории «уиз кидз», пожалуй, есть смысл остановиться несколько подробнее, ибо именно тогда, более четверти века назад, была закручена пружина торнтоновской карьеры, именно в те дни завязывались связи, вырабатывались методы, которые и по сей день играют немалую роль, объясняют многие секреты необычайного взлета Чарльза Торнтона. Более того, в те дни стали складываться новые приемы управления современным бизнесом, которые в последующие годы получили в деловых кругах немалое распространение, претендуя на новый стиль ведения дел в крупнейших корпорациях.
Дело происходило в Детройте, в правлении знаменитого фордовского концерна. Впрочем, знаменитым в те дни было только имя Форда. Дела же этой автомобильной империи шли из рук вон плохо. Жестокая междоусобица внутри семьи, схватка не на жизнь, а на смерть между наследниками старого Генри Форда — его сыном Эдзелом и внуками Генри, Бенсоном, Уильямом и любимцем главы династии его главным управляющим Генри Беннетом— привела некогда могущественную фирму на грань краха. Незадолго до этого таинственно и внезапно умер Эдзел Форд. Вскоре покинул земную юдоль и старый Генри. Лишь с большим трудом внукам удалось изгнать из компании Беннета.
