Глава 10. Человек, изменивший облик Москвы
Собор был таким же величественным, как и победа, в память о которой его построили. После того как в 1812 году российская армия заставила отступить Наполеона, царь Александр I приказал в ознаменование этого триумфа построить грандиозный храм. Строительство храма Христа Спасителя началось в 1839 году и завершилось сорок четыре года спустя. Колоссальное сооружение высотой с тридцатиэтажный дом, построенное из 40 миллионов кирпичей, со стенами более чем трехметровой толщины, облицованное снаружи мраморными и гранитными плитами, венчал покрытый медью гигантский купол весом 176 тонн. Наверху возвышался крест высотой с трехэтажный дом. Главный купол окружали четыре колокольни с четырнадцатью колоколами общим весом 65 тонн. Двенадцать дверей, отделанных бронзой, вели внутрь величественного собора, служившего одновременно и храмом, и военным мемориалом. “Сменяли друг друга цари, на смену старым поколениям приходили новые, Россия погружалась в хаос войн и завоеваний, страдала от голода и эпидемий, но ничто не помешало завершению строительства этого необычного сооружения”, — писал один историк. После завершения строительства храм, освященный 26 мая 1883 года, занял заслуженное место среди главных символов Москвы.
В 1931 году Иосиф Сталин приказал взорвать великолепный храм. Потребовалось четыре месяца для того, чтобы содрать с него всю позолоту, медь и мрамор, а затем расшатать стены взрывами небольших зарядов динамита. Холодным утром 5 декабря серия взрывов разрушила храм, оставив на его месте гору дымящихся обломков. “Пугающая тишина царила на этом месте”, — вспоминал один из очевидцев{249}. Сталин хотел построить на этом месте еще более грандиозный Дворец Советов, небоскреб выше Эмпайр-стейт-билдинга, с гигантской статуей Ленина наверху. Конкурс на лучший проект нового небоскреба проводился в течение многих лет, но после смерти Сталина от затеи отказались. При Никите Хрущеве на этом месте был построен огромный открытый бассейн с подогревом воды. Храм официально вычеркнули из учебников истории, но не из памяти.
В 1989 году, когда Михаил Горбачев позволил более открыто говорить о прошлом, Михаил Мокроусов, пользуясь старой фотографией, полученной от друга, соорудил из гипса и картона небольшой макет храма.
Как и все, кто осмелился бросить вызов официальной идеологии, Мокроусов проявлял вначале осторожность и сдержанность. Плодовитый скульптор с изборожденным морщинами лбом, серыми глазами, длинными седыми волосами и густой бородой работал в Москве, в продуваемой сквозняками старой двухэтажной мастерской со скрипучими полами. Он работал над макетом храма, не привлекая внимания к своей работе. Ее даже приходилось прятать, потому что устав Союза художников по-прежнему запрещал своим членам создавать произведения религиозного характера. Храм, по крайней мере официально, оставался запретной темой, и Мокроусов не хотел осложнений с КГБ.
В 1989 году был объявлен конкурс на лучший проект мемориала, посвященного Великой Отечественной войне. Макеты демонстрировались в Манеже, выставочном зале, расположенном недалеко от Кремля, и Мокроусов в порыве неповиновения решил представить свой макет храма, чтобы “исправить ошибку”, совершенную Сталиным{250}. Это была одна из четырехсот работ, многие из них были украшены серпом и молотом, но именно макет Мокроусова привлек к себе наибольшее внимание. Его демонстрировали в течение двух недель, а потом неожиданно макет исчез. Мокроусов сказал, что его забрали сотрудники КГБ и спрятали в своих подвалах. Но было поздно. Проект Мокроусова пробудил интерес к идее восстановления храма. Появились посвященные этой теме публикации в газетах, возникло общественное движение, участники которого периодически собирались в мастерской Мокроусова. Они назвали себя “Общиной”. В течение нескольких лет активисты “Общины” собирали по всей стране пожертвования и подписи в поддержку восстановления храма. Их деятельность ограничивалась уличными мероприятиями; Русская православная церковь и правительство страны не обращали на них внимания{251}.5 декабря 1990 года, в годовщину разрушения храма, рядом был установлен памятный камень, а в марте следующего года — двухметровый гипсовый крест, изготовленный Мокроусовым. Люди собирались вокруг него и молились. Сначала среди них преобладали националисты и верующие, но позже, после августа 1991 года, к ним присоединились некоторые из российских демократов, считавшие, что восстановление храма вобьет кол в сердце коммунизма. В 1991 году, в связи с шестидесятилетием разрушения храма, Борис Ельцин заявил, что “этот беспрецедентный акт вандализма был совершен не иностранными захватчиками, а людьми, ослепленными ложными идеями и испытывавшими ненависть ко всему хорошему и святому”{252}.
6 июня 1992 года после неожиданной отставки Гавриила Попова Ельцин назначил мэром Москвы Лужкова. Лужков унаследовал город с растерянным и обеспокоенным населением, страдающим от нехватки товаров и неопределенности. Он понимал, что должен вселять надежду, но не был харизматической личностью. Он был прагматиком, руководителем и инженером, сформировавшимся в советскую эпоху, и не очень хорошо разбирался в политике. Он, конечно же, не имел представления о том, какая политика воодушевит население нового, возникающего на его глазах государства. По словам Василия Шахновского, который был в то время одним из главных помощников Попова, а затем Лужкова, Лужков занял этот пост неожиданно, не имея масштабного плана или стратегии. “Он оказался в очень сложной ситуации, потому что у него не было готовой, продуманной программы”, — вспоминал Шахновский. Шахновский рассказывал, что Лужков полагался на интуицию{253}.
“Сейчас самое важное пережить этот момент”, — сказал Лужков на первом заседании правительства Москвы после своего назначения, приступая к реализации масштабного и амбициозного плана городского строительства, который, как он надеялся, создаст новые рабочие места и уменьшит недовольство населения, вызванное безработицей и отчаянием.
“Община” все более энергично занималась сбором пожертвований на улицах. Ее члены стояли на станциях метро и расклеивали на фонарных столбах призывы оказать им поддержку. “Община” завоевала признание правительства, разрешившего ей зарегистрироваться в качестве официальной организации и открыть банковский счет. Активисты представили властям десятки тысяч подписей под обращением с просьбой восстановить храм. Для восстановления храма был даже специально основан небольшой банк. Но какие бы усилия ни прилагали представители общественности, они не были профессионалами, и шансы на то, что их мечта станет реальностью, оставались слабыми. Денег, собранных ими на улицах, было ничтожно мало. Жена Мокроусова, Валентина, ставшая казначеем “Общины”, начала сомневаться в успехе. Члены “Общины” спрашивали, почему ничего не происходит. “Денег было очень мало, но нам нужно было сделать что-то, по крайней мере начать”, — рассказывала она{254}.
Лужков обратил на них внимание. Его родители рассказывали ему о храме, он видел его на фотографиях, слышал истории о великих мастерах, создававших его{255}. По словам Мокроусова, Лужков лично подписал распоряжение о передаче “Общине” 6,7 гектара земли, на которых когда-то стоял храм, чтобы они могли построить маленькую часовню. В то время строительство часовни казалось скромным, но реальным делом. Затем Мокроусовы обнаружили, что на этой территории обосновался чеченец, торговавший подержанными машинами. Решившись на отчаянный шаг, Валентина пошла к торговцу и потребовала платы за использование земли. К ее изумлению, он тут же заплатил ей три с половиной миллиона рублей наличными, что равнялось нескольким тысячам долларов. На эти деньги “Община” построила забор и заказала разработку проекта, но их мечта по-прежнему оставалась труднодостижимой. Ельцин включил восстановление храма в список крупных проектов, которые должны быть осуществлены в России — когда-нибудь.
В 1994 году патриарх Русской православной церкви отвел Валентину в сторону. “Скоро у вас все будет хорошо, — сказал он ей. — Скоро начнется строительство храма”.
“А кто, если позволите спросить, будет заниматься этим?” — спросила она.
“Юрий Михайлович берет этот труд на себя. Он настроен серьезно. Лужков не Ельцин — если сказал, что сделает, значит, сделает”.
23 февраля 1994 года Совет по архитектуре города Москвы одобрил новый, дополненный план восстановления храма. Он был гораздо более честолюбивым, чем все, о чем мечтал Мокроусов: полное восстановление, а не макет или часовня.
Кампанию, начатую Мокроусовым среди простых людей, подхватила гораздо более влиятельная сила — Лужков. Мокроусову и его жене было немного обидно, что их усилия, многолетнюю работу по сбору подписей и пожертвований на улицах так быстро забыли. Они ушли из “Общины”, которую вскоре после этого упразднили официальным уведомлением патриарха, а землю, на которой предстояло построить храм, возвратили городу. Лужков взял на себя и финансовую сторону восстановления храма. В сентябре было объявлено о создании официального Московского городского фонда восстановления храма, а 7 января 1995 года был заложен символический первый камень. Лужков сказал, что хочет закончить строительство каркаса нового храма к празднованию 850-летия Москвы в 1997 году. Ельцин освободил пожертвования на строительство храма от налогообложения.
