Однако имеется одно предложение, которое встречается во многих его работах на эту тему, и даже можно сказать, в некоторой степени подразумевается в предисловии к первой редакции работы "Мир как воля и представление", которое посвящено тому, как, по его мнению, следует читать эту книгу. Здесь он говорит о том, что он написал свои произведения, главным образом, как выражение "единой идеи", и далее продолжает, что "если допустимо разбить эту идею на части для облегчения ее понимания, то связь между этими частями должна все же оставаться органичной, то есть это должна быть такая связь, в которой каждая часть подтверждает целое ровно настолько, насколько целое является опорой для нее. Это такая связь, при которой нет ни первой, ни последней части и в которой целое приобретает ясность благодаря
40
каждой части, и даже мельчайшая часть не может быть полностью понята, пока целое не будет осмыслено" (том I). Из этого описания ясно, что Шопенгауэр не рассматривал свою работу как некую форму логического доказательства или дедуктивного вывода; она составлена так, что нет необходимости прибегать к сравнениям, взятым из области математики (например), чтобы охарактеризовать ее структуру. С другой стороны, если мы будем искать аналогии, можно предположить, что наиболее близкая аналогия может быть найдена в понятии произведения искусства, где тоже присутствует понимание основополагающих тем и элементов, "органично" служащих целому. Как бы то ни было, верно, что идея существования тесной связи между философией и искусством с самого начала сильно воздействовала на него.
В ранних заметках, которые он вел, Шопенгауэр предположил, что причина того, что в прошлом попытки философии зачастую были бесплодны, заключается в том, что к ней относились как к науке, а не как к виду искусства. При этом философ, в какой-то мере, является художником. Подобные заявления, хотя выраженные в научной и более осторожной форме, можно найти и в других его основных работах. Мнение, что в некоторых, хотя и не во всех, аспектах деятельность метафизика можно успешно сравнить с деятельностью художника, многократно высказывалось в последнее время и, таким образом, сегодня является довольно-таки известным.
Но когда Шопенгауэр писал свою работу, положение дел было иным. Далее мы будем рассматривать идеи Шопенгауэра, не будучи обремененными предвзятыми мнениями о его позиции и целях.
Глава 2
ВОЗМОЖНОСТИ МЕТАФИЗИКИ
Человек становится философом вследствие некоторого удивления, от которого он старается освободиться... Но именно следующее отличает настоящего философа: его удивление рождается в процессе созерцания самого мира, в отличие от удивления неподлинного философа, у которого удивление возникает при чтении какой-либо книги или изучении некой философской системы. Шопенгауэр не был единственным, кто определял метафизический склад ума как происходящий от некоторого изначального удивления или (как он называет в некоторых своих работах) изумления; изумления, которое возникает при "рассмотрении мира и нашего собственного существования, поскольку они предстают перед разумом как загадки, ответы на которые постоянно занимают человечество" (том II).
Удивляться тому, что вещи являются такими, какие они есть, а не иными, находить странным или невероятным то, что они вообще существуют, означает, настаивал Шопенгауэр, обладать определенным мировоззрением и особым, далеко не всем свойственным темпераментом. И для того, кто не в состоянии понять такого рода отношения или проникнуть в них, кто считает "мир и су
42
ществование само собой разумеющимся", для него - теории и доктрины, предлагаемые для обсуждения метафизикой, кажутся не только непознаваемыми, непоследовательными, но и вообще не имеющими никакого смысла; сам поиск метафизической истины будет для него загадкой, и он в состоянии лишь с безразличием наблюдать за безуспешными попытками разрешить несуществующие, с его точки зрения, проблемы и сложности.
Тем не менее, Шопенгауэр полагал, что полная неспособность почувствовать всю серьезность фундаментальных вопросов, которые в той или иной степени испокон веков занимали философов, встречается сравнительно редко. То, как он рассматривает мир, считал Шопенгауэр, не является сложным; такой же взгляд имеют простолюдины и невежды, хотя, несомненно, их взгляд на мир выражается абсолютно по-иному. Наше восприятие мира основывается на нашем опыте. Другими словами, оно зависит от нашего характера и всего того, что составляет сущность человека, и именно этому метафизическая мысль обязана своей жизненностью. Метафизическое размышление - это такой род деятельности, который занимает мысли человека, овладевает его воображением и подобно "маятнику поддерживает механизм метафизики в движении".
43
Необходимость метафизики
Одно дело - говорить о том, что существует глубоко укоренившаяся в человеческой природе склонность задавать фундаментальные вопросы и отыскивать смысл и цели человеческого существования, другое - объяснить эту склонность, и уж совсем другое - обосновать ее. Когда возникает необходимость объяснить ее, Шопенгауэр в своих различных сочинениях выдвигает ряд предположений, но все они могут быть сведены к гипотезе о различных основах взгляда на мир как на проблему, требующую решения. Однако одному из предположений он уделяет особое внимание. Речь идет о том, что люди обладают знанием о неизбежности смерти, а также о "страданиях и ничтожестве жизни". Это сочетание рассматривалось им как один из самых мощных стимулов для поиска метафизического толкования реальности и существования. "Если бы наша жизнь была бесконечна и в ней не было страданий, то никто не стал бы спрашивать, зачем существует мир и что это вообще за мир, все принималось бы как само собой разумеющееся" (том II). Но смерть и боль - неизбежная реальность. Возможно и такое предположение, что даже если бы мы и знали о существовании смерти и страданий, то они не сильно бы волновали нас, если бы "мир был абсолютной реальностью" (как утверждали многие философы), тогда это было бы нечто, включающее в себя "не только все реальное, но все возможное бытие и, вследствие этого, как писал Спиноза, его возможность и действительность были бы одним и тем же" (там же). Мы рассматривали бы его как нечто, не могущее не существовать, и, более того, что не может рассматриваться как отличное от того, что оно есть: его существование и характер никак не могут мыслиться подобным образом.
В той же мере это относится к нашему месту в мире и нашему к нему отношению. Таким образом, хотя в этом случае мы, без сомнения, будем рассматривать мир как "значительную, сложнейшую, непостижимую и вечно тревожащую загадку", мы, напротив, "как можно меньше будем задаваться вопросом о его существовании, как таковом, другими словами, как о поводе для размышления, точно так же как мы вряд ли задумываемся о невероятно быстром вращении нашей планеты" (там же).
44
Подобные идеи, однако, помимо логических затруднений, которые они порождают, кажутся очевидным заблуждением по отношению к тому, что мы инстинктивно принимаем за факт. Мы можем представить мир отличным от того, каким он является, мы можем представить его вообще никогда не существовавшим, и то и другое вполне возможно. Отсюда и возникают вопросы об основах и смысле существования мира. Они постоянно преследуют нас "не только потому, что мир существует, а скорее потому, что он так несчастен" - в этом и заключается мучительный для метафизики вопрос.
Помимо всего прочего, рассуждения, подобные вышеприведенным, помогают объяснить, полагает Шопенгауэр, почему различные системы, которые принимают или стремятся доказать реальность вечного существования после смерти, возбуждают такой живой интерес и вызывают всеобщее одобрение. Как правило, подобные системы предполагают существование создателя или правителя, то есть высших сил, за пределами мира: например, богов. Но не следует думать, что только присутствию этих сил они обязаны своей привлекательностью. На самом деле вера людей в Бога нераздельно связана с верой в свое бессмертие. Однако они вполне различимы по смыслу; и если кто-либо сможет доказать реальность бессмертия таким образом, что ему не придется прибегать к помощи богов или других сверхъестественных сил, которые подразумевают божество, сохраняющее нас после смерти, то теперешний восторг множества людей по отношению к своим богам может сильно поостыть, утверждает Шопенгауэр. По этой же причине он убежден в том, что "материалистические" или "скептические" системы и теории, которые отрицали или ставили под сомнение обоснованность доктрин о бессмертии, никогда надолго не овладевали умами людей.
45
Из всего этого можно предположить, что Шопенгауэр стремится определить то, что называется скорее "религиозными", а не философскими теориями сущности мира. Он был уверен в том, что потребность человека как в религии, так и в философии происходит от беспокойства, которое он испытывает при восприятии и при размышлении над той реальностью, с которой сталкивается, и теми обстоятельствами, которые управляют его жизнью и переживаниями. Философия, как и религия, возникает из необходимости "объяснить жизнь", и если это обстоятельство не принимается в расчет, то невозможно понять основные философские системы прошлого, поскольку их невозможно оторвать от тех глубоких психологических и моральных потребностей, которые они призваны удовлетворять в большей или меньшей степени.
