Только в британскую и американскую зоны оккупации Германии в 1945-47 годы было доставлено в четыре раза больше людей, чем составляло население Дании, в два с половиной раза, чем проживало в Швеции, в два раза больше, чем во всей Греции. Это событие, как писал видный социолог и журналист, главный редактор влиятельного немецкого еженедельника «Вельт ам зонтаг» Гюнтер Беддекер, по своему ходу и последствиям в любом случае затмевает переселение народов в раннем Средневековье, изменившее лицо Европы[8].
Насильно депортированные из Померании, Силезии, Восточной и Западной Пруссии, Богемии и Моравии, Чехословакии, Венгрии и Югославии, а также те, что сначала бежали или были изгнаны в восточные оккупационные зоны, но не желали жить при коммунистическом режиме, на новом месте не имели ни жилья, ни работы.
Люди, вынужденно оставившие на востоке свои дома, квартиры, дворы, жили теперь в садовых беседках, землянках, фабричных корпусах, на кегельбанах, в хлевах для коров и свиней. Они копали себе пещеры в склонах холмов и рыли землянки, которые крыли ветками и соломой. Очевидец рассказывал о тех днях: «Они там почти не жили, они лежали на досках, закутанные в пальто и одеяла, если у них они были. Они мёрзли и ждали, когда пройдёт зима, и ждали смерти, которая избавит их от мучений. Это был жизненный стандарт беженцев, не всех, но сотен тысяч из них»[9].
Более 5 миллионов человек гражданского населения в 1945-47 годах умерли от голода или замёрзли уже после окончания боевых действий. В первые два года после войны дневной рацион в поверженной Германии составлял 450 калорий — половину от рациона немецкого концлагеря Берген-Бельзен[10].
Все немецкие банки были закрыты, а счета немцев за рубежом — ликвидированы. Плюс огромные, многомиллиардные репарации, которые должна была выплатить поверженная Германия. К этому следует добавить, что победители вовсе не были такими белыми и пушистыми, какими их изображает кинематограф и художественная литература. Вот только один факт, который вовсе не является секретным, но о котором почему-то не любят говорить. На территории Германии солдаты и офицеры союзнических армий изнасиловали 2 миллиона немецких женщин, девушек и девочек. 240 тысяч из них при этом погибли или же в отчаянье покончили жизнь самоубийством[11]. «Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!» — призывали советские листовки, написанные сталинским трубадуром Ильёй Эренбургом[12].
Что говорилось в американских, английских, французских листовках, я не знаю, но солдаты этих армий, а вместе с ними польские, чешские, югославские мстители тоже не миндальничали с поставленными на колени немцами. Американский историк профессор Остин Апп, рискуя своей карьерой и средствами к существованию, в вышедшей в 1946 г. в США книге «Изнасилование женщин завоёванной Европы» писал: «Одним из величайших преступлений этого столетия и, возможно, одним из величайших преступлений против женщин во всей истории, были массовые изнасилования женщин завоёванной Европы американцами и англичанами после победы 1945 года»[13].
В массовом порядке немецкие женщины стали обращаться к медикам с просьбами сделать аборты, чтобы избавиться от детей, зачатых от насильников, но Католическая церковь Германии осудила их, назвав эти аборты «убийством безвинных младенцев». Сбить накал вакханалии зверств и насилия, захлестнувшей поверженную Германию, попытались некоторые советские военачальники, в частности маршал Константин Рокоссовский, но сделать это было непросто[14].
Писатель, доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор Красноярского госуниверситета Андрей Буровский пишет по этому поводу: «Преступления союзников и СССР до сих пор покрыты мраком даже не тайны — сознательного умолчания. Если пользоваться не сказочками пропаганды, а исследовать реальность, приходится сказать: к сожалению, во Второй мировой войне нет ни одной политической силы, которая имела бы право на белые одежды тех, кто не запятнал себя преступлением. Но союзники приняли меры, чтобы их невозможно было судить. По договору о создании ФРГ, правительство Аденауэра обязалось не проводить никаких расследований и процессов 0 военных преступлениях союзников. Не только не сводить счёты, но и не изучать никогда ни бомбёжек, ни геноцида немцев, ни „актов возмездия“»[15].
Говорю обо всём этом вовсе не для того, чтобы выдавить у кого-то слезу, а единственно с целью обрисовать ситуацию, в которой стартовала нынешняя ФРГ.
В 1945-46 годах даже самые оптимистические прогнозы предсказывали, что потребуется как минимум 20–30 лет упорного труда, чтобы минимально обстроиться и навести некоторый порядок в стране, тем более что конца немецким несчастьям видно не было. Ещё до капитуляции вермахта, 1 апреля 1945 года, западные союзники в лице главнокомандующего американскими оккупационными войсками в Германии генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра приняли решение: «Они не будут предпринимать ничего, что может поднять необходимый уровень жизни в Германии на более высокую ступень, чем в соседних странах, и они предпримут согласованные меры для обеспечения того, чтобы основной жизненный стандарт немецкого народа был не выше, чем у соседних наций»[16].
Потсдамская конференция «Большой тройки» определила эту цель ещё жёстче: «Жизненный стандарт Германии не должен превосходить среднего жизненного стандарта европейских стран. В этом смысле европейскими странами являются все европейские страны, за исключением Великобритании и Советского Союза»[17]. Казалось, что голод и бедность долгое время будут править жизнью немцев.
И вдруг в 1951 году все разом заговорили о «германском экономическом чуде». Но предшествовала ему поездка по разрушенной Европе бывшего президента США Герберта Гувера, который в марте 1947 года сообщил действующему президенту США Гарри С. Трумэну, что «Европейское производство не сможет быть восстановлено, пока не будет снова построена Германия. И не должно быть ни отделения от Германии ни Рура, ни Рейнской области, ни введения особого режима для этих областей. Так как они — сердце немецкой промышленности»[18].
В том же 1947 году американское правительство начало программу по восстановлению Европы, более известную как «План Маршалла» — по имени тогдашнего госсекретаря США Джорджа Кэтлетта Маршалла. Это означало, что Германия, как и другие европейские страны, получит доллары, на которые за границей сможет закупить то, в чём особо нуждается для восстановления своей экономики: сырьё, станки, зерно и корма. На голодную, обнищавшую Германию деньги из Америки подействовали как укол допинга. Десятью годами позже один из американских учёных признал: «Результаты были огромными, их не достигла ни одна европейская страна, хотя Германия получила сравнительно малую часть средств по „Плану Маршалла“. Всего 17 европейских стран получили от США 20 миллиардов долларов. К 1954 году из расчёта на человека помощь составляла в Германии 39 долларов против 72 долларов во Франции, 77 — в Англии, 93 — в Италии и 104 — в Австрии. Но в Германию помощь пришла в точный момент, когда потребность в психологическом и физическом восстановлении достигла точки кипения»[19].
Если же быть точным, то в 1948–1952 годах США направили в западные зоны оккупации и впоследствии ФРГ кредиты в сумме 1,4 миллиарда долларов и экономическую помощь на 2,1 миллиарда. Деньги немалые. Хотя после крушения социалистического лагеря той же Польше, Грузии, Украине, ряду бывших югославских республик помощи, даже с учётом нынешнего курса доллара, выделено было значительно больше. Однако чуда там почему-то не случилось. А ФРГ к 1956 году стала одной из самых промышленно развитых и преуспевающих стран в Европе и остаётся таковой сегодня. Как же так получилось, что страна, потерпевшая сокрушительное поражение и, по сути, продолжающая выплачивать контрибуцию, живёт значительно лучше большинства государств-победителей?
Отвечая на этот вопрос корреспондента еженедельника «Аргументы и факты» Дмитрия Макарова, граф Отто Ламбсдорф (кстати, его предки — выходцы из России. — А. Ф.), занимавший при канцлерах Гельмуте Шмидте и Гельмуте Коле пост министра экономики, ответил так: «Однажды в 1955 году мне задал этот же вопрос депутат британского парламента. „У нас, — сказал он, — продовольствие до сих пор распределяют ещё по карточкам, а у вас в Германии их давно отменили. Почему?“. Я был тогда молодым и нахальным и ответил ему: „Во-первых, вы, победители, были столь любезны, что демонтировали всю нашу старую промышленность, и нам ничего не оставалось, как создать новую. И второе: когда я еду по Лондону, я везде вижу таблички: час пик с 8 до 18 часов. У нас в Германии тоже есть такие таблички. Только на них написано: час пик с 7 до 19 часов. То есть, мы на час раньше начинаем работать и на час позже заканчиваем“»[20].
