Алексей Пушков - Противостояние. Обама против Путина

2014 г.

В июне 2015 г. на 86‑м году жизни скончался Евгений Примаков.

Примаков был одной из самых заметных политических фигур нашего времени: он был и руководителем службы внешней разведки, и министром иностранных дел, и премьер‑министром, причем в самые сложные для нашей страны времена. Мы все помним его разворот над Атлантикой, когда он прервал свой визит в США в знак протеста против бомбардировок Белграда. Придя в смутное ельцинское время во власть, Примаков также напомнил всем, что даже в смутное время в политике есть место достоинству и порядочности.

В 1998 году, когда он занимал пост министра иностранных дел России, американская консервативная газета «Уолл‑стрит Джорнэл» опубликовала статью‑обращение к Борису Ельцину. Называлась она так: «Увольте Примакова». Заголовок был откровенно хамский, статья — тоже. Впрочем, это был именно тот тон, в котором с нами тогда общалась значительная часть американского политического класса. Мне запомнилась эта статья потому, что тогда же в одной российской газете я написал на нее ответ. Позволю себе его процитировать:

«Чем раздражает Примаков американских правых, да и не только правых, ясно. В его лице США столкнулись с политиком вполне американского типа — упорным, умеющим торговаться и добиваться своего, имеющим чувство цели и способным ориентироваться в хитросплетениях мировой дипломатии. Готовые аплодировать Джеймсу Бейкеру или Генри Киссинджеру, американцы не могут перенести, что столь же жесткий и маневренный дипломат возглавляет внешнюю политику России. То, что их приводит в восторг в себе самих, отчаянно не нравится в других».

Все, что произошло с тех пор, подтвердило верность этой характеристики. К ней следует добавить еще два очень важных качества. Это — чувство собственного достоинства и бескомпромиссность в ключевых, принципиальных вопросах. Знаменитый разворот Примакова над Атлантикой в марте 1999‑го, когда США начали бомбить Югославию, — проявление именно таких качеств. Примаков тогда в знак протеста против бомбежек не просто отказался от запланированного визита, а заложил основы будущего разворота в российской внешней политике к защите наших, а не чужих национальных интересов. Говорят, когда Примаков, решив развернуться, позвонил с борта самолета Борису Ельцину и сообщил ему, что возвращается, тот, немного подумав, спросил лишь: «А бензина хватит?». «Хватит, Борис Николаевич», — ответил Примаков. «Хорошо», — сказал Ельцин.

Таким образом, Примаков начал стратегический разворот внешней политики России в сторону самостоятельности и суверенности. Он был уверен — бензина у нас хватит. Позже, уже в других — более благоприятных условиях — эта линия была продолжена и закреплена новым руководством России. Но начало ей положил именно Евгений Примаков.

Я познакомился с Примаковым в 1996 году. Дело было вскоре после его назначения министром иностранных дел. В ходе беседы стало ясно, что подходы к внешней политике, которые высказывал Примаков, совпадали с теми взглядами, которые у меня сформировались к этому времени.

Евгений Примаков кардинальным образом отличался от своего предшественника Андрея Козырева. Президент Ельцин назначил Козырева министром иностранных дел в 1991 году и потом, несмотря на все наши внешнеполитические провалы, долго держал его на столь важном посту, поскольку его об этом просили американцы. Козырев шел на все возможные уступки Вашингтону и всегда считал, что нравиться Соединенным Штатам важнее, чем защищать интересы своей собственной страны. Его так и называли за глаза — «американский министр иностранных дел» в Москве.

Примаков был полным антиподом Козырева, поэтому американцы восприняли его назначение с большим подозрением. Они осознавали, что в его лице столкнутся с политиком американского типа — достаточно жестким, умеющим отстаивать свои позиции и прекрасно понимающим их стратегию. Им стало ясно, что с приходом Евгения Максимовича игра в поддавки закончилась.

Появление Примакова на посту главы МИДа не было случайностью. К середине 1990‑х годов в российском политическом классе и общественном мнении созрело отторжение курса Козырева. В результате возник запрос на другую внешнеполитическую идеологию — более патриотичную и самостоятельную. Период добровольной зависимости от США заканчивался. Примаков же стал воплощением переориентации нашей внешней политики на защиту наших собственных интересов. Это особенно ярко проявилось во время его знаменитого разворота над Атлантикой, хотя он никогда не отрицал необходимость взаимодействия России с Западом. Более того, он считал это важным элементом нашей международной стратегии, но это взаимодействие, с его точки зрения, должно строиться на основе равноправия и четкого понимания российских национальных интересов.

2015 г.

Призыв Дмитрия Медведева к сплочению российской элиты перед угрозой распада страны сразу попал в центр внимания. Глава администрации, несомненно, выражающий точку зрения самого президента, сформулировал это так: «Если мы не сумеем консолидировать элиты, Россия может исчезнуть как единое государство. С географических карт были сметены целые империи, когда их элиты лишились объединяющей идеи и вступили в смертельную схватку». Вообще‑то Медведев крайне редко дает интервью. Последний раз он выступил в британской «Файнэншл Таймс» вскоре после ареста Ходорковского с целью успокоить зарубежных инвесторов насчет перспектив экономики России. Дело ЮКОСа, пообещал он тогда, не повлияет на курс Путина — этот курс останется либеральным.

Новое интервью Медведева показывает, чего более всего опасаются в Кремле — распада России в условиях ожесточенной схватки элиты накануне выборов 2008 года. И не случайно Медведев дал это интервью после событий в Киргизии, где одной из причин распада власти стал раскол киргизской элиты. Как, впрочем, до этого на Украине, а еще раньше — в Грузии.

Консолидация российской элиты, считает Медведев, возможна лишь на одной платформе — для сохранения эффективной государственности в пределах существующих границ. Это верно, но не вполне понятно, кому такой призыв адресован. Если он обращен к региональным лидерам, то они пока вроде бы не собираются разрушать Россию. Не собираются ее разрушать и элиты военные, бюрократические и интеллектуальные. Значит, адресат другой. Какой же?

Наибольшая опасность для единства страны исходит от части бизнес‑элит и связанных с ними политических и медиа‑кругов. Эта часть элиты в слабости России видит источник собственного обогащения. Она, по сути, рассматривает Россию лишь как источник извлечения прибыли или, по точному выражению прозревшего в тюрьме Ходорковского, как зону свободной охоты. Эта часть элиты хочет вновь превратить страну в зону такой охоты, как было при Ельцине. Ради этого и ради своего возвращения к власти она готова пойти на все — вплоть до разрушения страны.

К этой части элиты, агрессивной и антинациональной, бесполезно обращаться с призывами. Эта часть элиты одержима одной идеей — свалить Путина и не дать ему обеспечить преемственность власти, чтобы уничтожить страну. Естественно, это будет делаться под лозунгами демократии и свободы. Если эта часть элиты прорвется к власти, то именно под этими лозунгами будет развалена Россия, как был развален в свое время Советский Союз.

Призывать этих людей к сплочению бесполезно. Они не хотят эффективной государственности в России, им безразлично, останется ли она в нынешних границах или нет. Но настроены они в высшей степени серьезно. И остановить их можно, лишь противопоставив им опору на население. Только поддержка народа может позволить президенту Путину победить в этой схватке. Но будет ли он иметь необходимый уровень поддержки к 2008 году? Этот вопрос пока открыт. Путин пришел к власти в обличие социал‑демократа, в качестве последней надежды тех, кто сильно пострадал от ельцинских реформ. Однако в стране проводится другая — либеральная политика, причем не слишком успешно, и люди начинают терять надежды, связанные с президентом.

Так хватит ли Путину сил противостоять тем, кто намерен разрушить Россию? Это будет зависеть в основном от самого Путина, от его способности в решающий момент опереться на дважды выбиравший его народ.

2005 г.

О мертвых — либо хорошо, либо ничего. Говорят — так принято. Но как быть с мертвыми, которые тем, что они сделали, волнуют и тревожат живых и после смерти?

Если о Ельцине говорить честно, то говорить трудно. В формулу «либо хорошо, либо ничего» эта фигура не укладывается. Говорят, это фигура историческая. Бесспорно. Но это плоское суждение ничего в себе не несет: в истории России было немало исторических фигур — и Дмитрий Донской, и Иван Грозный, и Борис Годунов, и террорист Каракозов, и даже Григорий Отрепьев. Сам по себе след в истории еще ничего не говорит о том, какой это след.