Во-вторых, в том, что вопрос сравнения России и Запада стал столь «важным», виновата сама Россия. Уж слишком много внимания ему уделялось. Очень трудно отказываться от сравнения с Западом, и особенно от идеи отсталости, когда эти сравнения были и остаются частью русской культуры. Элита имперского периода сама употребляла западные идеальные типы, чтобы вообразить то, чем Россия могла бы стать, или чтобы описать свои действия. Таким образом, восприятие русскими деятелями (элитой) идеи о «Западе», как модели прогресса, на разных этапах истории становилось побудительным мотивом к действию, отражаясь на ее историческом пути.
Это было вызвано даже не столько стремлением к прогрессу, сколько насущной необходимостью выжить при очередном столкновении с западным миром.
Итак, воображаемый Запад служил либо моделью, либо антимоделью для воображаемой России. Ясно, что такой подход не мог быть продуктивным. Надо давно понять, каковы наши возможности и что нам следует брать у других, а от чего надо шарахаться, как от заразы. Этот процесс идет, но стихийно, а значит и с большими издержками и опасностями.
Свобода вообще, и свобода передвижения в частности
Математическая теория знает два способа разрушения исходных структур: силовой и параметрический. С силовым более или менее понятно: это либо внутренние, либо внешние военные решения. А что такое параметрическое воздействие? Самый яркий пример – события последних лет. Людям, жителям России, просто показывали картинки другого образа жизни и говорили: «Нет проблем, чтобы к перейти к такому состоянию». В результате наше устойчивое состояние перестало быть таким, и вся страна начала дрейф в неизвестность.
Подобное происходило и раньше. Например, после возвращения наших войск из Европы после наполеоновских войн, или после Второй мировой. Были и более мелкие воздействия, вроде путешествий части населения за границу.
Нет, мы не против таких поездок, и даже полагаем, что нужно как можно лучше знать о происходящем за границей. Но при этом надо понимать, почему между нами и ними такие различия! Ведь согласитесь, можно увидеть страну, как рекламную картинку. Можно увидеть ее как место, куда интересно съездить в гости. И совсем другое дело – в ней пожить и попытаться разобраться в ее трудностях и успехах изнутри. Но не так, как два героя нашего следующего сюжета.
Возвращаясь из одного города, двое командированных делятся впечатлениями. Первый говорит: «Как в этом городе много пьют и после этого буянят. Каждый вечер скандалы и драки». А второй отвечает: «Теперь я понял, почему они мрут, как мухи. Каждый день мимо меня проносили по несколько покойников».
А на самом деле один жил возле забегаловки, а второй – возле кладбища, а настоящей жизни города они и не видели.
Теперь, после этих замечаний, поговорим о свободе вообще и свободе передвижения в частности. Такой разговор важен, потому что внедрение идеи «свободы» тоже элемент параметрического управления.
Гражданам СССР внушали: А) Свобода – это хорошо, а несвобода – это плохо; Б) В стране вашего проживания свободы нет, а потому (делается легкий вывод), – страна вашего проживания плохая, и требует изменений.
То, что получилось в результате этих изменений в «стране нашего проживания», в России, мы видим воочию, но что интересно, теперь уже сами граждане уверяют друг друга в том, что: А) Свобода – это хорошо, а несвобода – это плохо; Б) В нашей стране теперь свобода, а потому теперь все хорошо, никаких перемен больше не надо. И все счастливы. И никто не задумывается, что свобода – категория экономическая, ее поддержание требует затрат.
Также известно, что в обществе каждый свободен делать всё, что хочет, до тех пор, пока его свобода не начнет мешать свободе другого человека. В цивилизованном обществе это так, и в традиционном русском обществе было так же. Но тем же словом «свобода» называется ситуация, когда сильный свободен пинать ногой слабого, а слабый свободен умереть с голода. (Это то, что происходит у нас сейчас.)
Дмитрий Александрович Пригов писал:
Только вымоешь посуду,
глядь, уж новая лежит.
Ну, какая тут свобода?
Тут до старости б дожить.
Впрочем, можно и не мыть.
Только вот приходят разные,
Говорят, «посуда грязная».
Где уж тут свободе быть!
Многие говорят, что они хотят быть свободными и жить при демократии, как строе, гарантирующем их свободы. А что для них свобода? Разнообразие и качество еды. Можно ли быть счастливым и свободным, будучи всю жизнь голодным? Квартиру хочется брать не просто ту, которую дают, а иметь возможность выбирать, чтобы из окна была видна не глухая стена или, того хуже, помойка, а парк. И без тараканов. Да чтобы рядом было то-то и то-то, – кино, например, или Музей военно-морской атрибутики. Пусть ты туда никогда не пойдешь, но важно, что есть возможность это сделать. И чтобы, если надоело начальство, можно было спокойно его поменять, уйдя на другую, непременно хорошую, работу. Вот она, мечта!
И вот мы сейчас живем при демократии. Как она вам? Сбываются мечты? Оказывается, «свобода» – это еще далеко не всё, что нужно для счастья!
Есть люди, готовые ради свободы пожертвовать всем остальным. И много ли таких? Никто не исследовал. Но имеется и довольно большая часть населения, размеренность жизни ценящая больше всего, в том числе свободы. Израильские социологи были поражены, когда обнаружили, сколь велик процент «вырвавшихся на свободу», но находящих свое счастье в размеренной казарменной атмосфере колхозов-кибуцев! А одновременно бродят по свету индивиды, которые просто болеют, засидевшись в городе на одном месте.
И в России немало таких граждан, которые, как только появилась возможность, бросились изучать мир, «челноками» ли, туристами, неважно. Но есть и такие, которые продолжают ходить на свое предприятие, даже если им там ничего не платят. Даже если там делать уже нечего. В общем, выбирать, как жить – это тоже элемент свободы.
США и другие развитые страны позволяют своим гражданам иметь побольше вожделенных свобод не потому, что там больше любят людей, чем в России, а потому, что у них больше ресурсов. И они могут предложить высокое материальное содержание любому нужному им человеку из любой другой страны. А вообще, изобилие достигается только ценой расточительства. Хорошо, когда в магазине всегда есть выбор скоропортящихся продуктов, например, хлеба. Но куда девать нераскупленный? Ясно, что в обществе с высоким уровнем потребления ему одна дорога, на помойку. А нам, с нашими издержками – это здорово, или нет?
Как ни ругай марксизм, но следует понимать свободу, как осознанную необходимость. При всех других подходах ничего не получится из «свободы», кроме суеверия.
И даже не стоит говорить, что человек счастлив не от абсолютного количества благ (свобод), а от относительного. Пусть он живет, например, в Америке, и по нашим представлениям как сыр в масле катается, но вот он видит, что кто-то живет лучше него, – и уже несчастлив. Россиянину не вредно помнить, что даже на самой благодатной земле не все бывают счастливы. И еще приятная новость: есть люди в разных странах, которые завидуют русским, и даже стремятся сюда переехать, потому что здесь много счастья, работы и высокие заработки.
Всё относительно в этом мире, даже свобода и счастье! Помнится, в советское время «на кухнях» очень дискутировался вопрос о свободе перемещения. Дискуссанты, конечно, желали уехать. А коммунистические тираны не хотели их выпускать. Теперь на Руси свобода: кто хочет уехать, куда его черти несут, пусть едет. Так новая беда: Штаты их не пускают!
Конечно, есть большая разница между правом не впускать (например, в США или Англию – нищих со всего света, желающих туда переселиться) и правом не выпускать (например, из СССР – всех желающих пожить в Америке, как «белый человек»). Казалось бы, каждый должен иметь право сам выбирать, где ему жить. Но такое право у каждого как раз есть! Дело-то в другом, – или не впускают, или не выпускают.
И ведь вот что интересно. «Обычных» людишек в России никто не держит: катитесь. Но их никуда не впускают, а кто не верит, сходите к американскому посольству и посмотрите, как там издеваются над нашими гражданами, рвущимися в «Западный рай». Зато Америка с удовольствием примет талантов, тех, кто является самым ценным достоянием любой страны, в том числе России. А их воспитание и образование нам больших денег стоило, и вот опять мы видим, что свобода – категория экономическая. За право уехать они сами, или принимающая страна, должны были бы внести большой налог. Нет более глупой политики, чем отдавать за просто так сотни тысяч специалистов, которые могли бы послужить развитию нашего общества.
Если заплатят, пусть едут – ведь свобода! Нас (остающихся в «этой стране»), расстраивает лишь одно: стремление выехавших и собирающихся уехать поучать нас, и даже руководить нами, и особенно расстраивает, что никак не удается объяснить народу, что у эмигрантов и у тех, кто остался, интересы не просто разные, но диаметрально противоположные.
