Единственный писатель, с кем Булгаков вел многолетнюю переписку, был В.В. Вересаев, симпатичный ему человек и тоже врач в прошлом. Добрые отношения были у Булгакова и с Е. Замятиным, пока тот не уехал из СССР. Можно назвать еще два-три имени.
Зато врагов – три списка. Он вел их сам с каким-то сатанинским наслаждением. Я выбрал из них лишь фамилии мало-мальски знакомые: Л. Авербах, В. Киршон, Ф. Раскольников, М. Кольцов, А. Орлинский, М. Загорский, А. Безыменский, А. Селивановский, В. Шкловский, В. Билль-Белоцерковский, А. Фадеев, А. Луначарский, В. Шершеневич, А. Жаров, Вс. Вишневский, В. Кирпотин. И это – лишь самая малость. Их на самом деле в десять раз больше.
И все, как на подбор, члены Союза советских писателей, который Булгаков называл «Союзом профессиональных убийц», хотя и сам в нем состоял с года основания. И очень волновался в 1934 г., чтобы не опоздать «к принятию в члены».
* * * * *
Несколько слов о жизни Булгакова.
Родился он в Киеве в 1891 г. В семье преподавателя Киевской духовной академии, помимо Михаила, старшего сына, было еще шестеро детей: Вера (1892 года рождения), Надежда (1893), Варвара (1895), Николай (1898), Иван (1900) и Елена (1902). В 1900 г. Михаила зачислили в приготовительный класс Второй городской гимназии, а на следующий год он стал учиться в знаменитой Первой Александровской гимназии, которую и закончил в 1909 г. В том же году Булгаков становится студентом медицинского факультета университета Святого Владимира. Диплом со званием «лекаря» он получает в 1916 г.
Во время учебы в университете – непрерывные студенческие беспорядки. Студенчество раскололось. Михаил с теми, кто был против раскола: поступил – учись.
В 1914 г. началась мировая война. Булгаков, еще студентом, стал работать в госпитале при Казенной палате Саратова (там жили родители его молодой жены, Татьяны Николаевны Лаппа). А в 1916 г. вместе с дипломом лекаря Булгакову присвоили воинское звание «ратник» и направили работать земским врачом в самую, что ни на есть, российскую глухомань: в Никольскую больницу Сычевского уезда Смоленской губернии. Там он даже Февральскую революцию 1917 г. не заметил. Но Октябрьскую не проглядел: не дали солдаты, которые тысячами удирали с фронта и везли к себе в села характерные «окопные болезни» – гонорею и сифилис. Это бедствие стало столь массовым, что Булгакову из детского врача пришлось перепрофилироваться в венеролога.
В сентябре 1917 г. Булгаков добился перевода в городскую земскую больницу города Вязьмы.
Еще в Никольском с Булгаковым приключилась беда: отсасывая дифтеритные пленки из горла больного ребенка, ему показалось, что одна из них попала ему в рот. Он приказал ввести себе вакцину. Начался страшный зуд, его ничем нельзя было унять, к тому же распухли и заболели ноги. Спасали уколы морфия. Он так к нему пристрастился, что на какое-то время превратился в настоящего наркомана. Основной задачей жены стало теперь добывание спасительных ампул. Если она приходила ни с чем, Булгаков впадал в неописуемую ярость: грозился застрелить ее, однажды запустил в жену горящую керосинку.
Продолжались эти страсти аж до возвращения в Киев, когда уже во всю полыхала гражданская война. Пристрастие к наркотикам, по мнению первой жены Булгакова, стало причиной того, что у него никогда не было детей.
Спасло чудо. Уже в Киеве его несчастной жене посоветовали вводить ему вместо морфия дистиллированную воду. И… началось отвыкание.
В феврале 1918 г. Булгаков освободился, наконец, от работы в земской больнице, а в марте они с женой уехали из Вязьмы в Киев, который в то время был «под немцами». Булгаков занялся частной практикой, как венеролог.
Все биографы писателя (М.С. Чудакова, Б.В. Соколов и др.) считают, что годы гражданской войны (1918-1920) – самый «темный» период его биографии. Ибо никак не удается уточнить сроки, когда и на чьей стороне он воевал. Но этой бухгалтерией мы заниматься не будем. Ибо для нашей цели вполне достаточно твердо установленных фактов.
Они таковы: в Киеве 14 раз менялась власть. Десять раз на глазах Булгакова. И каждая власть стремилась мобилизовать его на свою сторону, ибо во время войны дипломированный врач – всегда в дефиците. Но сам Булгаков не желал служить кому попало. У него были свои взгляды на происходящее, и он не желал изменять им.
Он был русским человеком, а потому идею «самостийной Украины» не принял сразу, и ее носителю Петлюре служить отказался (сразу дезертировал из его армии). Ему импонировала идея единой и неделимой России. За нее он готов был драться. Поэтому, как только представилась такая возможность, он стал работать врачом в госпитале Добровольческой армии генерала А.И. Деникина. Взяли его однажды к себе и большевики. Пришлось подчиниться. Но при первом же удобном случае удрал и от них.
Поэтому все последующие годы Булгаков старательно «затемнял» в своих «автобиографиях» годы гражданской войны, причем даже тогда, когда ему в ОГПУ дали понять – им все известно: и то, что сам он воевал у Деникина, и то, что оба его брата (Николай и Иван) ушли с Добровольческой армией за границу. И тем не менее природная осторожность Булгакова брала верх. Хотя в той же «беседе» в ОГПУ 22 сентября 1926 г. он сказал: «Мои симпатии были всецело на стороне белых, на отступление которых я смотрел с ужасом и недоумением».
Итак, оказавшись в лагере белых, Булгаков с женой в начале ноября 1919 г. перебирается во Владикавказ. Там он работает в госпитале и активно пишет в газеты. Но уже в январе 1920 г. Булгаков забывает, что он лекарь, и начинает зарабатывать на жизнь пером журналиста. Во вкус, однако, войти не успел – его свалил возвратный тиф. Лежал с высокой температурой, в беспамятстве.
Наступали красные. Белые сворачивали свои учреждения и спешно покидали город. Жена Булгакова заметалась: что делать? Оставаться у красных – все равно, что добровольно явиться в ЧК. Но врач сказал твердо: мужа не довезете, он очень плох.
Пришлось остаться. Когда очнулся и вышел на улицу, то вместо привычного триколора увидел красный флаг и понял – это конец. В городе его все знают, сдадут в ЧК, а там долго не разбираются. Но деться некуда. Бежать не мог – слаб. Пришлось остаться и даже работать в той же редакции. В октябре 1920 г. дознались-таки, что писал для белых. Выгнали. Хорошо, что хоть так. Но далее рисковать было уже просто глупо.
16 февраля 1921 г. Булгаков пишет из Владикавказа в Москву двоюродному брату: «Во Владикавказе я попал в положение “ни взад, ни вперед”. Мои скитания далеко не кончены. Весной я должен ехать или в Москву (может быть, очень скоро), или на Черное море, или еще куда-нибудь…» О том, что собирается уехать «далеко и надолго», писал и сестре Надежде в апреле 1921 г. Он понимал, что у него теперь две дороги: либо к братьям на Запад через Черное море, либо в Москву, где придется начинать жизнь советского писателя. Первое – страшно. Второе – противно.
Решил-таки еще потягать судьбу за хвост. В мае 1921 г. Булгаков один (на двоих денег не было) едет в Тифлис, оттуда – в Батуми. А уж далее путь один – за кордон. 2 июня 1921 г. он пишет из Тифлиса сестре Наде в Москву: «Не удивляйтесь моим скитаниям, ничего не сделаешь. Никак нельзя иначе. Ну, и судьба! Ну, и судьба!»
Когда жена, скопив денег, приехала к нему в Батуми, он уже был «с решением» – за границу они не побегут. Из двух зол выбрал, на тот момент, меньшее. Решил перебираться в первопрестольную. Свои скитания по Кавказу Булгаков затем описал в рассказах из «Записок на манжетах».
В сентябре 1921 г. Булгаков поселился в Москве. Странствия сменил на мытарства. Уж чего-чего, а нищенски оплачиваемой работы при большевиках было вдоволь. Булгаков устроился секретарем в Литературный отдел (ЛИТО) Главполитпросвета при Наркомпросе. Но попал под очередную реорганизацию: ЛИТО закрыли, а Булгакова уволили.
Недолго продержался и хроникером в частной газете «Торгово-промышленный вестник». Лопнула газета. И вновь – без денег. Жизнь никому не нужного изгоя. Но Булгаков не унывает. В свою звезду верит твердо. А пока – вновь пролетарская газета «Рабочий» и основной рупор большевистской идеологии – «Правда». Именно в этой газете Булгаков 4 февраля 1922 г. печатает свой первый репортаж «Эмигрантская портняжная фабрика». А с начала 1923 г. он штатный фельетонист газеты «Гудок». Пишет много. Обо всем. Пишет быстро, как получится. Это еще не произведения писателя, это – заработок поденщика.
С началом нэпа стало чуть легче дышать не пролетарским писателям: появились частные газеты, журналы, издательства. Активизировалась литературная эмиграция. В Берлине (отделение – в Москве) стала издаваться газета «Накануне». Ее готовили литераторы, объединившиеся под знаменами «Смены вех». Суть их позиции проста: раз большевики пустили капитализм в Россию (нэп), а с ним и либеральную печать, значит они на своей марксистской почве зачахли, стали перерождаться. А коли так, то и сотрудничать с ними – не грех. Вот, собственно говоря, и вся философия.
