Я в двух словах его проинформировал: “Подписали вот такое заявление, и суть его сводится к следующему… Мы надеемся на конструктивное продолжение такого подхода и другого не видим”. Горбачев: “Да вы понимаете, что вы сделали?! Вы понимаете, что мировая общественность вас осудит! Гневно!” А я уже слышу, что Ельцин разговаривает с Бушем: “Джордж, привет!” – и Козырев переводит. Горбачев продолжает: “Что будет, когда об этом узнает Буш?!” А я говорю: “Да Борис Николаевич уже сказал ему, нормально он воспринял.” И тогда на том конце провода Горбачев устроил немую сцену. И мы попрощались.
Горбачев был в бешенстве. Он велел передать трубку Ельцину: “То, что вы сделали за моей спиной, согласовав с президентом Соединенных Штатов, – это позор, стыдобища!”37 Горбачев хотел вызвать “славянскую троицу” на следующий день к себе. Ни у Кравчука, ни у Шушкевича желания ехать в Москву не возникло. У главы России выбора, естественно, не было. Договорились, что Ельцин озвучит позицию всех троих. Кто-то “порадовал” Кравчука и Ельцина, что их самолеты могут сбить по указке из Кремля, когда они поднимутся с военного аэродрома в Пружанах. Если верить слухам, дошедшим до американских дипломатов, Ельцин прибыл в Москву рано утром 9 декабря пьяным – его пришлось выносить из самолета.
Как будто еще в советской, но теперь уже российской столице Анатолий Черняев слушал новости. “Полночь, – записал он в дневнике. – Только что – радио: Ельцин, Кравчук, Шушкевич объявили о прекращении существования Советского Союза как субъекта международного права”38.
Что касается самолета президента Украины, то в полетное расписание включили рейс в Москву, но улетел он в Киев. Кравчук не предупредил никого, включая семью, куда направится из Вискулей, а находясь там, не сделал ни одного звонка. Когда же он добрался до своей загородной резиденции под Киевом, то увидел вооруженных людей. Леонид Макарович приготовился к худшему. Оказалось, однако, что это новая охрана. Только дома президент рассказал обо всем жене. “Так мы уже не в Союзе? – спросила Антонина Кравчук. – Что, уже все?” Супруг ответил: “Кажется, все”. Узнав, что ночью звонил Горбачев, Кравчук махнул рукой. Он уже не считал советского вождя своим начальством39.
Руководители Белоруссии решили остаться пока в Вискулях. Шушкевич, Кебич и Кравченко отправились спать. В Каменюках, приграничной деревне, директор заповедно-охотничьего хозяйства Сергей Балюк поздно вечером вернулся домой и разбудил жену: “Советский Союз распался!” “Я спросонья никак не могу понять, что случилось, куда бежать, – вспоминала Надежда Балюк. – А он такой возбужденный, нервный, все повторяет: нету Советского Союза, нету”40.
Глава 16
От Союза к Содружеству
Около полудня 9 декабря, на следующий день после заключения договора в Беловежской пуще, в Кремль приехала кавалькада автомобилей. Перед Горбачевым, хозяином как будто упраздненного СССР, предстал Борис Ельцин в сопровождении сопровождении телохранителей. В окружении российского лидера не исключали наихудшего. Начальник охраны полковник Коржаков ехал в “Ниве” с карабином на переднем сиденье. К кабинету Горбачева российского лидера проводили Коржаков и один из охранников. Они остались в приемной лицом к лицу с кремлевской охраной, нервно дожидаясь исхода встречи президентов. Та затянулась почти на два часа. Ельцина и его приближенных беспокоило, не дерзнет ли Горбачев сделать то, на что ему не хватило либо смелости, либо влияния тогда, когда “бунтовщики” находились в Вискулях – арестовать одного из них. Перед приездом Борис Николаевич позвонил Михаилу Сергеевичу и потребовал гарантий безопасности. Тот спросил: “Ты что, с ума сошел?” И в ответ услышал: “Может, не я, а кто-то еще?”1 Утром того же дня помощник президента СССР Вадим Медведев дозвонился по мобильному телефону Горбачеву, который ехал в Кремль. Горбачев показался ему настроенным весьма воинственно. Медведев принялся было излагать содержание подготовленного им по распоряжению шефа документа, в котором обосновывал целесообразность сохранения Союза с экономической точки зрения – но Горбачева это мало интересовало. По его мнению, теперь были уже нужны не аргументы, а нечто другое. Рабочий день он начал с консультации с юристами. “Михаил Сергеевич бушует, заявляет, что он уйдет, пошлет их всех и так далее, покажет им”, – рассказал Анатолию Черняеву один из присутствовавших на той встрече. Тем не менее, когда вице-президент РСФСР Александр Руцкой, разъяренный подписанным в Беловежской пуще договором, примчался в Кремль и спросил у Горбачева, почему тот не прикажет схватить “пьяную троицу” государственных преступников, президент предложение отклонил. Вместо этого он поручил Георгию Шахназарову составить проект обращения к гражданам Союза, в котором “должны быть проставлены все точки над i, прямо и без обиняков сказано о роли Кравчука и других участников Минских соглашений”2.
Горбачев ожидал, что президент России явится в компании Кравчука и Шушкевича. “Пусть объяснят всей стране, миру и мне”, – заявил своему пресс-секретарю Андрею Грачеву Михаил Сергеевич и добавил, что поговорил с Нурсултаном Назарбаевым и тот тоже возмущен и ждет от Ельцина объяснений. Борис Николаевич согласился приехать на встречу с Горбачевым и Назарбаевым в полдень, а вот Кравчук не имел ни малейшего желания следовать его примеру. Да и Шушкевич позвонил Георгию Ревенко, руководителю аппарата президента СССР, и сообщил, что не приедет. Если верить Ревенко, белорус, “почти всхлипывая”, путано объяснял, что ему надо выспаться и осмыслить происшедшее – ведь в Беловежской пуще все случилось внезапно. Однако, если Горбачев и Ельцин сочтут нужным провести переговоры в более широком составе, он явится. Через несколько минут Горбачев воспользовался туманными обещаниями Шушкевича в разговоре с украинским президентом, сказав, что глава парламента Белоруссии собирается в дорогу.
Кравчук полуночный звонок из Москвы оставил без внимания, и глава Советского Союза велел связаться с ним еще раз.
– Так ты приедешь в Москву? – спросил Горбачев в лоб. Когда собеседник ответил вежливым, но твердым отказом, Горбачев пустил в ход все аргументы, какие пришли в голову.
– Что такое? Ты же член [Государственного] Совета [СССР]. Как ты можешь? Союз еще есть.
Президент Украины возразил:
– Союза уже не существует.
– Так что, ты не приедешь? – переспросил изумленный Горбачев.
Кравчук, всегда учтивый и уклончивый, на этот раз ответил прямо: нет, и подумал при этом: “Наездился – и я, и другие”. Дальнейшее общение не имело смысла.
– Ну ладно, – произнес разочарованно президент СССР и повесил трубку. По воспоминаниям Кравчука, одной из причин, которая заставила его отказать, было подозрение, что в Москве готовят западню. В мемуарах он пишет: “Я почувствовал: нас не выпустят оттуда, будут держать до тех пор, пока мы не откажемся от соглашения, подписанного в Беловежской пуще”3.
Горбачев ждал Ельцина у себя в кабинете. Назарбаев тоже был там. Казахстанский лидер, несмотря на обещание, ни в Беловежскую пущу, ни в Минск не наведался, а теперь, по-видимому, решил поддержать советского вождя. Ельцин начал с того, что заявил о своем желании склонить Кравчука к подписанию какого бы то ни было Союзного договора, предлагая варианты: и соглашение сроком на четыре или пять лет, и ассоциированное членство Украины в восточнославянском союзе. Поскольку Кравчук отвергал идею за идеей, образование СНГ оказалось в таких обстоятельствах единственно возможным выходом, доказывал Ельцин. Михаил Сергеевич, однако, был озабочен не столько возникновением СНГ, сколько распадом Советского Союза. Несколько часов спустя он пересказывал приближенным слова, которыми выговаривал Ельцину:
– Вы собрались втроем, а кто вам дал такие полномочия? Госсовет не поручал, Верховный Совет не поручал.
Президент России не признавал за собой никакой вины и грозил уйти. Горбачев удержал его, но разговор продолжался на повышенных тонах. Хозяин кабинета поставил вопрос ребром:
– Ты мне скажи, что завтра людям говорить?
Ельцин ответил:
– Я скажу, что займу ваше место.
Затем он обвинил Горбачева:
– Вы трижды в день переговариваетесь с Руцким.
– А ты – с Бушем.
Михаил Сергеевич за словом в карман не лез. “И так – сорок минут перебранки, – вспоминал позднее с горечью Назарбаев. – Мне даже стыдно стало присутствовать при этом”. Президент СССР требовал, чтобы судьбу Союза определил еще один референдум. Наконец оппоненты достигли компромисса: текст соглашения о создании СНГ решили разослать парламентам (бывших) союзных республик для оценки. Ельцин позвонил Кравчуку: “Леонид Макарович! Никогда и ни с кем не хотел бы я больше иметь подобного разговора”4.
