28 сентября. Вечер. Возле станций метро “Баррикадная” и “Улица 1905 года” идут митинги. “Белый дом” блокирован, но еще можно пройти. Стоит пожилая женщина с плакатом: “Руслан Имранович! Мы с Вами”. Один мужчина на бегу кричит на нее: “Чего ты этого чеченца защищаешь?” Она коротко отвечает: “Он защищает меня, а я — его”.
В метро на эскалаторе бабушка, справившись о том, куда я иду, просит помочь донести сумку до “Белого дома”. По дороге интересуюсь содержанием сумки. Она отвечает: “Хлеб, сало и чеснок.” — И добавляет: “Они же, бедные, без света, без еды и без воды сидят там”. Спрашиваю: “Для кого же Вы несете продукты?” Отвечает: “Для Руслана Имрановича”. Я ей шутливо: “Бабушка, он, насколько я знаю, не ест свинину”. Она решительно возражает: “Ничего, хлеба и чеснока покушает”. Сумку мы отдали дежурным у входа. Они заверили, что передадут в приемную Председателя.
2 октября. Метро “Баррикадная”. Все блокировано. Главные события развиваются на Смоленской площади. Пройти туда невозможно. Москвичка Галина Васильевна (так она назвалась), учительница, предложила свою помощь, сказала, что тоже идет туда, поддерживать “Белый дом”, Хасбулатова и Руцкого. Она знала как обойти заслоны. Я и Владимир Иванович, доцент из Петербурга, пошли вместе с Галиной Васильевной.
Через некоторое время мы были уже на Смоленской площади. Основные события здесь уже остались позади: у ОМОНа демонстрантами отвоевано пространство протяженностью 50-60 метров, возводятся баррикады, разводятся костры. Много молодежи.
Рассказывают, что при столкновении на стыке Старого Арбата и Смоленской площади погиб учитель-пенсионер, на месте его гибели расставлены свечи, кто-то положил цветы.
Стоим в кругу людей (человек 40 — разных: женщины, молодежь, старики), беседуем. Наша “проводница” Галина Васильевна рассказывает, что она раньше почти не ела хлеба, а теперь в основном питается хлебом и ничего... Затем она интересуется у Владимира Ивановича, откуда он приехал. Тот отвечает, что из Петербурга. Тот же вопрос она задает мне. Я отвечаю, что из г.Грозного. У нее возникает очередной вопрос: “Чеченец, что ли?” Я отвечаю утвердительно. Она с улыбкой окидывает взглядом и говорит “Нормальный человек, а то все — чеченская мафия, чеченская мафия!”
Рядом с нами преподаватель МГУ доказывает иностранному журналисту, который якобы не понимает, почему здесь собрался народ, что в России попрана Конституция, что и те, кто в “Белом доме”, и те, кто здесь, на площади, защищают не себя лично и не ищут каких-либо благ, а защищают Конституцию и свое право быть свободными людьми...
3 октября. 12-00. Октябрьская площадь. Все блокировано. Мы с другом медленно идем на мост в сторону “Белого дома”. Вдруг неожиданно, словно горная река во время проливного дождя, сметающая все на своем пути, огромная масса людей хлынула в сторону “Белого дома”.
Два заслона — в начале и в конце моста, “лопнули”, словно мыльные пузыри. Следующие заслоны с техникой: машины, водометы, газы. Но народ уже не остановить. Старики бегут наравне с молодыми. В толпе людей много солдат, их заботливо окружают гражданские, угощают водой, сигаретами, что-то объясняют.
На подходе к мэрии мы увидели, что власти настроены решительно. Раздаются выстрелы. Словно разозленные пчелы визжат пули. Недалеко от нас падает мужчина, раненный в ногу, рядом падает другой. Пуля попала ему в шею. Он просит записать его домашний телефон, говорит что у него сын Максим. Бумаги с собой нет, записываю на носовом платке. Оказалось, что в спешке пропустил одну цифру. (Позже, как “вещдок”, этот платок забрали сторонники А.Руцкого). Раненых на машине отправляем в больницу.
Блокада “Белого дома” прорвана. Всех охватило одно чувство — это победа. С другом идем на “чеченскую площадку” (место, где собирались чеченцы), там встречаемся с депутатом Верховного Совета Российской Федерации Исой Алироевым и земляками.
Все ждут выхода своих кумиров. Они появляются на балконе здания Верховного Совета: Александр Руцкой — вначале, чуть позже — Руслан Хасбулатов. Во время выступления Руслана Имрановича один мощного сложения мужчина толкает меня локтем и говорит: “Вот настоящий чеченец! Выстоял! Молодец!” Я ему говорю: “Так чеченцы же — бандиты!”. Он грозно спрашивает: “Кто вам это сказал?” Я отвечаю: “Так об этом во многих газетах пишут”. На это мой собеседник резко отвечает: “Врут они, сволочи”. И добавляет дружелюбно: “А вы, уважаемый, если не знаете чеченцев, то хотя бы помолчали”.
Вместе со всеми он скандирует: “Хас-бу-ла-тов...” Я присоединяюсь к нему.
Людей — десятки тысяч.
Деревья в еще большей “опасности”.
Это все было 3 октября и никто не знал, что принесет следующий день...
Кандидат философских наук Саламу Дауев,
житель г.Грозного
То, что произошло у “Останкино”, иначе как расстрелом, не назовешь. Хладнокровное, тысячу раз взвешенное, умышленное убийство многих сотен людей. Уже тогда, поздним вечером, часов в 11-12, многие наблюдатели — специалисты, военные эксперты, с которыми мне приходилось встречаться и говорить, называли цифру убитых у “Останкино” не менее одной тысячи - тысячи двухсот человек. Людей косили из пулеметов как косой траву. Демонстрантов, шедших плотным строем — расстреливали в упор...
30 или 40 вооруженных людей Макашова и Баркашова и несколько тысяч демонстрантов (называют разные цифры, от 1 до 5-6 тысяч человек) оказались перед 30 бронетранспортерами и двумя тысячами до зубов вооруженных бойцов, укрытых за стенами “Останкино”. [83]
Вертолеты к тому же дополнительно корректировали огонь БТР и других частей, которые действовали не только непосредственно под прикрытием стен “Останкино”. Какие-то люди в джипах выскакивали чуть ли не вплотную к демонстрантам, открывали огонь по толпе, а затем стремительно скрывались. Кто они? Бейтаровцы? Или бойцы мафии, о которых писал Станислав Говорухин? И в том, и в другом случае — это и есть та криминальная социальная база политического режима Ельцина, которая показывает, что власть Ельцина — это ее власть.
Поход демонстрантов на “Останкино” не был организованным, все происходило спонтанно. И это — правда. Приготовления, конечно, были, но у кремлевских провокаторов. Это — тоже правда. Разве трудно было перехватить демонстрантов по дороге к “Останкино”? Тем более, что они были почти не вооружены, а мятежники-ельцинисты имели стократный перевес в силах. Помимо возможности перекрыть несколько раз движение на Садовом кольце (на площади Маяковского, в районе Цветного бульвара, где, кстати, были заранее сосредоточены значительные прокремлевские силы, и, наконец, на пересечении Садового с проспектом Мира) имелось почти идеальное с тактической точки зрения место для блокирования продвижения вдесятеро большей и вдесятеро лучше вооруженной колонны — в районе Рижского вокзала. [84]
Ничего этого, разумеется, сделано не было. Разумеется — потому что иначе “красно-коричневые” не попали бы в “Останкино”, и вообще всем бы с самого начала стало очевидно, что силы конституционалистов настолько незначительны, что при желании с ними можно “разобраться” в несколько часов — когда они берутся “не за свое дело” — то есть пытаются “штурмовать”.
Мне рассказывали о таком факте — 2 ноября Петербургское ТВ показало поистине сенсационные кадры: крупное подразделение ОМОНа, в полной боевой экипировке, с добрым десятком БТРов, безропотно пропустило в “Останкино” колонну невооруженных демонстрантов, идущих на “штурм” “Останкино”! Пропустило, не сделав даже намека на попытку задержать. Тележурналисты удивленно спрашивали: “Почему?” Да потому, что был такой приказ. А приказ — составная часть плана; в соответствии с приказом приводится в действие план.
Более того. Значительная часть сторонников Конституции и Парламента отправилась в “Останкино” пешком. Свидетельница Л.Сурова, литератор, следующим образом описала этих людей: “...никакого неистовства, никакого звериного фанатизма. Это были обычные, но разные люди, мои сограждане, мои земляки. Были молодые, старые, женщины, девушки... Папа с сыном лет 10... Мы видели людей, никем не организованных... одни помягче, поинтеллигентнее, другие повоинственней... — но шли не убивать, не мстить... Что мы видели из оружия? Пять-шесть металлических щитов, одну дубинку, у кого-то еще кусок водопроводной трубы, а у одного мальчишки лет 15 — топорик... Никаких вооруженных боевых отрядов мы не видели”. [85]
