ОДНАКО Игнатьев «обеспечивал» безопасность Сталина вообще странным и недопустимым образом. И на этом, четвертом соображении я свой перечислительный ряд закончу – дабы совсем уж вконец читателя не утомлять.
Итак, в-четвертых… Ладно, пусть Сталин не терпел врачей или не доверял им. Но ведь это СТАЛИН! Для тех, кто связан с охраной его жизни, важно не то, что нравится или не нравится Сталину, а то, как обеспечить охрану его жизни всесторонне, надежно и полноценно. Ленин тоже не любил охраны, но люди, ответственные за его охрану, нашли простой и очевидный выход – охранять Ленина скрытно, так, чтобы телохранители лишний раз не попадались ему на глаза. Вот и с необходимой медицинской подстраховкой здоровья Сталина можно было поступить так же… Иметь на даче все необходимое под рукой, а сменного врача включать в число охранников внешней охраны, которых Сталин в лицо мог и не знать, да и не знал.
Если не дай бог что случится, то и оборудование есть под рукой, и опытный специалист.
А что было в реальности?
Скажем, Жорес Медведев сообщает, что когда к Сталину, наконец, вызвали врачей, то они попросили срочно привезти его медицинские документы, то есть «историю болезни» из Кремлевской больницы, не сомневаясь в наличии ее.
А ее-то и не было. Никто даже не знал, с каких пор у Сталина гипертония.
На всей даче не было даже самых примитивных лекарств и медицинских приборов. Среди многочисленной обслуги из игнатьсвского Управления охраны не нашлось ни одной медицинской сестры, не то что врача.
Ж. Медведев пишет, что кто-то из врачей во время консилиума воскликнул: «Хотя бы медсестру завели под видом одной из горничных или врача под видом одного из полковников! Ведь человеку 73 года!»
Вряд ли здесь нужны комментарии. Так что и в этом смысле Игнатьев и его аппарат виновны как минимум в преступной халатности.
Хотя они, похоже, виновны и в большем – в прямом преступлении. Причем что-то много написано в литературе об охранниках, но ничего не написано о горничных. Между тем на даче Сталина был, кроме охраны, немалый обслуживающий персонал – дежурные, прикрепленные подавальщицы, повара, библиотекари, садовники, которые постоянно находились около Сталина. А ведь сказано: «Ищи женщину»…
Что же до того, что охранники якобы боялись лишний раз Сталина потревожить, то и в это не очень-то верится. Во всяком случае, Сталин никого живьем не ел – ни на завтрак, ни на ужин. Во всяком случае тогда, когда его охраной ведал генерал Власик.
И не наводят ли бывшие охранники Сталина (или безвестные редакторы их показаний) тень на и так не очень-то ясный то ли февральский, то ли мартовский день, а заодно и ночь?
Если заговор против Сталина был – а он был, то в реальном масштабе времени никто из участников этого заговора – ни из числа высокопоставленных лиц, ни из числа исполнителей, не мог предполагать, что обстоятельства смерти Сталина будут когда-либо анализироваться публично и независимо от официальных властей. Поэтому, как я догадываюсь, о правдоподобной и непротиворечивой версии прикрытия никто не позаботился ни тогда, ни позднее.
Кто-то из охранников мог лгать намеренно – как изворачивающийся участник преступления. Но вряд ли сознательно лгала вся внутренняя охрана дачи… Ведь из ее числа к умерщвлению Сталина если и был кто-то причастен, то не более одного-двух человек. А, возможно, и вообще ни один – кроме охраны была ведь и обслуга.
Охранники – и тогда, и через много лет, могли многое путать и без злого умысла – как часто путают важнейшие детали свидетели преступлений. Да и состояние шока тоже надо учитывать.
Непосвященные и непричастные могли лгать ненамеренно («врет как очевидец», – говорят юристы) и даже своими правдивыми показаниями и воспоминаниями невольно прикрывать намеренную ложь других. Надеюсь, читателю не надо объяснять, что я имею в виду?
А пытаясь принять весь этот конгломерат «свидетельств» всерьез, путаются и те исследователи, которые пытаются эту путаницу распутать и свести ее в непротиворечивую картину.
Но если Сталин был убит – а он был убит, – на основании свидетельских показаний картину его смерти выстроить невозможно в принципе! Я позднее на этом немного остановлюсь.
При этом я, как и обещал в начале книги, не буду заниматься криминальными изысканиями относительно последних суток жизни Сталина, проведенных им в здравом уме и ясной памяти.
Но кое-что об этих последних сутках сказать надо.
«ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ» И ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ
Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, если я предам Его?
Они предложили ему тридцать сребренников;
И с того времени он стал искать удобного случая предать Его.
…
Когда же настал вечер,
Он возлег с двенадцатью учениками;
И когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.
Евангелие от Матфея,
Глава 25, стихи 14-16, 20-21.
…Отверженному отраву
В чаше преподнесли.
Сказали ему: «Проклятый,
Пей, осуши до дна…
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна…
Иосиф Джугашвили (Сталин)
В 1953 ГОДУ предпоследний день зимы, 27 февраля, пришелся на пятницу. 28 февраля – суббота, а в воскресенье уже начиналась весна, по крайней мере – официально.
Зима была, считай, прожита.
Сталин в феврале принимал редко, но вряд ли это было признаком нездоровья, особенно если вспомнить свидетельства Браво и Менона. Скорее Сталин обдумывал предстоящие события и не считал разумным тратить силы и энергию раньше их начала. Сил-то с годами не прибывало.
16 февраля он провел в своем кремлевском кабинете совещание с «Тройкой». Берия, Маленков и Булганин были у него недолго. И сама краткость их пребывания у Сталина позволяет предполагать в этом совещании не обсуждение проблем, а оперативный доклад «Тройки» Сталину и получение ей указаний от него.
17 февраля Сталин принимал индийского посла Менона, после чего в сталинском кабинете вновь на 15 минут собралась «Тройка».
Общение же с другими членами высшего руководства было ограничено до минимума.
Еще прошлой осенью, 10 ноября 1952 года, было решено проводить заседания Президиума ЦК раз в месяц, а заседания Бюро Президиума ЦК – еженедельно по понедельникам.
Начиная с первого заседания Президиума ЦК, состоявшегося 18 октября 1952 года, Сталин вел и все последующие заседания, кроме заседания Бюро Президиума ЦК 9 января 1953 года, когда обсуждались пропагандистские мероприятия по «делу врачей».
При этом последнее заседание Президиума ЦК пришлось на начало декабря, а в январе и в феврале Президиум ЦК не собирался.
Что же до Бюро Президиума ЦК, то оно последний раз собиралось 26 января, не собравшись в феврале ни разу. Все это напоминало затишье перед бурей, и это затишье не сулило ничего хорошего только Хрущеву – если иметь в виду высшее руководство.
Сложным оказывалось и положение Игнатьева. Он мог предполагать, что доживает как министр последние дни. «Огрехов» и даже грехов у Игнатьева накопилось к концу зимы 1953 года немало, и он не мог не вспоминать судьбу своего предшественника, экс-министра ГБ Абакумова, ныне сидящего в узилище у пока министра ГБ Игнатьева. А если Игнатьев был хотя бы косвенно связан с заговором против Сталина, то он тем более должен был чувствовать себя не лучшим образом, и это могло отражаться на его поведении так, что оно выглядело еще более подозрительным.
На понедельник, 2 марта 1953 года, хотя по «штатному расписанию» это был день заседания Бюро Президиума, было назначено расширенное заседание всего Президиума ЦК, которого все заждались.
Да, 2 марта должно было решиться многое – как в концептуальном отношении, так и в кадровом. Не могли не рассмотреть на Президиуме и ход следствия по «делу врачей» – с принятием принципиальных по нему решений.
И Сталин решил отдохнуть. Вечером 27 февраля он поехал в Большой театр – посмотреть «Лебединое озеро». В правительственной ложе сидел один, в глубине – чтобы его не видели из зала.
Балет Чайковского Сталин любил и смотрел много раз, но в том, что накануне смерти он смотрел именно его, нет символики и скрытого смысла – Сталин смотрел то, что стояло в репертуаре. Я утверждаю это так уверенно потому, что это подтверждается самим фактом сохранения инкогнито Сталина в тот вечер. Если бы он, допустим, заранее попросил поставить на определенный вечер определенный спектакль, то при любой маскировке его личной в том заинтересованности вряд ли удалось бы полностью скрыть от любопытных факт предстоящего посещения Сталиным Большого театра. Однако все совпало удачно – Сталину надо было наедине с самим собой расслабиться и отдохнуть перед утомительным, эмоционально непростым и длительным заседанием 2 марта, и тут кстати был любимый балет с любимой музыкой.
