Но если Богдан Сташинский надеялся, что это первое и последнее такого рода задание, то он горько ошибался. Сначала его «обласкали» (похвала и фотоаппарат), а потом… Потом сказали, что он должен ехать в тот же Мюнхен, выследить там человека по имени Степан Попель и ликвидировать его таким же способом и тем же оружием, только модифицированным: с двумя стволами, то есть, чтобы без промаха.
У Сташинского не было выбора, и после неудачной первой попытки на второй раз он выполнил это задание. Награда последовала незамедлительно. В декабре 1959 года Богдан Сташинский был награжден орденом Красного Знамени, врученным ему лично председателем КГБ А. Шелепиным в Москве. Кроме того, Сташинский, вопреки всем инструкциям КГБ, получил разрешение на брак с Инге Поль, немкой из Восточной Германии, с которой он познакомился за несколько лет до этого.
Знал ли вначале Сташинский, кого он убил? Во всяком случае, ему можно поверить, что не знал. Ведь Сташинский родился и вырос в Галиции, где культ Степана Бандеры был очень силен. И вполне возможно, что у него не поднялась бы рука, если бы он знал, с кем имеет дело. Другое дело — какой-то Степан Попель. Но уже через несколько дней убийца узнает настоящее имя своей жертвы. Вот как он рассказал об этом на суде: «Совершенно случайно я увидел в кинохронике кадры с похорон Бандеры. То есть я собственно видел лишь одну картину: Бандера в открытом гробу и вокруг него люди. Когда я это увидел… мне показалось, что кто-то меня ударил по голове молотком. Это, может, не совсем точно — я был страшно испуган. Это было в первый раз, чтобы я так непосредственно увидел последствия своего поступка. Я хотел бы сказать, что о последствиях я, собственно говоря, знал и раньше, я знал, что люди умрут. Но это не одно и то же: знать о чем-то и действительно видеть. Я был полностью ошеломлен, когда вышел из кино».
Как могла сложиться дальнейшая судьба Богдана Сташинского? Могла сложиться так, как у убийцы Коновальца Павла Судоплатова. Но, вероятно, начальство не видело в Сташинском тех качеств, которые необходимы для работы непосредственно в администрации органов. После этих двух успешных покушений Сташинского могли использовать и дальше в этом же направлении. Самому Сташинскому сказали, что теперь его желают использовать для «мирной» работы: он будет так называемым резидентом в какой-нибудь европейской стране. Но эти два варианта вызывают большие сомнения хотя бы потому, что над резидентом всегда тяготеет угроза провала. А где гарантия, что тогда Сташинский не «расколется» и не выдаст тайны смерти Ребета и Бандеры? Начальство справедливо полагало, что это вызовет большой скандал, что, собственно, и произошло. Скорее всего, Сташинского просто ликвидировали бы как нежелательного свидетеля. Но спешить с этим не было необходимости, ведь он никуда не денется. Но на всякий случай, разумеется, к нему приставили охрану.
И вот тут свою роль сыграла Инга Поль. Их любовь была настолько сильна, что бесхарактерный, пугливый юноша решился воспротивиться своему начальству и настоять на том, чтобы вступить в брак только с ней. Помогла встреча с председателем КГБ Шелепиным, который милостиво разрешил заключить этот брак. Это была еще одна форма вознаграждения Сташинского, но как, наверное, потом проклинал себя за этот милосердный поступок Шелепин! Знал бы он, чем все это обернется, приказал бы, возможно, уничтожить обоих.
Но, как бы там ни было, Богдан с Ингой вступают в брак в апреле 1960 года в Восточном Берлине. Через месяц Сташинского вместе с женой отозвали в Москву для дальнейшей учебы. Они поселяются в Москве и вроде бы готовятся к будущей работе на Западе, причем жена уже знает тайну своего мужа, правда, не полностью. Инга, хотя и была из «нашей», Восточной, Германии, никогда не была настроена прокоммунистически, а жизнь в Москве еще больше открывает ей глаза на «коммунистический рай». Она медленно, но успешно «перевербовывает» своего мужа, убеждая его, что если их пошлют в какую-нибудь западную страну, они там явятся в соответствующее учреждение и попросят политического убежища. При этом Инга еще ничего не знает об убийстве Ребета и Бандеры. Но как это осуществить? Они понимают, что за ними установлен тщательный надзор, их квартира напичкана «жучками» для прослушивания. В результате прослушивания домашних разговоров Богдана с женой у начальства появились основания подозревать Сташинского в недостаточной лояльности к советскому режиму. Его отчислили из школы и запретили покидать Москву. У семейной пары возникает сомнение, переросшее в твердую уверенность — их никогда и никуда посылать не будут. Но тут на помощь приходит случай, вообще-то достаточно трагический, связанный со смертью, но, может, именно эта смерть спасла жизнь Сташинскому, а заодно и его жене.
Инга забеременела, и в связи с предстоящими родами весной 1961 года ей было разрешено выехать в Восточную Германию. Там, в доме родителей, она рожает сына. Мужа, который хотел по такому случаю поехать к своей жене, из Москвы не выпустили. Через несколько месяцев, 9 августа 1961 года, Богдан Сташинский получил от жены телеграмму следующего содержания: «Петр умер, прошу приехать». Не пустить отца на похороны своего ребенка не могли даже советские спецслужбы. Тем более, Сташинский намекнул, что его жена, которая уже много знает, в состоянии нервного шока может поднять нежелательный шум. С ним согласились, отпустили в Дальгов, именно из этого города была Инга, но окружили весь дом, где жили родители Инги, бдительной охраной. И тогда Богдан Сташинский с женой оставляют своего ребенка не похороненным, берут документы и деньги и незаметно выскальзывают из дома, прячась между кустами и огородами, отходят подальше, потом нанимают машину, которая и отвозит их в Берлин. Дальнейшее известно.
Но пора вернуться в зал суда в Карлсруэ. Не стоит дословно воспроизводить ни речи прокурора, ни речи адвоката, тем более, что главное читатель уже знает. Следует лишь указать, что на суде выступила жена убитого Льва Ребета Дарья Ребет (девичья фамилия Цисик) и сказала: «Все то, что здесь в эти дни выяснилось, я воспринимаю как глубокую и жестокую трагедию. Я не держу против обвиняемого зла и ненависти. Чисто по-человечески обвиняемого можно пожалеть, и я не сделаю ничего такого, за что он был бы строго наказан. Дело Сташинского я вижу именно как дело, как явление, которое является отражением трагической судьбы нашего народа»…
Потом выступала Наталья Бандера, но с ее выступлением читатель уже ознакомился.
19 октября 1962 года был объявлен приговор: восемь лет строгого тюремного заключения. Он был воспринят очень неоднозначно. Одни обвиняли суд в чрезмерной снисходительности к двойному убийце. Другие считали, что Богдана Сташинского вообще следовало бы оправдать, поскольку он был всего лишь орудием убийства, а настоящие убийцы сидят в Москве. В одном письме даже предлагали выдать Сташинскому документы на имя, которое он сам себе выберет, дать ему 50 тысяч марок и разрешить жить в любой стране, по его выбору. Дальнейшая судьба Богдана Сташинского практически неизвестна. Известно только, что он отбыл срок и с женой выехал, но в какую страну и под какой фамилией — об этом уже, наверное, никто никогда не узнает. Конечно, у Сташинского не было ни малейшего желания продолжать афишировать свою личность, ведь и ему могла быть уготована судьба его жертв.
Интересна реакция Москвы на все происходившее. Когда там узнали о бегстве Сташинского, поднялся страшный переполох. Полетели со своих мест многие начальники, от «мала до велика», включая и самого Шелепина. Надо полагать, что делались попытки каким-то образом «ликвидировать» Сташинского так, чтобы это было похоже на естественную смерть или самоубийство. Но стены немецких тюрем оказались непроницаемы, а тюремные работники неподкупны.
Были или нет подобные попытки — неизвестно. Зато хорошо известно, что был проведен ряд операций с привлечением коммунистической печати в других странах, с заявлениями «свидетелей» и пресс-конференциями, в которых старались обвинить другие силы и других лиц. Массив дезинформации, запущенный советскими спецслужбами, был огромен и разнообразен. К этим процессам был причастен известный в то время политический деятель из Федеративной Республики Германии Оберлендер. Говорили, что его назначили министром в федеральном правительстве, а Степан Бандера был с ним связан еще со времен войны и имел на него компрометирующие материалы. Таким образом, старались убедить, что сами немцы убрали нежелательного свидетеля. Но эта версия была настолько неубедительной, что требовались какие-то «живые» свидетели. Конечно, такие свидетели нашлись. Стефан Либгольц (Липпольц) и Отто Фрайтаг, которые раньше проживали в ФРГ, а потом «добровольно» переселились в ГДР (иными словами, они были агентами, которые «засветились» и были вынуждены бежать), на пресс-конференциях «независимо друг от друга» сделали сенсационное сообщение: им известно, что по указанию службы Гелена[56] Степана Бандеру отравил, всыпав ему яд во время обеда, член ОУН и одновременно агент службы Гелена Дмитрий Миськив. К этому времени Дмитрий Миськив уже умер, так что на него можно было валить все, что угодно. Но не тут-то было — снова случился большой «прокол»! Было твердо установлено, что Дмитрий Миськив никак не мог подсыпать яд Степану Бандере по той простой причине, что его в тот день не было в Мюнхене.
