Они провели вместе несколько вечеров, ведя задушевные беседы. Фрау Марта оказалась интересной собеседницей; слушая ее, гость больше молчал. У него не было желания перебивать старую женщину, знавшую, очевидно, такие тайны и явления, которые неведомы миллиардам людей, даже вместе взятым. разве что единицам среди землян.
Ей, судя по всему, нравилось делиться с ним, молодым и привлекательным мужчиной, полным жизни и будущего, своими умозаключениями. Фрау Марта была глубоко уверена в том, что времена приходят и уходят, как и люди; что есть юность, становление, расцвет и смерть Времен… Философствуя, она признавалась, что жестокость, приписываемая одними людьми другим, проходит — как давняя излеченная болезнь, — вместе с уходом многих поколений людей. «Наполеон Бонапарт, — говорила фрау Марта, — был велик, затем стал изгоем, чудовищем, и вновь, по прошествии Времени, обрел величие, стал героем и национальным символом Франции. И уже никто больше не хочет вспоминать о его жестокости или немилосердности. А, может, он никогда и не был жесток?!».
Встречаясь с собеседником за вечерней чашкой чая, она нередко заводила разговоры о разных исторических личностях, будь то Александр Македонский, Фридрих Барбаросса, царица Нефертити, Петр Великий, или Адольф Гитлер. «Биографии исторических фигур подобного масштаба обречены обрастать тысячами легенд, — сетовала фрау Марта. — Ни мы, ни даже те, кто близко общался с подобными личностями, никогда не знают всей правды о них, не знают истинной сути их поступков и помыслов, их задач и исторических целей». Его тогда поразила ее твердая убежденность, заключавшаяся в очень простой мысли, что зачастую тот, кого после его смерти славословят, говоря только хорошее, на самом деле — тиран и убийца народов. Как и тот, кому приписывают только крайне отвратительные черты и ужасающие деяния, на самом деле руководствовался чистыми помыслами во славу своего народа.
В этих долгих беседах не просматривалось желания подготовить собеседника к чему-то, к какой-то определенной миссии, или распознать его внутренний укромный мир. Зачастую ему даже чудилось, что она говорит сквозь него, в пространство окружающего мира, четко ограниченного пределами этого таинственного поместья.
Как-то, в одну из бесед, фрау Марта замолчала, а после долгой паузы раздумчиво спросила:
— Почему ты ничего не скажешь?
— Разве это важно, если я скажу, что разделяю многие ваши мысли? Вам нравится говорить о великих, фрау Марта. И о тех, о ком после смерти говорят хорошо, и о тех, о ком говорят только плохое. Ну что ж, в стране, где я живу, по-разному отзываются о Сталине. Чаще негативно. Но, как говорите вы, кто может судить, что это за личность? С одной стороны — тиран. А с другой — он всего лишь дал людям возможность проявить свои самые отрицательные стороны. Дал возможность для раскрытия самых низменных инстинктов.
— Монархия и Православие направляли сердца и помыслы подданных Российской империи на божественное, чистое созидание. Но пришел Дьявол, и мир перевернулся. — Фрау Марта поднесла к глазам чуть смятый платочек и промокнула затекающую в морщинки влагу.
— Те же люди, — продолжил свою мысль собеседник, — что с согласия Сталина творили беспредел и беззаконие, после смерти вождя обвинили его одного во всех грехах. А где они? И кто они сами? А они обозначили самих себя в советской истории «жертвами сталинского произвола». На поверку, им оказалось выгодно сначала быть нелюдями, убивать и грабить, издеваться и держать в страхе всех и вся, а после смерти вождя причислить себя к ангелам и жертвам.
— Но к жертвам не своих низменных бесовских инстинктов, а к жертвам Личности, избранной ими, оставшимися в живых, как искупительная перед истинными жертвами Жертва. Это очень выгодно негодяям, не правда ли?
Пока он мысленно повторял ее фразу, вдумываясь в заложенный фрау Мартой глубокий смысл, она вновь поднесла к глазам зажатый в сухом кулачке платочек. После короткого молчания, старушка продолжила:
— Мне кажется, они были очень близки: Сталин и мой патрон. Конечно, я не знаю близко советского вождя, а вот своего патрона я знаю с самых первых дней, когда он только стал у власти и после, когда его судьба отвернулась от него. Он остался не у дел, одинокий, изгнанный; жертва — для таких, о ком мы с тобой говорим. И если бы не его жена, он бы не смог примириться с той ролью, которую ему уготовили после его. отречения, ухода, бегства. все равно, как назвать этот процесс превращения в злого гения человечества. В той атеистической стране, в которой ты живешь, уверовали, что он антихрист; а он всегда верил в Бога, в Создателя, который живет в каждой душе. Разве не во славу Господа искал он Чашу Грааля?.не во имя Создателя уповал на Копье Судьбы, ища виновных в распятии Сына Божьего? И разве не с крестом он пошел против богоборцев?
Фрау Марта в тот вечер была явно чем-то расстроена, или растрогана, а, может, предзакатный вид пробуждал в ней излишнюю сентиментальность, только она вновь промокнула глаза. И только тут мужчина заметил вышитые вензелем на шелковом платочке слова: «Фрау Марте — А. Г., Е. Г.» Она заметила внимательный взгляд собеседника и, словно отвечая на немой вопрос, сказала:
— Этот платочек они мне подарили, как символ верности и любви.
Затем, продолжая исповедь, — не за себя, а за тех, кто подарил ей бесценную безделицу, — погруженная в давние воспоминания, изрекла:
— …не найдя символов Спасителя Нашего, он нашел символ своего личного спасения — свою Чашу, свой сосуд любви и благословения, свою Еву. На земле немало людей несут тяжкий крест, каждый за что-то свое… А каков же его крест, если мир перевернулся и обвинил его одного в десятках миллионов трагедий, которые он якобы один совершил? И что, получается, что все остальные — ни при чем?! Возводя хулу на своих вождей, мы подтверждаем, что мы сами все — нечистый сброд.
Неожиданно пожилая фрау прекратила философствование, и, коротко бросив «Гутен нахт, ауф видерзеен», оставила его одного в апартаментах.
Несколько дней его никто не посещал, никто никуда не приглашал, лишь изредка, в определенные часы и минуты, раздавался звонок телефона, и приятный женский голос по-немецки произносил:
— Пожалуйста, кушать подано!
Остальное он делал автоматически: мыл руки, выходил в коридор и шел в столовую. По установленному здесь обычаю, проживающие в гостинице завтракали в апартаментах, но обедали и ужинали в гостиничной столовой. Тогда как гость приглашенный обедал и ужинал в доме хозяина, пройдя по уложенным плитам метров 50–70 вверх, и очутившись в гостевой зале. Никто, кроме самого хозяина и хозяйки не давал гарантию, будет ли гость сидеть за столом в полном одиночестве, или увидит их рядом с собой.
Обеденная зала была выполнена в стиле ампир, на стенах светильники наподобие факелов, посередине — большой белый элипсообразный стол с белыми креслами вокруг. Именно здесь, в таинственном хозяйском доме и проводил свои трапезы наш гость, каждый раз садясь на строго кем-то установленное место, и все съедал. Он всегда был одинок в этом таинственном зале. Оставляя посуду на столе, гость не забывал негромко произносить непонятно кому: «Данке шен», прежде чем уйти.
Однажды раздался звонок, и милый голос неожиданно пригласил к полднику; но прежде чем повесить трубку, он услышал хрипловатый голос фрау Марты, попросившей его. захватить пароль.
Горячо любопытствуя и предвкушая некое свершение, даже, возможно, завершение его пребывания в этом чудном пустынном раю, капитан 2 ранга и ведущий референт товарища Митрополитова взял лежащий на столике контейнер и пружинистой походкой, чуть быстрее, чем обычно, прошел в столовую залу.
На столе был сервирован полдник: сок, теплое молоко, брикетики масла, икра, сыр и пирожные. Но вместо одного прибора на белоснежной поверхности стола находилось еще два.
