Все личности, имена которых вижу в твоей книге, воспитаны матерями, событиями, литературой. Поэтому их оценки доброго и злого в нашей жизни в целом совпадают с моими собственными. Мамы нас учили быть честными, всегда говорить правду. Потом годы светлые и тёмные научили нас пониманию, что самая чистая правда – не всегда истина. Не поэтому ли мы часто поступали не так, как велела правда?
Этому и многому другому мы, люди художнического цеха, учились друг у друга. И в советское время, и сейчас.
– Здесь разные суждения о вас. Часть из них не без понятного в подобных случаях юбилейного пафоса. Одни – краткие, другие – пространные, обстоятельные, даже чрезмерно научные. Все вместе они, дополняя друг друга, создают образ чем-то знакомый, а чем-то не знакомый вам. Художники ведь разные, поэтому краски, карандаши разных цветов и оттенков. Мы разместили фамилии авторов в алфавитном порядке, как говорится, от Аз до Я. Начнём читать!
Письмо в поддержку поэта
Спецпроекты ЛГ / Евразийская муза
Теги: Олжас Сулейменов
Константин Симонов, русский советский писатель, поэт, киносценарист, общественный деятель, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинских премий, Государственной премии РСФСР
Дорогой Олжас!
«Азию» нашёл у себя на столе в Москве, вернувшись из поездки по Северному морскому пути, и взял с собой сюда, под Сухуми, где и прочёл не быстро, за неделю – быстро эта книга не читается – и с величайшим интересом к книге и уважением к Вам.
Обо многом в книге мне трудно судить с достаточной долею точности хотя бы потому, что я не обладаю тем, чем в совершенстве владеете Вы, тем блестящим двуязычием, которое, будучи приложено к смелому уму и истинному таланту, открывает, как это до предела ясно из Вашей книги, столько возможностей, относящихся и к науке, и к литературе в равной степени.
Язык наших летописей я когда-то, в студенческие годы, более или менее знал – не столько из лекций, сколько просто из терпеливого, параллельного с переводами чтения. Этим чтением занимался года два. Но оставило оно больший след в сознании, чем в прямой, связанной с языком памяти. В общем, древнеславянского я сейчас не знаю, не помню. Разве что в какой-то мере чувствую. Так что и с этой стороны научная моя компетенция оставляет желать лучшего. Словом, не буду вдаваться в подробности, боясь неточностей и даже благоглупостей. Хочу сказать о том главном впечатлении, которое оставила Ваша книга.
Первое впечатление, как я уже сказал, – впечатление смелости ума. Второе – талантливости находок и догадок, и самих по себе, и того, как о них сказано в книге. Мне всё интересно было в Вашей книге, но всё-таки самое для меня главное в ней – это подход к истории – жёсткий и в то же время совестливый, в общем-то, что самое главное, справедливый, отмеченный и печатью национальной гордости, и печатью национального самосознания, и печатью того взгляда на вещи, при котором интернационализм и историческая справедливость становятся синонимами в тех случаях, когда взгляд интернационалиста повёрнут в историю, изобилующую всякого рода национальными осложнениями, с которыми всуе не стоит даже и пытаться разобраться, если дух интернационализма осеняет тебя только в момент произнесения соответствующих официальных речей или тостов, а в остальное время тебе ни к чему.
Постановка вопроса в Вашей книге, взгляд на историю, которая отнюдь не дышло – куда повернул, туда и вышло, как это некоторые привыкли в наше время считать, – да и не только в наше – давно привыкли, – мне близки и дороги как советскому писателю, как русскому интеллигенту, наконец, просто как человеку, с детства пристрастному к истории своего народа, такой, какая она есть, и со сладким, и с горьким.
Книга Ваша, конечно, как говорится, малость резковатая, но, наверное, она и не могла быть иной, иной бы и не написалась. Говорю это просто к тому, чтобы Вы знали, что предвижу вокруг этой книги историко-литературные бои и в случае чего в той или иной форме готов принять в них участие главным образом по общим принципиальным вопросам, а не по лингвистическим, в которых не сведущ.
Многое из упомянутого Вами в книге в разное время читал. Читал и некоторые из наиболее поздних сочинений, посвящённых теме Русь, степь и старина – в издании «Слова о полку Игореве», имея в виду Гумилёва и Зимина. Так что, в общем, памятуя об этом, могу себе представить разворот, быть может, предстоящих Вам баталий.
Крепко жму руку.
Ваш К. Симонов.
1975, сентябрь.
Константин Симонов
Страна моя родимая,
Такие мы нерадивые,
Как будто ты не родимая,
Мы в поисках за правдою
Всё где-то за Непрядвою,
За Калкой, за Каялой…
А рядом пруд стоялый,
Пруд кривды современной,
Вот так, брат Сулейменов!
Спасибо, что напомнили,
Дай бог, чтоб верно поняли! –
Не потащив на плаху
От имени Аллаха!
(Публикуется впервые)
Все материалы Константина Симонова любезно предоставлены дочерью писателя Е.К. Симоновой-Гудзенко и сыном писателя А.К. Симоновым.
Айналайн, Земля моя!
Спецпроекты ЛГ / Евразийская муза / ШТУДИИ
Канапьянов Бахытжан
Теги: Олжас Сулейменов
13 июня 1959 года в «Литературной газете» была впервые опубликована подборка стихов 23-летнего поэта Олжаса Сулейменова, студента Литературного института, с напутственными словами Леонида Мартынова: «Олжас Сулейменов, казахский поэт, творящий на русском языке, целиком остаётся поэтом казахским, родным сыном этого прекрасного гордого народа, исстари сочетавшего свои надежды и чаяния с надеждами и чаяниями народа русского. Явление Олжаса Сулейменова живо воплощает все эти связи – житейские, географические, политические, этические, эстетические…» А ещё через год – не без участия Бориса Слуцкого – вышла подборка стихов Олжаса Сулейменова в журнале «Дружба народов». Это были первые всесоюзные публикации молодого поэта, слушателя переводческого семинара, который вёл Лев Озеров. И если через годы Леонид Мартынов упоминал предков поэта из Баян-Аула и Омска, то сам Олжас был родом из «города у подножья гор» – Алма-Аты.
12 апреля 1961 года стало днём знаменательного для человечества переворота земного сознания: в этот день советский человек Юрий Гагарин впервые вышел в космос. Событие потрясло 25-летнего Олжаса. Его поэма «Земля, поклонись человеку!», написанная по-акынски – за пару дней, была тут же на разноцветных листовках рассыпана с самолёта-кукурузника над Алма-Атой. Изумлённые люди с восторгом принимали эту поэтическую весть с небесных высот. Да не только люди, даже цветущий урюк, который, как всегда, цветёт раньше, чем распускаются листья, убеждался по-своему, что не зря расцвёл в эти апрельские дни. В поэме есть и такие строки, призыв романтика:
Вы совершили свой первый подвиг.
Преодолели земную тягость,
Чтобы потомки это запомнили –
Преодолейте земные тяжбы!
Да, это была та самая романтика шестидесятых, которой поэт хранит верность и в XXI веке. В наше время, время нарастающей глобализации и конфликтов, порождаемых ею, современный мир во многом меняет привычные взгляды на многие культурные ценности прошлого. Возникает потребность восполнить образовавшийся духовный и интеллектуальный вакуум, чтобы не растворилось в мировой культуре многообразие национальных культур. Олжас Сулейменов был и остаётся верен этим принципам. О таких предпосылках глобальных изменений мирового порядка поэт предупреждал с трибуны V конференции писателей стран Азии, Африки и Латинской Америки, что проходила ещё в 1973 году, то есть почти полвека назад. Его предостережение актуально и сегодня.
Профессор Сорбонны, поэт и переводчик русской поэзии Леон Робель, представляя свой перевод поэмы «Глиняная книга», отмечал: «Олжасу Сулейменову давно уже близка идея братства культур и духовное взаимообогащение народов. Расшифровка письменности, языков и легенд, по его мнению, поможет нам по-другому взглянуть на историю человечества, всё же единую, в которую разделение и произвольная изоляция внесли замешательство. Это страстное чувство проходит через всю книгу, и, несмотря на шутливую, едкую полемическую форму, это произведение от корки до корки эпическое: давно уже наш раздробленный мир не слышал такого сильного голоса – мы признаём Олжаса Сулейменова наследником или преемником Гильгамеша, Гюго, Хлебникова, одним из тех, величие которых естественно».
