Доверия образованного класса заслуживает тот, кто справляется с тревогами благополучия и демонстрирует – не в последнюю очередь самому себе, – что, взбираясь по социальной лестнице, он не приобщился к тому, что по-прежнему открыто презирает. Как пройти отмель, отделяющую финансовое благополучие от самоуважения? Как примирить успех с духовностью, элитный статус с идеалами равноправия? Социально просвещенные представители образованной элиты озабочены все увеличивающейся пропастью между богатыми и бедными, и поэтому их собственный доход, превышающий $80 000, вызывает смешанные чувства. Есть такие, что мечтают о социальной справедливости, а сами закончили колледж, где на плату за один семестр можно год кормить деревню в Руанде. А тот, кто раньше ездил на машине с наклейкой «Сомневайся в начальстве», сегодня возглавляет молодую компанию по производству программного обеспечения, и у него в подчинении 200 человек. В университете они читали труды по социологии, где утверждалось, что потребительство – это болезнь, а теперь вот идут и покупают новый холодильник за $3000. «Смерть коммивояжера»[17] когда-то произвела на них глубокое впечатление, теперь же они сами руководят продажами. Они смеялись над пластиковой сценой в «Выпускнике», а теперь работают в компании, производящей… пластик. Потом они переезжают в пригородный дом с бассейном и стесняются сказать об этом своим богемным друзьям, которые остались жить в центре. Восхищаясь искусством и интеллектом, они живут мире коммерции или, по крайней мере, в той странной сумеречной зоне, где пересекаются творчество и коммерция. Совокупная длина книжных полок, принадлежащих представителям этого класса, больше чем когда-либо и у кого-либо в истории человечества, и в то же время на полках этих можно обнаружить роскошные издания книг в кожаных переплетах, которые доказывают, что успех и благосостояние – это фикция: «Бэббит», «Великий Гэтсби», «Властвующая элита», «Теория праздного класса». Это элита, воспитанная на противостоянии элите. Они состоятельны, но выступают против меркантилизма. Они всю жизнь могут заниматься продажами, при этом жутко боятся продаться сами. Бунтари по природе, шестым чувством они понимают, что сами стали новой элитой.
Представители этого класса страдают тем типом раздвоения личности, что вызывается длительной и упорной борьбой с противоречиями между реальностью и идеалами. Они мучаются компромиссами между равенством и привилегированным положением («Я верю во всеобщее образование, просто моим детям больше подходит частная школа»), между удобством и ответственным потреблением («Эти одноразовые подгузники скоро заполонят всю планету, но с ними так просто»), между бунтарством и приличиями («Сам я в старших классах мимо наркотиков не проходил, но своим детям я говорю даже не пробовать»).
Однако сильнее всего, говоря поэтическим языком, струна натянута между мирским успехом и духовным миром. Как продвигаться по карьерной лестнице, не иссушая душу амбициями? Как набраться сил для свершений и не стать рабом материальных благ? Как обеспечить своей семье комфорт и стабильность, не погрязнув в опустошающей рутине? Как, будучи на вершине общественной пирамиды, не стать невыносимым снобом?
Образованная элита не отчаивается, даже столкнувшись с подобными затруднениями. Они же герои резюме. Это они набирали максимальный балл в экзаменационных тестах и умудрялись отказаться от merlot на время беременности. Кому же справляться с трудностями, как не им? Столкнувшись с противоречиями в конкурирующих системах ценностей, они поступают, как поступил бы всякий умный, под завязку набитый культурным капиталом, человек привилегированного класса. Они находят способ не отказываться ни от чего. Они сглаживают противоречия и примиряют противоположности.
Важнейшее достижение образованной элиты 1990-х в том, что ее представители создали образ жизни, позволяющий сочетать благополучие и успех с вольностью и бунтарством. Создавая дизайн-бюро, они, оставаясь художниками, могут претендовать на акционерный опцион. Запуская гастрономические марки, они нашли способ быть одновременно экзальтированными хиппи и корпоративными толстосумами. Используя цитаты из Уильяма Берроуза для рекламы кроссовок Nike или встраивая в маркетинговые компании хиты Rolling Stones, они поженили бунтарский стиль с корпоративным императивом. Внимая гуру-управленцам, которые учат наживаться на хаосе и раскрывать свой творческий потенциал, они окончательно примирили творческое воображение с бизнесом. Превратив университетские городки типа Принстона и Пало-Альто в центры предпринимательства, они примирили высокую науку с высокими налоговыми поступлениями. Одеваясь, как Билл Гейтс, который на собрание акционеров может прийти в поношенных слаксах, они поженили студенческую моду с руководящими постами. Занимаясь экстремальным экотуризмом на каникулах, они примирили аристократическую тягу к приключениям с заботой об окружающей среде. Затовариваясь в «Бенеттоне» или Body Shop, они совместили ответственное потребление и контроль за расходами. В среде представителей образованной элиты не понять – то ли ты в мире хиппи, то ли в мире биржевых маклеров. На самом же деле это гибридная среда, где в каждом есть и маклер, и хиппи.
Маркс учил, что классовый конфликт неизбежен, но случается так, что классы смешиваются. Ценности буржуазного мейнстрима и контркультуры 1960-х слились воедино. Культурная война закончилась, во всяком случае в среде образованного класса. А на поле битвы этот класс создал новую, третью культуру, поженив две предшествующие. И произошло это не намеренно, это скорее результат усилий миллионов людей по совмещению несовместимого. Но сегодня такой подход стал культурной доминантой. Разбирая элементы культуры и контркультуры, сложно сказать, кто кого поглотил, потому что богема и буржуазия ассимилировали друг друга и вышли из этого процесса богемной буржуазией или бобо.
В наши дни свадебный раздел «Нью-Йорк таймс» снова заметно раздался. В начале 1970-х юные бунтари не желали там светиться, но сегодня, когда отучились и женятся их дети, они с удовольствием открывают воскресный выпуск, чтобы полюбоваться на свое потомство. За отдельную плату «Таймс» предлагает репродукцию объявления, его можно повесить в рамочке.
И представители второго поколения бобо очень даже рады запечатлеть свои бракосочетания. Взгляните на молодоженов, чьи искренние улыбки сияют на страницах воскресной «Таймс». Если судить по фото, все они милые и легкие в общении, совсем не такие чопорные и суровые, как некоторые невесты 1950-х. Все изменилось, и в то же время осталось по-прежнему. Возьмем, к примеру, свадебный раздел «Таймс» от 23 мая 1999 года, где сообщается о бракосочетании Стюарта Энтони Кингсли. Мистер Кингсли с отличием закончил Дартмут, защитился в Гарварде, после чего стал партнером в McKinsey & Company. Его отец – член правления Национального фонда сохранения исторического наследия, а мама – куратор Бостонского симфонического оркестра и член правления Общества за сохранение древностей Новой Англии. Такие рекомендации вызвали бы горячее одобрение матрон старой протестантской элиты 1950-х. Давайте взглянем на невесту мистера Кингсли. Сара Перри, чей отец – координатор научных программ по иудаике в Государственном университете Южного Коннектикута, а мать – директор-распорядитель Еврейской федерации Нью-Хейвена – такую невесту матроны вряд ли одобрили.
Тем не менее сегодня такую пару никак не назовешь мезальянсом. Никто даже ухом не поведет, узнав, что мистер Потомок Первопроходцев Новой Англии женился на мисс Иудаика, потому что всем известно, сколько у них общего: мисс Перри закончила колледж с отличием, как и ее муж (только это был не Дартмут, а Йель); как и он, получила MBA в Гарварде (а кроме того, успела получить еще и степень магистра госуправления). Она так же стала финансовым консультантом (заняв должность первого вице-президента Community Wealth Ventures – организации, которая помогает благотворительным фондам зарабатывать). Совместный опыт восхождения на Олимп при помощи личных достижений преодолел и древнюю классовую и этническую рознь. Церемония бракосочетания состоялась в доме родителей матери мисс Перри, Люсиль и Арнольда Альдерман, и вел ее мэр Нью-Хейвена, Джон де Стефано-младший.
Сегодняшняя элита отличается от прежней своим устройством. Это более не ограниченный круг благовоспитанных граждан, связанных родственными узами или воспоминаниями о совместном обучении в элитных вузах и обладающих мощнейшим влиянием на рычаги власти. Напротив – это обширная, аморфная группа самовыдвиженцев, обладающих общими взглядами и беззастенчиво преобразующих общественные институты в соответствие со своей системой ценностей. Эта группа не ограничивается выпускниками нескольких учебных заведений Восточного побережья. В 1962 году Ричард Ровер мог написать: «Представители элиты так же мало преуспели в таких областях, как реклама, телевидение, кинематограф». Сегодняшняя элита повсюду. Очень осторожно применяя властные полномочия, они продвигают, прежде всего, концепции и идеи, а значит, оказывают глубокое и повсеместное воздействие.
