- Вот именно: откуда весь этот опыт? Таёжный, торговый, промышленный, крестьянский, железнодорожный?
- Жизнь отца была совершенно романической, сама, как роман, переполнена приключениями, происшествиями, сломами судьбы, швыряла его бог знает куда. Он прекрасно знал юг, Кавказ, потому что там он воевал. Он был в отсидке в лагерях и полгода возвращался из Магадана в Ярославль, пройдя всю таёжную дорогу и встречаясь с людьми. А встречался он не просто так - жадно всё впитывал и запоминал. "Мужицкий апокриф" подслушан у колымских заключённых из крестьян. Один из них пересказал услышанную от учёного аптекаря историю России, как он её запомнил. А отец запомнил уже с его слов.
- Он вёл дневник?
- Нет. У него даже черновиков не было. Все записи его текстов - беловые. Редко-редко зачёркнуто какое-либо слово. Один рассказ весь зачёркнут и полностью переписан. Это единственный случай. Остальное всё сразу и набело - он так же и музыку писал. У него не было времени на черновики. А опыт его имел массу источников. Подробности железнодорожного строительства - из рассказов его отца, директора системы Юго-западных железных дорог империи. Его супруга, моя мать, Валентина Владимировна Перлова, - из рода купцов Перловых, которые занимались чаеторговлей. Перловы были родственниками Хлудовых, а Хлудовы были крупными промышленниками. В тех кругах много говорили о принципах чаеторговли и о начале этого дела. Все эти рассказы утонули бы в минувшем, если бы чуткая память отца не восприняла их как бесценный материал для создания литературных образов.
Фактически его подобрали потомки этого купеческого рода, когда он потерянно стоял на перроне вокзала в Ярославле. Необычность его фигуры распознала сестра моей мамы, женщина очень сердобольная, которая поняла, что ему некуда идти, и пригласила его к ним в дом. Там, в этом деревянном двухэтажном доме на улице Краснопролетарской, он и услышал все перловские и хлудовские истории. Там это впитывалось, слушалось - там же и писалось. Отец вёл своё повествование об эпохе дореволюционной, которую помнил, которую хорошо знал: память была необыкновенно цепкая, наблюдательность острейшая.
- Как ваш отец оказался связан с царской семьёй?
- Его тётка, по рождению Мелешкевич-Бжозовская, вышла замуж за сенатора Штакельберга. Она и сделала отцу протекцию в царскую семью, потому что семья Штакельбергов была близка к императрице: она приезжала к ним в дом слушать певцов. Салон Штакельбергов и публику он описывает весьма иронично. Хотя это не мемуарные страницы, но инженер Чембаров, при всей несхожести комплекции и профессии, чем-то похож на отца - суждениями, характером, наблюдательностью, реакцией на человеческие мерзости.
- Он вспоминал о своей работе в царской семье?
- Никогда! Об этом я узнал только в 1992 году, когда появилась публикация в "Московском комсомольце" о судьбе отца. Однако и там об этом не упоминалось. Но после выхода статьи позвонил потомок графа Платова, 95-летний пианист Борис Платов, который учился у Всеволода Петровича, с братом которого, Фёдором Платовым, отец был очень дружен, жил в их доме. Его брат в пятидесятые годы и записал в дневнике, что большевики преследуют Всеволода Петровича не за то, что он воевал в армии Деникина, а за то, что он в 1915-1916 годах был музыкальным наставником цесаревича Алексея.
В то время слово, неосторожно брошенное на улице, могло стоить жизни. И отец ничего не говорил при мне ни о своём участии в Белом движении, ни о своём тюремном заключении. Когда однажды он рассказывал о северном сиянии, я спросил, где он его видел. Отец ответил: "Это тебя не касается"[?] А Борис Платов поведал мне о том периоде, когда отец был учителем цесаревича. Уже потом я "раскопал" в дневниках театрального деятеля В.А. Теляковского сообщения о контактах императрицы с семьёй Штакельбергов.
- А о чём ваш отец любил рассказывать?
- Он любил говорить о консерваторских годах, о своих занятиях с Карлом Киппом, о встречах с профессорами, певцами-итальянцами, которые тогда преподавали в консерватории. О встречах с Танеевым и Скрябиным. О своих путешествиях с Григорием Пироговым, знаменитым басом. У них были совместные гастроли, когда он ещё учился в консерватории. Но за границу он ездил только однажды - в Швецию. В одном из рассказов действие происходит в Мексике - так это просто фантазия. Отец был превосходным, исключительным рассказчиком. При этом он не просто рассказывал - всё повествуемое представлялось в лицах.
- Почему даже в художественной прозе Всеволода Петровича действие всегда происходит в дореволюционную эпоху?
- У отца ведь был страшный собственный опыт! Он прошёл сражения Первой мировой войны и весь ужасный путь с армией Деникина, участвовал в боях Гражданской войны. Он попал в плен, ему угрожал расстрел. Его не убили, потому что на его документах была резолюция Дзержинского, случайно услышавшего его игру на фортепиано: "сохранить жизнь". А это надпись, сделанная рукою "бога" (по тем временам), и она определила его дальнейшую жизнь. Без права въезда в Москву, Ленинград и Киев, без гражданских прав[?] но жизнь! И для него как человека, остро наблюдающего жизнь, это был главный подарок, которого ему, в сущности, хватало. Так, по крайней мере, мне казалось. Но, кроме казни, можно было с ним делать всё что угодно! В 1926 году произошёл обыск, когда было изъято и подвергнуто уничтожению абсолютно всё созданное отцом. Абсолютно всё, а что - мы не знаем. Это ушло в небытие и похоронено вместе с ним. Так пропала опера "Нос", написанная в 1916 году на выпуск из консерватории[?] Кошмарный опыт умножился тюремным заключением и каторжными лагерями. И отец отринул этот опыт. Он не хотел о нём вспоминать. Он хотел повествовать о предреволюционном времени, о тех обстоятельствах в умах людей, о ситуациях и напряжениях жизни, которые предопределили революцию и колоссальный социальный слом, катастрофу.
- Собираетесь ли вы публиковать вещи, не вошедшие в сборник "Золотое житьё"?
- Я думаю об этом. Буду этот текст показывать специалистам. Это начало совершенно другой линии, связанной с рабочим движением. Линия этих повествований не монтируется с тем, что вошло в сборник. Но по литературным достоинствам эти страницы не уступают уже опубликованным.
Беседовала Марина ИВАНОВА
Музыка ждёт
В биографии композитора и литератора Всеволода Петровича Задерацкого (1891-1953) заметны два роковых для него обстоятельства. В 1915-1916 гг. он был одним из музыкальных воспитателей наследника престола, цесаревича Алексея, а в 1918-1920 гг. участвовал в боевых действиях белой армии под командованием генерала Деникина. После пленения в 1920 году ему даровали право на жизнь, но жизнь эта воплотилась в непрерывной череде репрессий: аресты в 1921 и 1922 годах, уничтожение всех его рукописей и арест в 1926 году, арест и ссылка в колымские лагеря в 1937-1939 годах, жизнь без паспорта и гражданских прав, запрет на публикации, на проживание в крупных городах, исполнение сочинений, афишные концерты, на занесение имени в справочные издания. Его имя оказалось стёртым, а рукописное наследие (самые ранние из дошедших до нас сочинений датированы 1928 г.) долгие годы томилось в домашнем архиве его жены и сына. Усилиями последнего через 20 лет после смерти композитора начали выходить первые издания его музыкальных сочинений. Подлинное "извлечение из забвения" случилось лишь в первом десятилетии XXI века, когда во Львове, где композитор провёл последние годы жизни, организовали фестиваль, посвящённый его имени: прозвучали почти все его фортепианные сочинения и некоторые симфонические. Тогда стало ясно, что В.П. Задерацкий, завершивший образование в Московской консерватории в 1916 году, ученик первого профессора консерватории - Сергея Танеева (композиция) и Карла Киппа (фортепиано), принадлежит к числу выдающихся творческих фигур первой половины ХХ века. После этого его музыка зазвучала в городах Германии, Голландии, Бельгии, Франции, США и, конечно, в Москве, других городах России и Украины. На Украине и в Германии выходят первые компакт-диски с записями его фортепианной и вокальной музыки.
Несмотря на гибель всех ранних сочинений композитора, мы располагаем обширным музыкальным наследием, которое только начинает свой путь к людям. Центральное место в его творчестве занимает фортепианная музыка: шесть сонат, семь программных циклов, полнотональные циклы "24 прелюдии" и "24 прелюдии и фуги", транскрипции. Из трёх опер, созданных композитором, до нас дошла одна - "Валенсианская вдова" по комедии Лопе де Веги. Из симфоний уцелела только последняя, созданная в 1950 году (она впервые прозвучала во Львове вместе с Концертом для скрипки с оркестром). Дошли до нас также сочинения для ансамбля струнных (с фортепиано и без него), для ансамбля духовых и солирующего фортепиано. Наиболее интригующей частью симфонических сочинений В.П. Задерацкого являются его "симфонические плакаты": "Завод", "Конная армия", "Китайский марш" - новый жанр, с удивительной рельефностью отразивший "интонационный образ" нашей страны эпохи 30-х годов. Весьма значительно его наследие в области камерной вокальной музыки - около 100 произведений в жанре романса и песни, вокальные циклы на слова поэтов Серебряного века и советской эпохи.
