Осколки Империи / Общество и наука / Общество
Осколки Империи
/ Общество и наука / Общество
Почти треть войска Наполеона осталась в России. Вилье превращались в Велировых, Бушены — в Бушеневых... Актерская династия Менглет тоже от пленных французов. Не обошлось в этом ряду и без Железного Феликса... Таков далеко не полный список этносоциолога Кирилла Серебренитского
Никогда после монголо-татарского нашествия Россия не переживала такого массированного вливания чужеземной крови, как в Отечественную войну 1812 года. К началу 1813 года число пленных в России, по мнению многих историков, составляло более 200 тысяч человек. Причем около 150 тысяч находились в спешно организованных спецлагерях и 50—60 тысяч — непосредственно у населения. Пропала Великая армия, как будто и не существовала вовсе!..
Впрочем, это не совсем так. «Внедрение в Россию столь большого числа европейцев не прошло бесследно», — говорит этносоциолог и исследователь наполеоновской эпохи, основатель Восточного бонапартистского комитета Кирилл Серебренитский, с которым встретились «Итоги».
— Для начала, Кирилл Игоревич, информация, поразившая меня. После того как специалисты из французского Национального центра научных исследований изучили останки наполеоновских солдат, захороненных в братской могиле недалеко от Вильнюса, обнаружилось, что треть этих людей погибла от тифа. От так называемой окопной лихорадки. Получается, что помимо генералов Голода и Мороза был еще и генерал Тиф, который бил французов. Учитывая это, несложно представить, что попадание в плен было для многих реальной возможностью выжить…
— Не все так просто. Испытания продолжались и в плену. Пленных, разбросанных по приказу Александра I по пределам империи, отправляли по этапу — разутых, раздетых и, конечно, пешком. Порядка 50 или 80 тысяч умерли в декабре 1812 года и в январе 1813 года. Только не надо думать, будто это было сознательное уничтожение побежденных врагов. Просто шла страшная война, и разоренная страна не была готова к приему такой массы израненных и больных людей.
Конечно, из Санкт-Петербурга шли высокие указания о том, что власти и население должны относиться к пленным милосердно, им назначалось небольшое жалованье, определялись нормы питания. Но, как правило, делалось это из средств местного бюджета. А их зачастую не оказывалось. Иными словами, «французов» — так прозвали униженных захватчиков вне зависимости от их национальности — крестьяне кормили и одевали ради Христа. Кто и как выжил после такого хождения по мукам, совершенная загадка.
— И все же где разбросаны осколки Великой армии?
— Были два вектора транспортировки пленных — на юг (Тамбов — Одесса) и восток (Поволжье и Сибирь). В особом положении оказались поляки, бывшие подданные России или потенциально считавшиеся подданными — особенно из литовских (нынешняя Белоруссия и Литва) и заднепровских (Волынь и Подол) губерний.
Они рассматривались, во-первых, как изменники, во-вторых, как военнообязанные.
Внутри страны фатально не хватало воинских контингентов, все силы были двинуты в Европу. А между тем Россия вела бесконечные войны по границам: по всему Кавказу, в Южной Сибири и на Алтае, к тому же продолжалась война с Ираном, сохранялась угроза со стороны Османской империи. Поэтому поляки были почти сразу отправлены на воинскую службу — в Терское и Сибирское казачьи войска.
Пленные образовывали целые поселения. Предположительно заметное поселение сформировалось в городе Усть-Сысольск, это нынешний Сыктывкар. Один из его пригородов до сих пор называется Париж. Есть такие поселения и в нынешней Челябинской области, Дагестане, Краснодарском крае, Грузии…
Профессор Сироткин, первым начавший заниматься темой рассеяния наполеоновских солдат по нашей стране, обнаружил в московских архивах след небольшой общины комбатантов — французских бойцов — даже на Алтае. В 1816 году три солдата-француза — Луи Альбер, Петр Камбрэ (или Камбер) и Александр Венсан (или Вейган) — добровольно переселились в Бийский уезд, в село Смоленское. И были приписаны к Сибирскому казачеству…
— Владлен Георгиевич Сироткин был моим институтским преподавателем. Помнится, он считал, что исчезновение Великой армии в пределах России — явление долгоиграющее, на многие годы оказавшее влияние на нашу историю.
— Несомненно. Страна была обескровлена, мужских рук в деревнях и на промыслах не хватало, а тут партиями, по несколько сотен, а то и тысяч стали отправлять в разные губернии пленных «французов». Впрочем, непосредственно французы составляли не более сорока процентов контингента Великой армии. Большинство составляли немцы и австрийцы. Офицеры общались между собой и выполняли команды, которые давались им по-французски, а под их началом был полный, образно говоря, Вавилон: испанцы и хорваты, поляки и итальянцы...
Из сдавшихся и пленных нефранцузов российское командование пробовало создавать воинские части, способные действовать против Наполеона. Так, из дезертировавших и пленных немцев был создан русско-германский легион, который принял участие в кампании 1813 года в Германии. Из пленных же испанцев и португальцев сформировали Александровский полк. На британских судах их отправили из Риги для сражения с французскими частями в Испании. Пытались собрать из пленных швейцарцев, бельгийцев и голландцев еще один легион в Орле, но не нашлось достаточно желающих… Люди устали сражаться, им хотелось мирной жизни.
— И российские власти шли им навстречу?
— Циркуляром министерства внутренних дел России от 4 июля 1813 года военнопленным разрешили принять русское гражданство. Для этого солдату или офицеру Великой армии надо было принести письменную присягу «на временное или вечное подданство России». В течение двух месяцев такие новообращенные подданные должны были определиться с родом своих занятий, от чего зависела и их принадлежность к сословию: дворяне, мещане, крестьяне… Надо сказать, мастеровым, ремесленникам предоставлялись льготы. Их освобождали на десять лет от податей, другими словами, от налогов, «для обзаведения домом и хозяйством».
— Существовали ли при таком расселении географические ограничения?
— «Французы» не имели права оседать в районах стратегической важности. К ним причислялись практически все территории по западной границе: Польша, Прибалтика, Финляндия, Бессарабия… Запрещено было селиться также в Москве и Санкт-Петербурге.
— Надеялись ли эти люди рано или поздно вернуться домой?
— Указом от августа 1814 года даровали свободу «военнопленным всех наций, присягнувшим на подданство России, возвратиться, буде пожелают, в их отечество». Кто имел для этого немалые средства, тот вернулся в Европу. Так, к сентябрю 1814 года первая партия репатриантов — две тысячи человек — собралась в Риге, чтобы вскоре на французских кораблях отправиться домой… Но тех, кто возвращался сразу после войны, находилось немного. Это были в основном офицеры-дворяне, которым родные присылали деньги. Нижние же чины на путешествие на корабле средств не имели, а идти пешком через всю разоренную теми же французами и их союзниками Европу было более чем небезопасно. Вот и оставались комбатанты в России.
Метаморфозы с бывшими воинами происходили самые невероятные. Многие обращались в государственных крестьян, так было, например, в Смоленской губернии. Для немалого числа французов жизнь крепостного крестьянина в России была гораздо привлекательнее, чем существование в качестве так называемого свободного человека во Франции. Во-первых, французы попадали в привилегированное положение по сравнению с другими крестьянами — власти к ним относились с особым тщанием и вниманием. А во-вторых, у них были социальные права, чего не было, скажем, у работников мануфактур во Франции. Вспомните «Отверженных» Виктора Гюго… В России же, если крестьянин разорялся, барин помогал ему зерном и скотом. Если у поселянина горел дом, вся община собиралась и заново отстраивала его.
И вообще крестьянин в России высоко ценился, особенно в западных губерниях, по которым прошел каток войны. Не забудьте: шел 1814 год. Во Франции, погрязшей на четверть века в гражданских войнах, наполеоновскому комбатанту пришлось бы начинать жизнь с нуля, а в России ему сразу давали собственный дом, да и женщин красивых — девиц и вдов — было в изобилии. Вчерашние бойцы были покалеченными, смертельно уставшими, а тут крепостничество с его патриархальной защищенностью тружеников распахивало перед ними свои объятия!..
