Какие появились за последние годы герои в литературе? Акунинский Фандорин, безусловно, герой. Он сто раз, может быть, тоже выдуманный, но в герое всегда есть этическая составляющая. И я скажу, может быть, наперекор всем, вся наша трэш-литература — те же Донцова, Дашкова — почему читается? Да потому, что там есть герои. Каменская — герой, безусловно. А серьезная литература потеряла своего героя. Вместе с ним и читателя. То, что герой узнается, есть с кем себя отождествить, и делает такую литературу читабельной. И с Фандориным себя можно отождествить. А русская природа, так любимая Шороховым, без героя уходит на дальний план. И у Тургенева, и у Аксакова, и у Лескова всегда были герои.
Владимир Личутин:
К власти пришли стяжатели. А стяжатели обычно существа мелкотравчатые. У них бог — мамона. Они героев презирают и ненавидят. Герои заставляют шевелиться. Поэтому стяжателям нужна литература мелкотравчатая, совершенно пустая. Чтобы там не было национального героя. Эта зараза, идущая в нашу литературу сверху, окружает как чаруса, всё общество.
Люблю полемизировать с Львом Аннинским. Он считает, что если народ читает массовую литературу, значит, так и нужно. Значит, такая литература необходима. Ситуацию в любом обществе создает определенная группа людей, которые добровольно берут на себя роль пастырей. Они сочиняют обстоятельства, и потом бедный народ заставляют эти обстоятельства разрешать.
Когда кучка людей взяла власть в 1917 году, народ ещё был наполнен внутренним христианским православным содержанием. Это внутреннее христианское содержание и не дало взбунтоваться аду в человеке. Социализм у нас наполнился христианским содержанием, поэтому его и отвергли в девяностые годы уже как русскую национальную ересь. Я всегда был антикоммунистом, но теперь понимаю, что внутреннее содержание общества было христианским.
В душе всегда живут ад и рай. Безнравственность давит на общество, но добродетель ещё долгое время сдерживает. И человек старается читать добродетельные книги, добрые книги. А когда общество давит на добродетель, и ад в душе торжествует, все начинают читать греховные книги. Стяжатели улавливают эту тенденцию. Ад в душе пробужен, бесы торжествуют. Всё заполняется грехом и пороком. Герой не нужен в это время. И те, кто пытается заслонить народ от греха, предаются осмеянию. Всё зависит от пастырей. И деревня русская, её жизнь или её смерть тоже зависит от пастырей. Конечно, надо делать всё, чтобы деревня выстояла, но сами по себе мы её не спасём. Буквально один-два пастыря заменятся наверху, и жизнь может по другому руслу пойти. Пришел Николай первый — одно содержание жизни, пришла Екатерина — другое содержание, и так далее. С царями или без царей.
Александр Иванов:
После выступления Личутина я вспомнил об одном понятии. Бывает в культуре и в жизни такой универсальный образ "оставленного поста". Владимир Личутин живет внутри этого образа. Армия проиграла сражение, уходит, но забыла снять часового. Забыла снять пост. Как у Льва Толстого батарея Тушина была забыта, армия уходит, а Тушин продолжает стрелять. Он не знает, что сражение проиграно. В этом величайшая драма и величайшее торжество литературы. Литература выживает, как ни странно, потому что о ней забыли проигравшие полководцы. Если мы выберем нормальную жизнь, тогда у нас в России не будет ничего, ни нормальной жизни, ни литературы. Но если мы выбираем литературу, то мы выбираем путь в бессмертие. Владимир Личутин — оставленный часовой. Уже армия проиграла битву, а Личутин всё сражается до самого конца.
Владимир Личутин:
Нельзя говорить, что я — последний часовой в России. Таких, как я, — миллионы. Десятки миллионов русских людей исповедуют такие же мысли, как я, и ничего не знают и знать не хотят о проигранном сражении. Они не хотят признавать гибели России. Какую газету не откроешь, все говорят о гибели, даже патриоты. Разве надо смущать людей? Надо говорить о борьбе, о сражении, но не о гибели. Тогда и выстоим. Если таких батарей Тушина будут тысячи, нам никакой Наполеон не страшен. А люди просто не могут нигде высказать свои мысли. У них нет ни газет, ни телевидения.
Лев Аннинский:
Володя Личутин, ты — такая же власть. Ты — агент влияния. Ты говоришь — тебя слушают. Ты издался — тебя читают. Не преуменьшай.
Другая частность. Спасибо. Саша Иванов, что вы выудили героя в моей книге об Островском, но мне влетело за клевету на этого героя в своё время. Как Иванов Иванову, скажу я вам, что мне хочется откомментировать солидарно вашу мысль о том, что великая литература и культура очень дорого стоят. Мы, конечно же, всегда будем выбирать нормальную жизнь. Но история за нас нам такое выберет, что мы наплачемся, и тогда будет великая литература. Скорее всего, будет в литературе и Чечня, и Беслан. Но не спеши, Володя Бондаренко, дай отойти. Лев Толстой тоже отошел от войны 1812 года. Дай Бог, чтобы в литературе это было. Но стоить всегда будет очень дорого.
Алексей Шорохов:
Сегодня у нас, на мой взгляд, состоялся очень полезный разговор. Всплыли какие-то важные вещи при всей разности наших оценок. Вот в герои, в последние герои, выдвинули Владимира Личутина, который стоит на последнем посту, от чего он открестился, и сказал, что таких людей много.
Проблема современного героя — на самом деле одна из важнейших. И не только для литературы. И, конечно, это не обязательно человек, живущий в деревне. Но для меня герой и та сельская учительница, которая идет за свои полторы-две тысячи рублей в месяц учить детей. И таких много, они идут и за свой счет оклеивают обоями класс. Это и русские офицеры, которые за гроши выполняют свой долг перед Отечеством. На таких и стоит современная Россия. Она стоит не на супермаркетах и не на тех людях, которые её разворовывают, а на тех "последних постовых", которые не уходят со своего поста. Не могут в силу тысячелетней традиции, понятия долга бросить свой пост и сказать: да пропадай оно всё пропадом. И податься в Америку. Во-первых, у них там никого нет. Во-вторых, они просто так не могут поступить.
Вот это и есть современный герой. Насколько он интересен для читающей публики, которая выбрала для себя хорошую жизнь, этого я не знаю. У такой читающей публики герой может вызвать угрызения совести. Герой создает необходимое нравственное напряжение между теми, кто выбрал колбасу, и теми, кто стоит на своем посту до конца. Есть такие герои и в современной литературе. Это Дмитрий Ермаков, Лидия Сычева, поэты Борис Лукин, Андрей Наугольный. Огромная масса хороших провинциальных писателей, до которых, увы, московским издателям, тому же Александру Иванову, нет дела. Есть прекрасные современные писатели. Тот же Иван Рыжов, живущий в Орле, младший товарищ Распутина и Белова, тот же Михаил Тарковский. Слухи о смерти русской литературы, как всегда, оказались преувеличенными. Она есть, и о ней надо писать.
Максим Замшев:
Продолжая разговор о герое, я скажу, что героем является сегодня и сам писатель. Сегодня пытаться быть писателем, это значит — отказаться от нормальной жизни, какую бы литературу ты ни писал. Особенно для нашего поколения это уже шаг к геройству. Сейчас появляется так много молодых писателей. Кто-то видит Сергея Шаргунова с Максимом Свириденковым, кто-то видит своих товарищей в провинции. Время покажет, кто из них более талантлив. Но все они выбирают по-своему геройскую жизнь. Зная, что их частная жизнь, за исключением десятка счастливчиков, будет весьма плачевной. Думаю, что сейчас у молодых лидирует поэзия. Поэзию сегодня можно найти везде. И в супермаркетах, и в лесу, и в деревушках, и в мегаполисе. Главное — ни что писать, ни где писать, а как писать. Любая картина художника вторична по сравнению с самим пейзажем. И потому важно, как художественно это сделано. Увы, пока многие молодые идут по пути простого отображения реальности, повторяя ошибки натуральной школы. Мне кажется, в этом плане поэты сейчас выглядят посерьезнее. Прозаики ещё придут к своим романам. Иные молодые говорят: ты что, это же так долго писать, а жить на что? Они выбрали себе нормальную жизнь, и вряд ли у таких что-нибудь серьезное получится. Жалко, что у Союзов писателей мало времени остается на молодых. И потому полезны любые совещания молодых, любые слёты. Где ещё узнаешь, что делается в молодой прозе России?
Александр Иванов:
Я приехал два дня назад из Франкфуртской книжной ярмарки, каждый год туда езжу. Есть какое-то представление, как нас воспринимают, как мы воспринимаем.
