Был у него несомненный дар почти звериного «чутья ситуации», он его никогда не подводил и именно это уникальное для карьериста подспорье помогало Фадееву и страховало его от опрометчивых политических шагов всю жизнь. Даже отдельные профессиональные промахи на посту главного редактора ряда «толстых» журналов, когда из-за его недогляда читатель знакомился с «непра-вильными» литературными произведениями, не становились для него роковыми, ибо Фадеев с готовностью самолично разоблачал несчастного автора, которого сам же и напечатал.
Некоторые биографы Фадеева, в частности И. Жуков, утверждают, что Фадеев являлся человеком «верующего мировоззрения». Это, конечно, так, если иметь в виду, что Фадеев был чуть ли профессиональным революционером и в идеи революции верил всю свою жизнь. Не будем забывать также, что любой верующий христианин молится на икону, а «иконой» для Фадеева был Сталин. Он стремительно влюбился в вождя и с той же стремительностью, по мнению И. Жукова, «разочаровался».
Нет, не разочаровался все же и не разлюбил. Просто значительно сильнее, чем Сталина, Фадеев любил свою литературную карьеру и свое насиженное место «литературного вождя» советских писателей. Поэтому, как только Сталин умер, Фадеев благодаря своему таланту политического предвидения мгновенно понял, что вместе с телом Сталина в Мавзолей внесли целых три десятилетия его правления, что отныне и дела Сталина и во многом даже его имя будут преданы забвению, что на самом деле вождь в советском государстве был и останется один – Ленин, а все его преемники обретут статус временщиков, участь которых – безраздельная власть при жизни и судьба изгоев после смерти. И первым среди них волею истории будет Сталин.
Сразу после смерти Сталина Фадеев некоторое время пребывал в шоке. Нет, не от факта потери вождя, а оттого, что в нем боролись два чувства – побыстрее прокричать о том, что накопилось в его исполнительной душе, и обычная человеческая совестливость, подсказывавшая ему – уж тебе-то лучше бы помолчать, дорогой товарищ. И он молчал.
Зато сразу оживились те писатели, которым он сам долгие годы вставлял кляп. Они почувствовали, наконец, что пришло (или приходит) их время и они могут прямо высказать то, что они думают о магистральных путях развития советской литературы. В 1953- 1956 гг. в «теоретиках» ходили писатели уж вовсе непотребного дарования. Фадеев на некоторое время даже отошел в тень.
И все же перелицевался он (для убежденного сталиниста) очень быстро *, но к новому Хозяину его уже не допустили, а он всю жизнь провел на «капитанском мостике», он привык быть «верным служкой». После стольких лет преданного служения сразу и вдруг он стал никому не нужен. Этого Фадеев перенести не смог.
Чтобы попытаться понять его натуру и проникнуться трагедией его литературной судьбы, не будем забывать, что в Фадееве художник и революционер были сплавлены приблизительно в отношении 1:10, что он сам говорил о себе: «Я прежде стал революционером, чем писателем, и, когда взялся за перо, был уже сформировавшимся большевиком».
Это его откровение наиболее наглядно подтверждается публицистикой – его «теоретическими» статьями и речами 20-40-х годов. Даже в извлечении они заняли два толстенных тома (5 и 6) его семитомного «Собрания сочинений». Читать эти статьи сегодня невозможно, их не осилить даже с помощью чрезмерной исследовательской настырности. Причина проста: если публицистика Горького 20-30-х годов воспринимается как поток концентрированной (до неприличия) желчи, которую, пусть и без сочувствия, но все же, чертыхаясь, можно читать, ибо она написана профессионально отточенным пером, то публицистика Фадеева сегодня иначе как беспомощная тарабарщина не воспринимается. Читаешь и мысль не покидает, что писал эти свои «теоретические статьи» Фадеев и думал натужно: как бы не промахнуться мимо «линии», не вляпаться в недозволенную мысль, не брякнуть чего лишнего – не согласованного.
И все же «ошибался» Фадеев часто, но не оттого, что где-то в тайниках своей номенклатурной души был с чем-то «из руководящего» не согласен. Нет. Он всегда был согласен. Просто на идеологическом поле, особенно в 30-е годы, шла борьба без правил, их просто не было единых для всех. Поэтому можно было с жаром писать о чем-либо, имея перед глазами передовицу вчерашней «Правды», а на поверку оказывалось – ляпнул: надо было читать «Правду» сегодняшнюю. Именно такими, беспомощно осторожными, являются все статьи и речи Фадеева 30-х годов о социалистическом реализме.
Есть понятие «карьерный дипломат», когда дипломат делает карьеру, проходя последовательно все ступени своей профессиональной карьерной лестницы, в отличие от тех «дипломатов», которых назначают на тот или иной пост из соображений «дипломати-ческой симметрии» или «политической целесообразности». Но понятие «карьерный писатель» – это что-то изуверски советское. Первым именно на этом поприще сделал длительную и успешную карьеру Фадеев, достигнув самой верхней площадки своей профессиональной номенклатурной лестницы.
Дар властителя душ он сознательно обменял на должность, которая давала возможность командовать и помыкать людьми куда более даровитыми, чем он сам. Что может быть слаще: Ахматова, Пастернак, Симонов, Федин, Каверин – в общем стаде. А он – на особицу, он – член ЦК, у него на столе «кремлевка» и ему не надо, как Пастернаку или Булгакову, терять сон в безумном ожидании звонка «дорогого товарища Сталина».
Возможно, что у Фадеева были задатки стать прекрасным советским писателем (ведь написал же он «Разгром», книгу в высшей степени талантливую), но он предпочел, по словам И. Сухих, карьеру «советского функционера, литературного сановника, верного слуги режима».
Неудивительно поэтому, что именно «метафора разгрома стала итогом его судьбы». Он всю жизнь – и вполне искренне – хотел, как лучше…
А оказалось…
Один из видных исследователей жизни и творчества Фадеева В.Г. Боборыкин справедливо отметил, что творческие судьбы многих писателей, которых при жизни так или иначе доставал указующий перст Фадеева, оказались в конечном счете «куда более счастливыми, чем фадеевская. М. Булгаков, А. Платонов, Е. Замятин, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам, И. Бабель, Б. Пастернак… – все они обрели после смерти свое царствие небесное в читательских сердцах». Ибо они до конца оставались верны своему призванию и своей писательской совести.
* * * * *
Родился Александр Фадеев в г. Кимры Тверской губернии в 1901 г. Родители его были разной политической ориентации: отец – эсер, мать – социал-демократ, из-за чего они якобы и расстались в 1907 г. Мать увезла сына к своей родне на Дальний Восток. В 1910 г. Александр стал учиться в Коммерческом училище Владивостока. Октябрьскую революцию встретил убежденным большевиком.
Уже в 1918 г. вступил в партию. Партизанил. В Красной армии был политработником. В феврале 1921 г. ездил в Москву на X съезд РКП(б). А в марте того же года участвовал в зверском подавлении Кронштадтского восстания. Был ранен. Осенью 1921 г. поступил в Горную академию в Москве. Не закончил. Ушел на профессиональную партийную работу.
В 1924 г. его направляют в Краснодар инструктором обкома партии. Стал много ездить, много выступать. Одним словом, руководить. Оказался в своей стихии.
Но неудержимо тянуло писать. По рекомендации Р.С. Залкинд (Землячки), фанатичной большевички, в октябре 1924 г. Фадеев начинает работать в газете «Советский юг» заведующим партийным отделом.
Вскоре писательские заботы возвращают Фадеева в Москву, где почти сразу начинается его феерическая карьера литературного чиновника (о ней – особый рассказ).
Два слова еще об одном фадеевском «таланте». Он был видным мужчиной, женщины его обожали. И он не смел им отказывать. Многие хорошо знавшие Фадеева, не скрывая своего восторга, писали о нем, как о весьма даровитом «бабнике».
Первая его жена, Валентина Герасимова, была комсомольским работником, да еще пописывала. Жизни их так и не склеились вместе, каждый остался при своей. Семья поэтому развалилась довольно быстро. Детей у них не было. Остались друзьями до конца жизни.
Второй женой Фадеева стала выдающаяся актриса МХАТа Ангелина Степанова. Поженились они в 1936 г. и, несмотря на загулы и запои Фадеева, так и не расстались. Он крепко к ней привязался.
Однако это не помешало Фадееву увлечься в 1940 г. вдовой Михаила Булгакова Еленой Сергеевной. Ее сестра О.С. Бокшанская писала матери: «Сегодня Люся (так звали Е.С. Булгакову близкие. – С.Р.) сказала мне, что председатель Союза писателей (Фадеев), совершенно исключительно ценивший Маку (домашнее имя Булгакова. – С.Р.), был у нее и настаивает, чтоб ей уехать куда-нибудь на юг, немного укрепить нервы, сердце, взять Сережу (сын Е.С. от первого брака. – С.Р.), работу на машинке, самую машинку и улетать, он ее хорошо устроит, например в Ялте». Послушалась. Уехала. Со времени смерти мужа не прошло и 40 дней.
