не только в своей, но и в других странах.
Как тут ни ставить вопросы и как ни варьировать соответствующие им интонации, ни к каким вразумительным оправданиям допускаемой бюрократической казуистики они вести не в состоянии.
Наше её понимание обречено словно в песке увязать из-за тех несообразностей, какие возникают в условиях пренебрежительных и по сути безграмотных отношений неких ответственных людей к этике, как предмету всеобщей, подчеркнём это, а — не чьей-то частной принадлежности, к её незыблемому содержанию и значимости.
Её берут и используют как обычный текстовый или словарный ресурс — в этом-то и беда!
При таком обороте рассмотренный нами «Типовой кодекс этики и служебного поведения» обрекается на опрощение и не может быть достаточно полезным. Неплохие, можно сказать, наставления, содержащиеся в нём, без какой-либо отчётливой надобности размещены в лучах естественно-правовой сферы и перенасыщаются ими, приобретая вид ценности, постоянно ускользающей из общественного сознания.
Следовать ей похвально лишь в том смысле, что похвально бывает следовать и идеалу, когда за этим старанием идеал не достаётся кому-то конкретно и не берётся в чьи-то частные руки, а остаётся лишь ориентиром движения к нему — ориентиром для всех. Он, идеал, всегда неосязаем.
То же обнаруживается в любой этической норме.
Прямою опорой в чём-то она ни для кого быть не может. Она лишь ориентирует, растворяя себя в обобщении. В этом и её великая реальность и великое таинство.
Примеры безграмотных манипуляций с этическим, к большому сожалению, обнаруживаются повсюду и на каждом шагу. Как, скажем, его понимают в самых простых значениях? Да кому как по душе. Даже дотошные учёные, впадая в вольность, могут без смущения говорить о нём как о «морально-этических ценностях», «морально-нравственных основах» и проч., совершенно легко умещая в одном ряду обозначения с разной смысловой нагрузкой.
Над разработками разного рода кодексов морали, этики и поведения, а по сути — над элементарными инструкциями, призванными распределить обязанности работных людей на их рабочих местах, постоянно склоняют головы управленцы и администраторы на предприятиях промышленности, в сельском хозяйстве, в академиях, высших и средних учебных заведениях, в конфессиональных учреждениях, в общественных и партийных организациях, на морских тепло- и атомоходах, даже в небольших передвижных экспедициях, изыскивающих сырьевые залежи…
Налицо неосознанное свободное развёртывание понятий, претензии на то, чтобы свести особенность их содержания к неким практическим индивидуальным или коллективным интересам или занятиям, забывая или вовсе не зная, что имеют дело с «величиною», выпестованной в самой широкой степени абстрагирования.
На все лады изощряются в его уточнениях и прилаживании к обыденностям высшие государственные чиновники, специалисты и политологи, воспитатели и наставники, радеющие о чистоте наших с вами помыслов и поступков. Безусловно, их усилия тратятся зря.
Зато в достатке результатов со знаком «минус», когда насилие над этическим, каким оно устоялось «от природы», есть его разрушение.
Путаные, суррогатные представления о нём ошибочно используются будто бы в благопристойных и приемлемых целях; ими часто вымеряются общественные и надобщественные явления и процессы, управляемые силами далеко не уравновешенными, радикальными, экстремистскими и даже — сатанинскими.
Нормы этики легко выбрасываются ими из привычного для всех употребления и так же легко замещаются иными, надуманными и небеспорочными, вслед за чем диктуется уже иной подход к ценностям мировой и национальных культур, к настоящему и будущему народов и государств, в целом к теперешней человеческой цивилизации на земле.
До лояльного обсуждения проблем с этическим, настоящим и поддельным, дело при этом не доходит. В стороне остаются печатные средства массовой информации, радиостанции, телепрограммы, сети интернета, исследовательские центры, издательства. Причина та, что всё ещё нет тех представителей точных знаний, чьи суждения можно было бы считать вразумительными или верными — в отношении как традиционной, так и «новой» этики.
Трудно, пожалуй, даже представить, что в частности в России или в США кто-то «из независимых» вдруг предметно заговорил бы непосредственно о кодексах этики и поведения для служащих неких государственных или муниципальных органов, о том, насколько такие документы становятся выхолощенными при изобилии в них терминов, обозначающих этическое.
Целое море подобных текстов пребывает не удостоенными ничьего внимания, не говоря уж — об их углублённом комментировании. Столь же печальна участь оповещений, касающихся решения проблем с этическим. А ведь речь тут должна бы заходить и о «новой» этике!
Оповещения перед вами вываливают, нисколько не заботясь о дальнейшем.
Вот образец такой, будем говорить, игры. Преподаватель всемирной истории из Еврейского университета в Иерусалиме Харари пишет:
Если человечество не сможет сформулировать и принять единые для всего мира этические нормы, наступит эра доктора Франкенштейна.
(Ю в а л ь Н о й Х а р а р и, «21 урок для ХХI века». «Синдбад», Москва, 2021 г.; стр. 158. — Перевод с англ. Ю. Гольдберга).
Надо полагать, не вполне достоверны сведения у автора книги по части этики, действующей в человеческой среде от начала времён, когда она зародилась, и не переставшей проявляться как неразрывное целое до настоящего момента.
Ведь именно она отрицается подвижником от всеобщей истории, и в виду такого удручающего обстоятельства им названы (только названы, но — не раскрыты хотя бы в малости) некие весьма нужные и единые для всего мира новые этические нормы — из опасений, что в противном случае землянам уготовано стать жертвами жутких проделок монстра, создание которого связано с именем одного из главных героев романа Мэри Шелли (Англия) — доктора Виктора Франкенштейна.
Руку на отсечение, Харари знать не знает, о каких единых для всего мира будущих этических нормах он говорит. Это штамп, который просился в строку как выражающий хилую концептуальность его творческих принципов, позаимствованных при усвоении нелепой «конструкции» свободы слова и «лучшей» демократии. Пытаясь объясниться в этом вопросе и, очевидно, желая быть во всём правым, он утверждает:
По зрелом размышлении я отказался от самоцензуры в пользу свободного самовыражения.
…
Если вы согласитесь, что это нужная книга, значит, вы цените свободу мысли и свободу слова.
(Т а м ж е, стр. 16).
Всерьёз воспринимать перспективу с формулированием и принятием новых и единых для всех землян этических норм, будто бы ввиду отсутствия или — полностью неработающих нынешних, конечно, невозможно в принципе.
Даже тот, кто полагает, будто он живёт в условиях какой-то своей, «новой» этики, вынужден постоянно пользоваться старой или традиционной, такой, как она сложилась у человечества. Всё остальное — от лукавого.
Тем, кто вслед за Харари взялся бы действовать в обозначенном им направлении, следовало бы не сбрасывать со счетов неизбежного рокового исхода эксперимента. А именно — создания
