А 9 июня 1952 года Рухадзе и вовсе был снят и вскоре арестован. Поскольку именно Рухадзе инициировал «дело мингрелов» и вкупе с Игнатьевым его вел, можно было предполагать, что финал этого «дела» будет не таким уж и безрадостным для «мингрелов» независимо от того, жив будет Сталин или нет. К слову, Рухадзе расстреляли по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР в 1955 году – много позже спустя после смерти и Сталина, и Берии.
Есть, правда, еще одна фигура, повинная – по мнению помянутого выше Леонида Млечина – в смерти Сталина. Это… – сам Сталин, который, по уверениям Млечина, создал вокруг себя такую атмосферу страха, что и охрана, и прибывшие на дачу по вызову члены Бюро Президиума ЦК не решались лишний раз к вождю прикоснуться, чтобы ему помочь. Поэтому-де, Сталин убил себя сам, – глубокомысленно резюмирует Млечин. Вторит ему и «демократический» «историк» профессор Наумов, который заявляет, что в «империи»-де Сталина боялись все, включая самого Сталина.
Млечин, впрочем, как это ни странно, верно отмечает несостоятельность версий о том, что охрана вначале позвонила Берии, и сообщает, что вначале она позвонила, как и положено, Игнатьеву. А тот уж якобы переадресовал ее к Маленкову, который поднял Берию, Булганина и Хрущева. Но далее Млечин – от себя не уйдешь!, повторяет бредни о Берии, якобы то радующемуся беспамятству Сталина, то якобы притворно падающему перед ним на колени…
«Объективности» Млечина есть, пожалуй, объяснение. Он всего лишь следует за «генералом» Волкогоновым, который ссылается на рассказ (или – россказни?) охранника Рыбина, содержащий именно этот алгоритм: звонок Игнатьеву – его совет позвонить Маленкову и Берии и т.д… Волкогонов еще более расцветил этот «рассказ», но об этом – чуть позже.
Что же до списка «обвинителей» Берии, то я забыл упомянуть еще и Никиту Хрущева! Он в «своих» «мемуарах» тоже утверждает, что единственным человеком, заинтересованным в смерти Сталина, был якобы Лаврентий Берия… Но вот уж в этом случае можно точно сказать: «На воре шапка горит…» Хрущев просто взваливал с больной головы да на здоровую.
Да он ведь однажды и прямо проговорился о своей зловещей роли! Речистого Никиту Сергеевича в его поздние годы, когда он возомнил себя великой исторической личностью, иногда «несло» покруче, чем Великого Комбинатора Остапа Бендера. И вот, по свидетельству «внутреннего хроникера ЦК КПСС» Н. Зеньковича, 19 июля 1964 года на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации Хрущев фактически признался в насильственной смерти Сталина и заявил, что в истории человечества было немало тиранов жестоких, но что все они «погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором»…
Топор в руках Хрущева? Что ж, он умел держать в руках туфлю, сидя в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН, умел держать в руках ружье, метко подшибая цель… И вряд ли он затруднился взять в руки топор против того, кто мог лишить его высокого положения, добытого в жестокой борьбе с жизнью.
Много заниматься криминальной хронологией той роковой ночи, когда происходила «тайная вечеря», я, как уже не раз предупреждал, не буду.
Но вот продолжение рассказа Булганина в пересказе Жукова:
«…В 2 часа ночи первыми от СТАЛИНА уехали они – БУЛГАНИН и МАЛЕНКОВ. Около 3 часов ночи якобы уехали БЕРИЯ и ХРУЩЕВ. После отъезда БЕРИЯ и ХРУЩЕВА, минут через 15-20 в столовую к СТАЛИНУ зашел генерал ВЛАСИК, чтобы помочь СТАЛИНУ лечь в постель, и он увидел СТАЛИНА в обморочном состоянии лежащим на полу…»
Власик, вообще-то, в то время сидел в камере то ли на Лубянке, то ли в Лефортово, но, допустим, тут у Булганина или у Жукова произошла аберрация памяти. Для маршала Жукова и генерал был, как я понимаю, не выше ефрейтора, и хотя Власик был не простым генералом, пусть так… Но уж основную-то последовательность событий и участвующие лица Булганин перепутать мог вряд ли… И его рассказ или опровергает ряд «свидетельств» – как по части хронологии, так и по составу действующих лиц, или же сам принципиально неверен, намеренно или не намеренно:
«ВЛАСИК немедля позвал (вызвал? – С.К.) БЕРИЯ и вызвал врачей. ВЛАСИК и охрана якобы осторожно перенесли СТАЛИНА на кровать.
Прибывшие врачи в присутствии БЕРИЯ, МАЛЕНКОВА И ХРУЩЕВА пытались оказать помощь СТАЛИНУ, но все было тщетно, СТАЛИН был без сознания и у него был установлен паралич. Несколько позже прибыл БУЛГАНИН и другие члены Президиума. Было решено установить около СТАЛИНА постоянное дежурство членов Президиума и профессуры поликлиники Кремля. Через непродолжительное время СТАЛИН, не приходя в сознание, умер».
В рассказе Булганина – нестыковка на нестыковке. Ну, хорошо, Власик, или там охранник Лозгачев, или охранник Рыбин, или еще кто обнаружил Сталина в обмороке и позвал Берию. А как оказались на даче Маленков и Хрущев? И что значит – «через непродолжительное время»? Сутки – это непродолжительное время? Причем из рассказа Булганина вытекает, что о части событий той ночи Булганин мог знать лишь с чужих слов. Причем выходит, что он прибыл на дачу Сталина где-то не ранее чем в начале пятого часа в воскресенье 1 марта.
Но вот генерал Докучаев в 1995 году приводит рассказ одного из тогдашних охранников Сталина полковника С.В. Гусарова… В ночь с 28 февраля на 1 марта, то есть в ночь «тайной вечери», он стоял на посту у входа в главный дом дачи и видел, как выходили примерно в 4.00 Маленков, Берия и Хрущев. И Гусарову запомнилось, что «Маленков тогда облегченно вздохнул»…
Напомню, что в рассказе Булганина в передаче Жукова Маленков уехал с Булганиным, причем в 2 часа ночи.
А вот в книге Николая НАДа-Добрюхи бывший лейтенант ГБ Павел Иванович Егоров из выездной охраны Сталина «готов рассказать о времени с нуля до 2 часов ночи», потому что «именно эти часы» остались-де в его памяти «навсегда».
Но не очень понятно – часы какой ночи остались у него в памяти? По словам Егорова, он стоял «в ту трагическую мартовскую ночь» на посту №6 «как раз у окон той самой Большой столовой, где, как принято считать, и закончилась жизнь Сталина». И как раз в это время первый заместитель начальника выездной охраны «товарищ Старостин» якобы тревожился по поводу того, что свет в столовой-де горит, а там никого нет, и Старостин-де не знает, как подавать Сталину тот чай с лимоном, который ему якобы обычно носила охрана. (Полковник С.В. Гусаров, впрочем, вспоминал, что в кабинете Сталина на столике постоянно стоял электрический чайник со всем необходимым для приготовления чая, и Сталин ночью все делал сам, чтобы не поднимать горничную.)
Но более странно и удивительно другое: ведь по свидетельству и Гусарова, и Булганина (пусть и в пересказе Жукова), и самого Хрущева гости Сталина начали разъезжаться ну никак не раньше 2 часов ночи. Так где стоял Егоров и что видел, и чего не видел?
И как Егорова вообще понимать? Он сообщает, что сменился якобы утром 2 марта, еще ничего не зная о переполохе на даче. И со слов Егорова получается, что «трагическая мартовская ночь» – это ночь с 1 на 2 марта.
Но ведь все произошло вроде бы в ночь с 28 февраля на 1 марта?
НАДЕЮСЬ, читателю уже стало понятно, почему у автора нет желания проводить – по примеру многих других «исследователей» – собственное скрупулезное расследование того, что, когда и как происходило на даче Сталина? Мне пришлось за время работы над этой книгой перечитать по необходимости столько лжи, что без большой нужды перегружать себя и читателя ее разбором у меня, право, охоты нет! Как нет охоты и пытаться устанавливать то, кто конкретно из свидетелей и участников событий той ночи лжет «как свидетель», а кто – как негодяй.
О той ночи нам достоверно известно одно: что она была последней сознательной ночью в жизни Сталина и предвещала ему уже скорую смерть! Причем от рук кого угодно, но только не Берии.
Но еще об одной лжи мне рассказать придется…
Вначале я сознательно не хотел при работе над своей книгой о Сталине обращаться к книге Сергея Хрущева о его отце, Никите Хрущеве. Я отношусь к сыну Хрущева с брезгливостью уже потому, что он покинул Россию. А знакомство с его книгой уважения к ее автору не вернуло, зато еще более усугубило чувство неприязни и отвержения.
«Яблоко», увы, упало от «яблони» недалеко.
Книга Хрущева-младшего лжива на манер книг Волкогонова, Авторханова, Радзинского – то есть она лжива почти постранично, лжива даже тогда, когда автор пишет о том, что имело место в действительности.
При этом она неплохо разоблачает как героя книги, так и ее автора. Показательный пример насчет этого я приведу в последней главе собственной книги, а сейчас обращусь к тому месту воспоминаний Сергея Хрущева, где он пишет о смерти Сталина.
Хрущеву-сыну в 1953 году было 18 лет, и он пишет вот что:
«…Последний раз отец ждал сталинского звонка в начале марта 1953 года, в воскресенье, первого числа. Накануне, вернее, в то утро он вернулся домой на дачу часов в пять (откуда это сыну известно? Он что – отцу в раннее воскресное мартовское утро дверь открывал, что ли? – С.К..), как обычно, когда ужинал у Сталина. Отец не сомневался, Сталин не выдержит одиночества выходного дня, затребует к себе (н-да! – С.К.). Обедать отец не стал, пошел пройтись, наказав, если позвонят оттуда, его немедленно позвать. Такое распоряжение он сделал для проформы, все прекрасно знали, что надо делать в этом случае…»
