До сих пор число умерших значительно перекрывает число новорожденных — ежегодная убыль населения в последние годы колеблется около цифры в 700–900 тысяч человек. При этом цифры обобщенной статистики не отражали всей полноты демографических потерь, поскольку истинный размах вымирания России частично маскируется иммигрантами и высокой рождаемостью некоторых южнороссийских народов.
Очевидно, что реализация проекта «Сбережение нации» требовала значительного роста бюджетных затрат, а значит — новых источников пополнения бюджета. Речь шла о принципиальном изменении финансовой политики, о прямой и полной отдаче в бюджет всех доходов от продажи за рубеж энергоресурсов, об изъятии сверхприбылей, о сверхналогах на сверхроскошь, о новой индустриализации страны и восстановлении наукоемких технологий. Но самое главное, мы хотели снять с народа пресс чиновничьего произвола, олигархического грабежа и криминального беспредела. Ведь чиновник сегодня превратился из слуги народа в его гробовщика, из радетеля народного благосостояния — в представителя паразитического слоя, который не дает вздохнуть предпринимателю и унижает бессмысленными и беспощадными процедурами каждого гражданина.
Сбережение нации — это еще и воссоединение нации, воссоединение народов, имеющих опыт совместной жизни и общей судьбы. Но чтобы собирать российские земли, нужно иметь притягательный центр — образец коренной России, которая сегодня разорена больше всего, а должна быть возрожденным центром Родины. От этой мысли мы вновь приходим к задаче смены власти на ту, что будет во внешней политике вести не торг, а воссоединение страны, а во внутренней — не распродажу всего и вся, а укрепление нации.
Мы предлагали власти поставить свои выдумки в подчиненное положение по отношению к задаче сбережения нации и как минимум удвоить финансирование одного и главного нацпроекта (через год утроить, через два — учетверить и т. д.). Но поскольку власть, как мы заметили, не собирается ничего делать, то мы свои предложения представили народу. Народ должен выбрать такую власть, которая буде защищать его, а не мучить реформами и модернизациями, запущенными в угоду некоему «мировому сообществу» и в соответствии с беспочвенной либеральной догматикой. Выбор народа — это выбор между жизнью и смертью. Власть предлагала идеологию смерти, мы предлагали идеологию жизни. Народ пока что склонился к проекту власти и намерен еще некоторое время «поумирать». Не поддержав «Родину», народ лишился шанса. Следующий шанс может возникнуть только в обстановке катастрофы. И даже если тогда выбор будет сделан правильно, ущерб от предшествующей ошибки будет громадным.
В 2006–2010 никакой содержательной деятельности, которая обозначила бы хоть какие-то надежды на преодоление демографического кризиса, народ от власти не дождался. Власть была озабочена не воспроизводством нации, а самовоспроизводсгвом. В избирательном периоде 2007–2008 власть воспроизвелась во всей совокупность связанных с ней безобразий. И успокоилась. Обвинять власть в недееспособности, в неспособности сберечь нацию было некому. Не было ни оппозиции, ни независимых ученых и журналистов. Тишина накрыла Россию. Мертвая тишина.
Издевательство над детьми в нашей стране приобрело повсеместный характер. Не столько от бедности, сколько от подлости чиновников, которая пропитала властную систему сверху донизу.
Одно из первых моих дел в Государственной Думе четвертого созыва — это дело о псковских работорговцах. О тех, кто морочит головы совсем юным созданиям, лишенным семьи, и сплавляет их за рубеж — к приемным родителям, готовым выкладывать кругленькие суммы за русских детей. Чиновники оправдывают себя тем, что увезенным в Америку детям будет лучше там, чем в нищей России, где выпускники детдомов отправляются прямиком в компанию уголовников или наркоманов. Но эти доброхоты забывают признаться, что в США многие из наших детей отправляются прямиком в рабство к маньякам и психам — на муку и смерть. А также о том, что нищета — прямой результат деятельности тех же самых чиновников, которые за сбыт наших детей еще и собирают мзду с не вполне адекватных иностранцев, предпочитающих искать себе «бэби» за океаном. Одни ищут себе игрушку грудного возраста, другие — сиделку для их никчемной старости, третьи — дармовую рабочую силу, четвертые — секс-рабов.
Эта история не имеет конца. Он мог быть счастливым, но мог закончиться также, как закончились судьбы многих русских детей, попросту убитых своими приемными родителями. Россия вообще, как оказалось, не интересуется судьбами русских детей. Интерес этот проснулся лишь раз — когда до ушей Генпрокурора В.В.Устинова дошла информация об убийствах. Он выступил в Думе с гневным заявлением, а потом все пошло своим чередом.
Моя история выявила много из того, что по справедливости требовало бы отстранения от должностей многих, кто в ней был замешан. Она — о судьбе 12-летней девочки Виктории, мать которой была лишена родительских прав за шесть лет до того. Девочка воспитывалась (если можно так выразиться) в Печорской школе-интернате для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей.
В тот период по России раскинули свои сети работорговцы из различных иностранных организаций, которые по каким-то им известным параметрам подбирали иностранным родителям наших детей. В Псковской области возникла подобного рода контора — Агентство «Интернешнл Фемили Сервисиз». С ней Главное управление образования подписало договор о летнем отдыхе несовершеннолетних детей. Право на заключение договора дало областным чиновникам Министерство образования, выпустившее некое письмо — «Об организации выезда несовершеннолетних граждан Российской Федерации из Российской Федерации на отдых, обучение и лечение». Не закон, не нормативный акт, а какое-то там письмо! Это все, что было нужно, чтобы оптом торговать русскими детьми!
Таким образом, чиновники организовали совершенно беззаконный вывоз потенциальных рабов на смотрины. Девочка Виктория в 2003 году по этой программе оказалась в США. Причем никто и не делал секрета, зачем ее туда вывезли. Девочка целый месяц проживала со своими возможными родителями. И те сделали всё, чтобы несчастная была очарована и готова отречься от родины. Ей ведь никто не объяснил, что жить в гостях — это совсем не то, что жить «насовсем». Ее никто не предостерег от возможной развязки: месяц с тобой будут носиться как с недавно купленным щенком, а через три месяца окажется, что ты наскучила. Хочешь стать бездомной дворняжкой?
Весной следующего года приемные супруги подготовили документы на удочерение девочки. Не знаю, сколько они заплатили фирме работорговцев и чем работорговцы умаслили руководство интерната и псковских чиновников. Но все чиновники решили, что отправить девочку к американцам — лучше, чем отдать ее на воспитание русской православной женщине, которая опекала многих детей из этого странного интерната и готова была на удочерение, раз уж дело дошло до продажи ребенка за границу. Как раз от этой женщины мне и поступил звонок.
Управление образования и науки, куда обратился сначала мой псковский друг, а потом и я со своим запросом, сообщило, что оставить девочку в России нет никаких возможностей. Начальник управления без стыда написала, что девочку через других детей принуждали остаться в России и даже вести переписку со своей потенциальной русской мамой. У меня нет никаких сомнений, что как раз убеждающие беседы имели место со стороны чиновников данного Управления и руководства интерната. Они-то и доказали Виктории, что ей непременно надо в Америку, а Россия — гиблая страна, где ей жить совершенно невозможно. И американские родители, как они доказывали, гораздо лучше русской мамы.
Более того, в одном из ответов прямо шла речь о том, что православная вера вредна для детей, что их тайно крестят и причащают, а также запугивают обращением в другую веру. Самодурная чиновница писала, что всё это «отрицательно влияет как на данного ребёнка, так и на других воспитанников учреждения». Я глазам своим не верил, читая этот бред!
Если в отношении приемной семьи не производилось никаких проверок, и их искренность и чистосердечность были приняты на веру, то в отношении обращения гражданки России сотрудники Управления специально «проводили беседу с девочкой, другими детьми, выясняли позицию» Печорской школы-интерната, в которой воспитывалась девочка. Управление образования и его руководство не усматривали ничего особенного в переселении детей-сирот в иностранные государства для знакомства с ними возможных усыновителей, но ставили под подозрение желание граждан России для такого же знакомства и общения, усматривая в этом почему-то «явное принуждение к контактам». Действиями руководства школы-интерната общение с потенциальным российским усыновителем было пресечено и, вне всяких сомнений, предпринималось давление на детей в угоду работорговцам. Для сотрудников школы-интерната, очевидно, имелись куда большие возможности для воздействия на ребенка, чем со стороны потенциальных приемных родителей, которым доступ к детям был прекращен.
