И коль скоро речь зашла у нас о такой штуке, как американский национальный характер, давайте на некоторое время отвлечемся от Хьюза и поговорим об этом самом характере.
* * *Нелегко, конечно, определять этот самый национальный характер. Сколько мы читали всяческой развесистой клюквы о всевозможных «национальных характерах», сколько благоглупостей и пошлостей написано на этот счет! Иногда возникает даже вопрос: есть ли он, существует ли в действительности национальный характер, как можно вогнать в простые формулы огромное многообразие людской массы, бесконечную разность типов, а особенно когда речь идет о такой не устоявшейся, в общем, нации, как американская? Что касается такой вещи, как характер нации, то думается, что некие общие закономерности все-таки имеются и говорить, хотя и осмотрительно и с осторожностью, об этом можно и даже должно.
Далеко еще не завершился сложный, многотрудный и длительный процесс становления американской нации. Еще живут, не смешиваясь, сохраняя обличье и привычки, фетиши и идеалы предков, различные национальные группировки, потомки людей, волею судеб массами сорванных в прошлом веке и начале нынешнего с насиженных мест, попавших за океан в поисках доли и счастья.
Я слышал в Америке такую старорусскую речь, едал такие русские расстегаи и пироги с вязигой, пил такие дедовские квасы и меды, какие, ей-право-же, у нас дома ныне — констатирую это с превеликим сожалением — днем с огнем не сыщешь. Живут в некоторых американских городах русские колонии, являющие собой чудеса стойкости национального духа, не смешивающиеся с автомобильной американской суетой, бережно хранящие привезенные еще в прошлом веке язык и песни, обычаи и одежду. Кафтаны на мужчинах, женские сарафаны и кокошники, какие я видел в русском районе на окраине Чикаго, в Москве можно увидеть разве что в музее или на сцене Большого театра.
Есть в нью-йоркском Даун-тауне — Нижнем городе — кварталы, где обитает — слово «живет» не очень-то подходит к тяжкой доле этой голытьбы — еврейская беднота. Оказавшись здесь, ощущаешь себя как бы перенесенным на страницы пропитанных горьким юмором шолом-алейхемовских рассказов. Несколько кварталов в сторону, и декорация меняется. Ты уже не в еврейском местечке царской России, а на окраине итальянского города, и перед тобой разворачиваются сцены, будто бы сошедшие с экрана фильмов итальянского неореализма. Только диву даешься, до чего же стойки национальные традиции, как бережно хранят их люди, оказавшиеся далеко от родины, а многие из них никогда этой далекой родины и не видевшие.
Но уже это одно опровергает сомнения в том, что штука, именуемая национальным характером, все-таки существует. Конечно, разница между человеческими индивидуумами достаточно велика и в рамках одного народа, и в пределах одной нации. Холерики и сангвиники, веселые и грустные, талантливые и не очень, добрые и злые, трудолюбивые и наоборот — все это есть у каждого народа. Но имеет место и нечто общее, определяемое общими факторами, исторической судьбой, условиями жизни, климатом даже. Одинаково ошибочно как фетишизировать национальный характер, превращать его в некий абсолют, объяснять им, выводить из него, и только из него, все относящееся к данному народу, так и нигилистически отбрасывать специфические особенности различных народов.
Да, несомненно, процесс формирования американской нации как единой народности еще не привел к кристаллизации ее. Но было бы нелепым отрицать наличие некой общности, .связанной с условиями и образом жизни этого одного из молодых и динамичных государств современного мира. Дух пионерства, предприимчивость, чувство собственного достоинства и независимости, энергия, подвижность, размах — все это порождение стремительного развития нового государства, когда в течение нескольких десятилетий огромные и малозаселенные пространства осваивались и поднимались к жизни пришельцами из различных стран мира. Многие отличные качества американцев — порождение тех условий, в которых на необъятных просторах неосвоенного континента оказались и действуют вот уже несколько поколений.
Но те же самые условия породили и немало отрицательного. Чувство собственного достоинства и независимости людей, бежавших некогда от феодального, религиозного или иного гнета Европы, доведенные до крайности, до своих уродливых форм, породили ныне типично американский крайний индивидуализм, когда личность противостоит всему обществу, рассматривая это общество, всех людей, ее окружающих, как силу глубоко враждебную. В условиях Америки одиночество человека в обществе, типичное для капитализма вообще, обретает еще некий специфически американский оттенок, когда это уродливое искривление рассматривается не как зло, а как благо, то, к чему следует стремиться, что отвечает, дескать, извечной человеческой природе. Философия опасная, на почве которой вырастают плевелы ядовитые.
Путешествуя по Америке, невозможно не восхищаться плодами гигантского труда, вложенного в эту землю несколькими поколениями американцев. За небольшой с точки зрения истории срок этот не освоенный каких-нибудь две с половиной сотни лет назад континент превратился в ухоженную землю, покрытую сетью первоклассных дорог, с гигантскими городами, отлично возделанными полями, мостами и туннелями, портами и промышленными комплексами.
Причин столь быстрого развития страны немало: природа — отличный климат, богатые недра, обширные пространства, многоводные реки; исторические условия — 200 лет на американскую землю не ступала нога интервента, войны происходили где-то далеко, а американцы пользовались благами отдаленности, отсиживаясь от военных бурь за двумя океанами.
Есть и другие обстоятельства, счастливо сложившиеся для Америки. И в их ряду, безусловно, нечто имеющее прямое отношение к теме, о которой идет у нас речь. Кто 150—200 лет назад покидал Старый Свет — пускай неуютный, с его религиозным гнетом и феодальной кабалой, но обжитой и привычный — и пускался в опасное путешествие за океан, совершая прыжок в неизвестное? Лишь самые сильные, смелые и предприимчивые. Кого брали на корабли, плывшие за океан? Судов было немного, снаряжать их было делом дорогим, и среди тех, кто готов был поставить на кон собственную судьбу, отбирали не только смелых и отчаянных, но еще и умелых и искусных, хорошо владеющих топором или долотом, молотком каменщика или плугом хлебороба.
Так история и люди осуществили своего рода естественный и искусственный отбор, а на американской земле обосновывались, давая начало новым поколениям, индивидуумы, особенно жизнеспособные, сильные духом и независимые характером. Там, в тех седых временах истоки того, что ложится сегодня в основу многосложной штуки, именуемой национальным характером.
Я говорю — многосложной потому, что действительно очень трудно разложить по полочкам, свести к простым формулам столь сложные вещи. Скажем, чувство независимости, предприимчивость и многое другое, свойственное американскому характеру, — хорошо это или плохо? И хорошо, и плохо. Сегодняшний американец независим и полон самоуважения. Это, безусловно, хорошо.
Характерная для американской повседневности деталь. В любом учреждении, общественном месте, гостинице американец всегда пользуется преимуществом перед иностранцами. Если самолетный или пароходный рейс загружен и на него трудно достать билеты, не пытайтесь напирать на то, что вы иностранец, претендуя на том основании на особое положение. Это даст прямо противоположный эффект, и вам выдадут билет в самую последнюю очередь, после того как будут удовлетворены все американцы. В государственном учреждении и частной конторе, в театре и на стадионе американскому гражданину первые места, наибольшее внимание и уважение. И это правильно. Он у себя дома. Он здесь хозяин.
Сталкиваясь с этим, невольно думаешь о том, что иногда встречается у нас. Русское гостеприимство вошло в поговорку, стало, если хотите, мировым стандартом понятия о гостеприимстве. И это тоже хорошо и правильно, ибо отвечает душевным качествам, традициям и нормам нашего народа. Но всякое доброе, как известно, всего в полушаге от своей противоположности. И когда видишь, как с совершенно излишней почтительностью, чтоб не сказать больше, в ущерб согражданам иной ретивый администратор гостиницы под белы руки ведет заезжего коммерсанта в самые лучшие покои или, того хуже, среди ночи изгоняет из гостиничного номера уважаемого человека для того, чтобы поместить туда нагрянувшего прыщеватого хлыща с заграничным паспортом, то думаешь: куда же подевалась его гражданственность и национальная гордость?!
Когда обнаруживаешь, что иной иностранец, вообразивший, что своим посещением он оказывает нам честь превеликую, кладет ноги на стол, чувствуя себя этаким сверхчеловеком и позволяя в гостях то, что он никогда бы не позволил дома, думаешь о том, что пора, давно пора взять за шиворот и тряхнуть как следует — не его, ибо что с него взять, — а иных деятелей, забывающих о том, что великий интернационалист Ленин именовал национальной гордостью великоросса.
