Поклонников ислама, надеюсь, утешит, что евреям под иудаизм отвели 30 страниц (одну шестую христианства). Но если толщина духовной науки зависит от численности условно верующих, то евреям и этих 30 страниц много, хватило бы нескольких строк.
С другой стороны, в России остался только один ацтек (на радио работает), и ради него – 54 страницы?!
…Духовная наука должна бы ориентироваться на дух, а не на площадь и поголовье. Тогда объем разделов выглядел бы иначе. И Ветхому Завету, из которого вышли авраамические религии – христианство и ислам – и который, значит, лежит в основе нашей цивилизации, – было бы уделено больше места, чем пещерным человекам.
Но учебник мирный, все хорошие, почти все святые, такая, слава богу, школьная общая стенка плача. Выйдя из класса после урока религии, мусульмане с христианами идут в общую школьную столовую, там им дают общие, естественно, свиные сосиски – вот она духовность, вот настоящее братство.
Однако, этот мир (мир общих учебников и сосисок) может взорваться в любую секунду. В каждой школе, г-н президент, в каждой библиотеке заложена бомба. Она замаскирована под книжку, о которой все знают, все проходили. На обложке: «А.Н.Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву». Под обложкой – очень много в тротиловом эквиваленте.
Радищев пишет, что когда-то властители производили впечатление на толпу роскошными одеждами и несметной свитой (по выражению Радищева, «стадами рабов»); а теперь, мол, когда граждане стали грамотными, их убеждают не бриллианты, но аргументы. Вот это место:
«Оттуда (из далекого прошлого) пышная внешность властителей народов, оттуда стадо рабов, их окружающих. Согласиться всяк должен, что тесные умы и малые души внешность поражать может. Но чем народ просвещеннее, тем внешность менее действовать может. Нума мог грубых еще римлян уверить, что нимфа Эгерия наставляла его в его законоположениях. Слабые (умом) перуанцы охотно верили Манко Капаку, что он сын солнца и что закон его с небеси истекает. Магомет мог прельстить скитающихся аравитян своими бреднями. (Вот это да-а-а… Ну, потом про Моисея. – А. М.) Даже Моисей принял скрыжали заповедей на горе среди блеску молний. (И, наконец, резюме. – А. М.) Но ныне, буде кто прельстити восхощет, не блистательная нужна ему внешность, но внешность доводов, если так сказать можно, внешность убеждений».
Радищев, хрестоматия… Вы же не читали. И никто не читал, хотя все проходили. В третьем классе легче усвоить размножение (на пестиках, тычинках, пчелках), чем такую взрослую политику.
Если, г-н президент, вы внимательно прочтете эту цитату из русского классика, то, может быть, испытаете, мягко говоря, оторопь, переходящую в ужас, и поймете, почему (обнаружив в 2004-м эту бомбу в портфеле ученика 3-го класса) я шесть лет колебался: писать ли об этом вашему предшественнику и вам.
Теперь ваша очередь решать: оставить ли в школьных библиотеках этот памятник литературы или изъять. Что лучше? Кто ж его знает? Но польза от изъятия будет реальная. Взрослые россияне наконец прочтут лучшую, самую умную и самую отважную публицистику в русской литературе.
Подпись на с. 125 «Традиционный маршрут Исхода» – еще один случай ученого безумия. Дети думают, что это такой традиционный маршрут выходного дня, типа экскурсия. Люди с испорченным воображением спрашивают: неужели есть нетрадиционные маршруты Исхода? В атласе Оксфорда под этой картой написано «Предположительный маршрут», но, сами понимаете, не у всех академиков есть хорошие переводчики.
В чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?
Радищев
25 июня 2010
Г-н президент, если не забыли – на дворе Год Чехова. Мир празднует стопятидесятилетие Антона Павловича, который (напомним) в январе родился в Таганроге. Известная газета тогда написала: «Режиссеры с мировым именем прилетели в Таганрог, чтобы…».
…С тех пор прошло полгода, а я таскаю эту газету (потершуюся на сгибах от постоянного употребления), читаю в разных культурных компаниях эти слова вслух и предлагаю 100 рублей любому, кто догадается правильно закончить фразу (а кто ошибется – с того 20 копеек). Ни разу не проиграл. (Большинство говорит «чтобы поклониться могиле», «возложить венок»; не помнят, что он лежит в Москве на Новодевичьем.)
А в газете написано так: «Режиссеры с мировым именем прилетели в Таганрог, чтобы поговорить с президентом о театре». С вами, г-н президент.
Каждый раз, услышав отгадку, люди издают вопль восторга. Не верят, рвут газету из рук, чтобы прочесть своими глазами… Вот будет юбилей Чайковского, и мы прочтем, что величайшие дирижеры и композиторы прилетели в Клин (там музей Чайковского), чтобы поговорить с вами о музыке. А потом случится юбилей знаменитого хирурга Рыжих, и со всего мира слетятся гениальные проктологи, чтобы поговорить с вами о чем-то о своем.
Именно так писали о Мао Цзэдуне, Ким Ир Сене… (Но ведь без них и без ихних хунвэйбинов народам стало лучше, согласны?) Почему же никто не может закончить газетную фразу правильно? А потому что никто не в силах вообразить, будто у знаменитых режиссеров в реальности могла возникнуть потребность говорить с вами о Чехове, да еще такая сильная, что они ради этого полетели в Таганрог.
Но когда эта газета вышла – никто не удивился, не цитировал, не ужасался, не смеялся; прочли как нечто само собой разумеющееся, обыкновенное, привычное. И, действительно, с тех пор как умер Ганди, поговорить великим режиссерам стало совершенно не с кем.
В другой центральной газете тогда написали так:
«Приезд Дмитрия Медведева стал для маленького Таганрога мегасобытием. С самого утра народ высыпал на улицы, ожидая появления кортежа президента. Стоило Медведеву вылезти из машины, как люди начинали хлопать и кричать: “Мы вас любим!”»
Интересно, прочли ли вы? А если прочли, то содрогнулись ли? Радищев пишет о властителе:
«Он живет с ласкателями, беседует с ласкателями, спит в лести, хождает в лести. И лесть и ласкательство соделают его глуха, слепа и неосязательна».
Первая из этих двух фраз тривиальна. Но вторая говорит о том, как изменяется личность, круглосуточно погруженная в лесть.
В Таганроге вы сказали (цитирую по известной газете):
«Собрание сочинений Чехова я прочел уже в конце четвертого класса. У родителей был редкий по тем временам зеленый 12-томник. Тогда с книгами в Советском Союзе было не очень хорошо. Что мы имели, то и читали. И большим счастьем было обладать полным собранием сочинений».
Г-н президент, у нас дома тоже был зеленый 12-томник. Я читал его вперемешку с 8-томником Мопассана. Они и сейчас на полке. После вашей жалобы на трудности с книгами в СССР взял книжку с полки, посмотрел выходные данные. 12-томник издан в 1950-х тиражом 400 тысяч. Потом, в 1960-х, издали серый 12-томник тиражом 610 тысяч. Потом, в 1980-х, издали 30-томник тиражом 400 тысяч. Полтора миллиона собраний сочинений Чехова, не считая бесчисленных однотомных и двухтомных изданий.
Так что с Чеховым в Советском Союзе на самом деле было очень хорошо.
В СССР было не очень хорошо с Цветаевой, Ахматовой, Платоновым… и очень нехорошо с Набоковым, Солженицыным, Бродским… Но с Чеховым, Толстым, Гоголем, Тургеневым, Пушкиным, Шекспиром, Мольером, Плутархом и другими великими было замечательно – миллионные тиражи. Вы, наверно, забыли, что нас называли самой читающей страной. Или вам неохота об этом вспоминать, потому что в ваше время все, увы, совсем не так.
Там, в Таганроге, вы вдруг загрустили:
– Я сегодня думал о том, что успел сделать Чехов, и поймал себя на не очень приятной мысли: Чехов ушел из жизни, когда ему было 44 года (вот мне тоже уже 44 года), и когда я в детстве читал Чехова, мне казалось, что это такой дедушка, почти Лев Толстой, только у Толстого борода больше, но этот тоже – в пенсне, с бородой. И сейчас я себя поймал на мысли, что он уже закончил свой жизненный путь, создав бессмертные произведения. Тоже повод для того, чтобы подумать…
Так и видишь изумленные лица знаменитых театральных режиссеров, которым вы рассказываете про Чехова, что он, как Толстой, тоже в пенсне с бородой, только у «этого» борода меньше, вот и вся разница. Нас, однако, изумляет другое; в ваших словах есть что-то вроде смирения.
Что значит «думал о том, что успел сделать Чехов, и поймал себя на не очень приятной мысли»? Осознали ничтожность сделанного? Такого, кажется, не может быть; вы же стали президентом России, выше некуда… Но эмоции, эмоции толкают вас порой к излишней откровенности. В запале, среди своих подчиненных (министров), среди назначенных, вы говорите о собственных словах «они в граните отливаются!». А среди чужих, среди знаменитых режиссеров (которых никто не назначал режиссерами, они всего добились сами), на краткий миг вами овладели горькие философские мысли. В вашем возрасте (а кто-то и раньше) некоторые «уже закончили свой жизненный путь, создав бессмертные произведения». Но о чем грустить? Чахотки у вас нет, дуэль вам не грозит, вы здоровы, проживете еще долго-долго. Однако в политическом смысле ваш срок неумолимо близок. До конца первого президентского срока чуть больше полутора лет. Будет ли второй?
