ту, у которой грудь побольше».* * *
Разговаривают два нью-йоркских полицейских. Один говорит: «Прикинь, у нас тут недавно арестовали двух сотрудников крематория. Они продавали пепел людей каннибалам!» Второй спрашивает: «Как так? Зачем?!» Первый: «Они продавали им этот пепел под названием “быстрорастворимые люди”».
* * *
В 1970-е годы дипломат из Восточной Европы приехал в Вашингтон. Американские коллеги решили удивить его и повели на дискотеку, где он впервые увидел шейк. «Наверное, вы никогда такого не видели, — говорят дипломату. — Вы знаете, что именно они делают?» «Да, знаю, — отвечает дипломат из страны Восточного блока, — только не понимаю, почему они делают это стоя?»
Немного истории. Я хорошо помню, как в конце 1980-х и в 1990-е годы Соединенные Штаты вдруг захлестнул поток иммигрантов. Рухнул «железный занавес», и сотни тысяч людей ринулись искать свое счастье за океаном. Многие — с семьями и детьми. Я почти ежедневно сталкивался тогда с новыми людьми из бывшего СССР и из стран Восточной Европы. Проще всего обустроиться в США было тем из них, кто приезжал туда на постоянное (или временное) жительство либо в образе заслуженного борца с только что павшим коммунистическим режимом, либо в качестве большого ученого, эксперта, аналитика. Они довольно быстро, без особых процедур и конкуренции получали многочисленные гранты и стипендии от разных американских фондов, предложения работы от всяческих исследовательских центров и институтов, приглашения прочитать курсы лекций от университетов (в том числе и высочайшего мирового уровня). Им легче всего было легализоваться в новой стране. Напомню, что в это время экономика Соединенных Штатов росла как на дрожжах, простые американцы практически катались как сыр в масле. Про терроризм никто не думал, денег хватало на все, и казалось, что так теперь — после окончания холодной войны — будет всегда. Америка жила в эйфории своей бескровной победы над СССР и Восточным блоком.
Американцев того времени, конечно, можно было понять. С одной стороны, рухнул главный враг, внушавший их стране реальные опасения. Американцы действительно очень боялись ядерной войны (я сам это наблюдал) — не меньше, чем тогда боялись ее в СССР. Американские дети так же, как и советские, учились выживать в случае ядерного удара, изучали в школе виды оружия массового поражения и приемы оказания первой помощи. Теперь же можно было расслабиться, облегчить пограничный и визовый режим, а также изматывающий и дорогостоящий контроль за неблагожелательными иностранцами внутри страны, прекратить отчаянно выискивать русских шпионов, ибо они теперь частенько сами переходили на «сторону демократии и свободы», принося свои секреты, за которыми еще недавно американские спецслужбы охотились по всему миру. Причем секреты эти лишь изредка приносились безвозмездно, а в основном — за большие деньги и вид на жительство.
Мне довелось встречать в Вашингтоне немало бывших сотрудников советских и восточноевропейских спецслужб, перешедших на другую сторону. Честно говоря, большой симпатии они у меня не вызывали, и я старался по возможности держаться от них подальше, ибо никогда не любил предателей любых сортов — независимо от их идеологических оттенков. Однако в поисках работы или карьерного роста они нередко сами на меня выходили. Некоторые из них в свое оправдание приводили мне фамилии американских или западных шпионов, перешедших в свое время на сторону СССР и ставших героями в советской прессе или массовой культуре. Такие люди даже удостаивались высших наград СССР, и никто не воспринимал их в советском обществе как предателей: это были «люди доброй воли». Иными словами, трактовка понятий «разведчик» и «шпион» определяется исключительно точкой зрения; то же самое касается и перебежчиков на сторону врага. Впрочем, не об этих людях сейчас речь.
* * *
В годы холодной войны значительная часть американской высшей школы — целые университеты и колледжи — была «заточена» на изучение Советского Союза, его политики, истории, культуры, языка и т. д. Каких только курсов не было в учебных программах! Советским студентам и не снилось такое разнообразие. Быть советологом по образованию значило обладать возможностью выстроить большую и успешную профессиональную карьеру в немалом числе областей: от внешней политики и безопасности до академической сферы и массовой культуры. Эксперты по СССР тогда нужны были всем — от NASA до Голливуда. Борьба с Советским Союзом была одним из двигателей американской экономики и интеллектуальной жизни. Не буду приводить здесь примеры изобретений и механизмов, рожденных в ходе этой борьбы, замечательных голливудских фильмов, снятых на темы противоборства с СССР, книг, написанных об этом и под впечатлением этого. Их слишком много…
Кроме того, немалая часть американского политического класса активно интересовалась положением дел в странах Восточного блока. В Государственном департаменте и многочисленных американских ведомствах было бессчетное количество должностей, так или иначе связанных с наблюдением за коммунистическими странами и анализом происходящих в них событий, с попытками прогнозов и вычислением политических, военных и экономических перспектив социалистических стран, в первую очередь — СССР. Серьезные люди в больших офисах внимательно разглядывали праздничные снимки из советских газет, анализируя расклад сил в Политбюро ЦК КПСС по тому, насколько далеко тот или иной партийный функционер стоит от вождя. Изучали региональную советскую прессу, следили за региональными радио и телевидением. Я помню, как был изумлен, увидев в подвале дома одного отставного эксперта по СССР (как я потом понял — цэрэушника на пенсии) целый архив из местных и районных газет Урала и Сибири, заводских многотиражек и магнитофонных записей выпусков местного радио. Я тогда еще не знал, что при правильном прочтении именно из подобных источников можно извлечь огромное количество ценнейшей информации — такой, которая никогда не была бы опубликована в центральной прессе, где цензура действовала гораздо более профессионально. Более того, настоящий профессионал-советолог мог, отталкиваясь от простейших фактов — например, отчета о выполнении плана металлургического завода, — сделать по-настоящему системные выводы обо всей промышленной, в том числе об оборонной цепочке, связанной с советской металлургией.
Это была хорошая, надежная и высокооплачиваемая работа. Казалось, вечная. Было твердое понимание, что на ней можно спокойно работать всю жизнь и дослужиться до хорошей пенсии. Я позже встречался, сотрудничал и даже дружил с немалым количеством представителей старой советологической школы — от Збигнева Бжезинского и Алекса Даллина (кстати, сына известного в свое время меньшевика Давида Далина) до Абрахама Брумберга, главного редактора знаменитого тогда
