Возродил сады в Иловке Борис Мартынов. Хотя тому было внутреннее (селян) сопротивление, а также внешнее (чиновников) противодействие. Впрочем, и то и другое только усиливало азарт дальновидного Якова Борисовича. Это был вожак-самородок, с характером крепче кремня. В итоге правдами и неправдами колхоз имени Чапаева не только восстановил довоенной поры посадки, а и превзошел. Теперь же это были исключительно семечковые. Немного груш, остальное – яблони, яблони. Да не абы какие, а с разбором и дальним прицелом. Наряду с традиционно русскими сортами культивировались новомодные: Суслеппер, Мэкинтош, Пепин шафранный, Мельба.
С тех благодатных пор много воды утекло. Иловские сады состарились, новые не удосужились заложить. А перед самым началом перестройки начальству ударило в голову: сады долой! Под корень! Эта отрасль, видите ли, не вписывается в мировой рыночный порядок. Да уж куда нам, сиволапым, супротив образованных буржуев тягаться, кои тонко чувствуют конъюнктуру. И оглянуться мы не успели, как наши прилавки заполонили киви, бананы, ананасы, кокосы. Теперь уже и яблоки в российскую глубинку со всего света трейлерами везут. Да каждое, вишь, обернуто бумажной салфеточкой. Красотища, на вкус же все одинаковые, ровно жвачка резиновая. А стоит рупь за один укус! Не больно-то и раскошелишься. В то же время доморощенные плоды до нашего внутреннего потребительского рынка почему-то не доходят. Вроде бы их кто-то перехватывает.
Заморская пресса тут как-то проговорилась: все эти, похожие на муляжи плоды по сути своей изначальной – выверты генетики. Так называемые трансгенные продукты. Последствия их на человеческом организме непредсказуемы. Осторожные американские едоки особо ценят яблочки, внутри которых поселился червячок. Значит, особо ценят яблочки, внутри которых поселился червячок. Значит, такой фрукт совершенно безвредный. Даже полезный. Это, так сказать, для тугодумов информация для размышления. И для остальных тоже.
Наша заовражная яблонька цветет и плодоносит всякий год, без передыха. Плоды имеют вкус резковатый, своеобычный. Да, на любителя. Иные находят в том не только своеобразие, но и приятность. Кроме того, целебные свойства. Если кому-то плохо, то первым делом идут не в амбулаторию к фельдшерице Зиночке, а к дикарочке. Соломин, тот вообще, повадился грызть плоды совсем еще зеленые, когда они величиною с грецкий орех. Да такого «дикого вкуса», что с непривычки глаза на лоб лезут. Но как раз в том и заключается их целебная сила. Действие ее начинается при условии: яблочки надобно жевать медленно, не поморщившись, не скривившись, а еще лучше с приятной улыбкой на спокойном лице. Натуральная психотерапия. Таким образом, говорят, колхозный бригадир поборол застарелую язву желудка, хотя районный хирург вроде бы определил срок неминуемой резекции. Намеченный план пришлось изменить в корне.
В добавление к сказанному еще вот что. Иловские хозяйки придумали добавлять дикие кругляши во взвар из садовых плодов. В процессе длительного хранения созревает напиток божественного вкуса. По словам моей тетушки Екатерины Ильиничны, образуется «чистый нектар». Его пьешь – и пить хочется.
Пора уж поведать, как я познакомился с дикарочкой.
Демьянов предложил мне поработать на агрегате сеяльщиком. При условии не рассчитывать на немедленное вознаграждение, потому как колхоз уже третий год своим зарплату деньгами не платит, а всякой всячиной.
Однажды после смены возвращались мы домой не проселком, а тропинкой, по краю дубравы, прикрывающей село с юго-востока высоким воротником от злых суховеев.
В середине апреля лес стоял еще голяком, насквозь просвечивался. Всякое деревце вырисовывалось отчетливо и акварельно, будто тут накануне потрудился сам Левитан.
По пути потревожили мы зяблика. Нехотя перепорхнул он на старую березу и уединился в персональном дупле. А на отшибе стояло деревце-подросток. На расстоянии я затруднялся определить его вид: то ли ясень, то ли кленок.
– Ах ты, моя скромница, – по-журавлиному закурлыкал вдруг за моей спиной Демьянов. – Недотрога ты моя, дикарочка. Природы совершенство.
Я опешил. Не мог взять в толк, кому именно адресовались такие нежности. Грешным делом подумал: не зазнобу ль свою друг Демьянов в урочище ненароком встретил. Он же, ускорив шаг, обогнул меня и, распростерши объятия, шел прямым ходом к дереву, на которое я бы лично ни за что не обратил внимания. И вот же как бывает. Откуда-то взялся сквознячок. Он прошелся по нашим разгоряченным спинам и слегка потряс одинокое деревце. При некоторой фантазии это можно было принять за волнение от шального мужского комплимента.
В следующий погляд я заметил: лесная Золушка была не потрясена, скорей смущена и растеряна, что чужие застали ее средь бела дня – в разгар весны! – неубранной, почти что нагой. Против солнца сверху донизу просвечивался весь ее симметричный «скелет».
Иван Михайлович снова заговорил, теперь уже без всхлипов, без придыхания:
– Ну, как ты тут? Как зиму-то провела, моя хорошая?
Мне показалось, в ответ она что-то пролепетала своими веточками, понятное только им двоим.
Мы неспешно разоблачились. Сбросили ватные куртки, расстелив на земле. Под яблоней было тепло, уютно, сухо. Вскоре к нашей компании присоединился пернатый друг и ради встречи выдал на своей жалейке сладкозвучное соло. Слушая нежную мелодию зяблика, Демьянов в такт водил пальцами по слежавшейся листве, сквозь которую пробивались острые шильца пырея и шелковистые букетики сныти. Потом запустил руку поглубже, малость там поворошил. С улыбкой фокусника разжал пальцы:
– Накось, держи, – и высыпал мне на ладонь горсть перезимовавших кругляшей. Все были как на подбор, один к одному, величиной с крупное яйцо перепелки. Да и цветом схожие: с коричневыми разводами и крапинками.
Мне так заранее скулы свело:
– Они же дикие!
– Дак и хорошо, – сказал Демьянов, кладя за щеку сразу два яблочка.
Нерешительно последовал я примеру. Но едва зуб проколол тугую кожицу, во рту разлился духмяный, вяжущий сок с привкусом перебродившего хмеля. Напоминало хороший марочный сидр. Хотя чему, собственно, удивляться. Исходный материал да и технология соответствовали таинству производства данного продукта виноделия.
– В лесу, братец, не пропадешь, – с детской улыбочкой изрек Демьянов, доставая еще одну горсть яблочек. – Во время Отечественной войны наш дедушка Савелий целых три месяца скрывался от оккупантов в Кулиге. Жил на подножном корму. И хоть бы хны. Досе живет.
В ту достопамятную весну я так и не дождался цветения садов в Иловке. Срочные дела позвали в город. И долго потом не было пути в дорогую сердцу сторонку.
А тут недавно что-то в башку плеснуло. Сердце защемило. Бросил свои столичные дела и делишки. Покатил в Придонье первым же подвернувшимся поездом. Интуиция не подвела.
За время долгого отсутствия моего лесная красавица преобразилась до неузнаваемости. Стала повыше ростом, раздалась в плечах. По человеческим меркам, теперь это была не юница, а женщина в поре. Щедро одарила ее мать природа отменной статью, жизненной силой, кроме того, великолепными пропорциями как главных, так и вспомогательных ветвей. Как всегда на посту оказался ее старый поклонник, голосистый певун. Верно нес свою кавалерскую вахту.
В одну из музыкальных пауз мне показалось: само дерево поет. Звуки исходили вроде бы из-под земли, затем растекались по древу, по каждой веточке и по цветочку. Боже, уж не галлюцинация ли? Затаив дыхание, я сделал шаг-другой. Ну чудеса! Это жужжали пчелы. Их было несметное число. Они плотно облепили дерево со всех сторон, от макушки до нижних ветвей. Явилась шальная мысль: дескать, это проделки хозяина урочища – озорника лешего. Опьянев от весеннего воздуха, набросил он на хрупкие плечи лесной красавицы поверх бело-розовой кисеи соболиную мантию. Думалось, что сей истинно царский подарок принят был с подобающим достоинством. Ни единым листочком не дрогнула.
Я был потрясен, ошеломлен. От волнения не мог найти слов, точнее тех, что прошлый раз легко сорвались с уст звеньевого тракториста Демьянова:
– Дикарочка. Красавица. Природы совершенство.
Хорошо помню: ехал я в Иловку в расстроенных чувствах.
Возвращался в столицу бодреньким. Со спокойным сердцем. И с великим желанием поведать об этой прекрасной встрече другим людям.
Свадьба редко приходит неожиданно. Зарождается она тихо, исподволь. Тем не менее в селе есть человек, который «во вкусе» первей отца родного с матерью. Не успело с губ сорваться заветное слово, а уж кумушке досужей известно все. Да не в общих чертах, в подробностях. И что самое поразительное – ошибаются крайне редко. В назначенный день, в урочный час, словно ракета на орбиту врывается на сельскую улицу очередная свадьба. Как у Дуси Дворяцких и Вани Ходыкина.
