Автографы такие.
«Оксане Сапрыкиной, г. Тулун, школа № 4, 11-й класс.
Если бы в литературу приходили только нравственные люди и писались только нравственные книги – разве таким был бы сегодня мир? Как бы хотелось, чтобы об этом помнили вы, приходящие...»
«Сергею Семёнову, профессиональное училище № 21, г. Тайшет.
Кто-то из великих сказал, что человек, берущийся за литературное перо, приводит в движение миры. И это так. Но: хорошо быть повелителем, однако нужно быть добрым повелителем. Желаю таковым тебе и стать».
«Марине Васильковой, Усть-Удинская средняя школа № 1, 7-й класс.
Много профессий в жизни, но, быть может, самая трудная и израбатывающая человека, но и самая-самая, приносящая утешение, – та, в которой ты пробуешь силы. Успехов тебе!»
«Виктору Котову, лицей г. Черемхово, 10-й класс.
Дорогой юный коллега! Эта книга из трудных времён России – хотелось бы, чтобы в будущем с твоим участием была написана другая, о временах более счастливых, книга».
«Жене Михайловой, Усть-Удинская средняя школа № 2, 11-й класс.
Надеюсь на встречу на страницах общей книги. И как знать! – может быть, скоро. Удачи тебе!»
В родном городе у Валентина Григорьевича не выпадало спокойных дней. Он был всем нужен: то у железнодорожников, строителей или милиционеров профессиональный праздник, и они хотели бы видеть в этот день у себя знаменитого писателя; то администрация Иркутска проводит День семьи и приглашает Распутина сказать сердечные слова многодетным родителям, то третье, пятое, десятое, и всюду одно: придите, пожалуйста, ваше слово запомнят все! И всегда в таких случаях поражали душевная тонкость Распутина, его скромность в любой житейской обыденности. Он мог попросить разрешение провести деловую встречу с иностранным писателем, к примеру, в Доме литераторов. Думалось: какое разрешение, это же общий писательский дом, только здесь и надо вести творческие беседы! Но Распутин поступал так, как привык. В подтверждение этому – ещё одна записка писателя:
6 мая 1995 г.
Андрей Григорьевич, извини, что не был на праздновании,2 я совсем забыл, что обещал этот день Хайте,3 а они напомнили.
Кроме извинения есть и просьба – дозволить 11 мая собраться у нас наверху4 Конгрессу русских общин – 15–20 человек. Это в 17 часов. Руководит конгрессом Р.К. Саляев,5 я тоже там буду. В. Распутин.
«Когда вы были молодыми…»
Думается, тут к месту будут ответы прозаика на вопросы, касающиеся самого главного: смысла творческой жизни, исполнения юношеской мечты, радостей или огорчений от созданного. Множество их, таких вопросов слышал за свою жизнь Валентин Григорьевич – на встречах, литературных семинарах, в редакциях газет, журналов, телевизионных и радиоканалов. Всех бесед на эту тему, конечно, не приведёшь. Но одну запись хочу воспроизвести. Это ответы на анкету молодёжного журнала «Русская сила», издававшегося в Иркутске (2001 г., № 3):
– Кем вы мечтали стать в молодости? Ваша юность ожидала того, чего вы добились в жизни?
– Я рос в глухой деревне, где самым уважаемым человеком был учитель. Не председатель колхоза, не председатель сельсовета, а воспитатель ребятишек. Им и хотелось стать. И, поступив в университет, я выбрал факультет, где готовились по большей части учителя. Проходил практику в школе, летом работал в пионерском лагере. Получалось. На групповой фотографии, кажется, после третьего курса одна из сокурсниц написала мне: «Ты будешь самым лучшим учителем».
Но с годами сложились другие перспективы. Попробовал стать журналистом – получилось; попробовал стать писателем – тоже вроде получилось. Так и ушёл от первоначальной мечты.
Юность, конечно, не ожидала того, что из меня получилось. Но это не значит, что получилось лучше, больше и полезней. Ярче – пожалуй, да. Но это не самая приятная жизнь, когда человек на виду. На виду он вынужден делать много лишнего, ненужного.
– Изменилось ли с молодых лет ваше понимание смысла жизни? В чём он, по-вашему?
– Пожалуй, не изменилось, поскольку в юности его и не было, просто жил и всё, как живётся, руководимый нравственными правилами, которые приобретены были с детства. Но позднее оно, это понимание, чётче оформилось, стало заглавным правилом.
Я представляю смысл жизни так: при наиболее полном и счастливом раскрытии себя найти то место, тот окоп на передовой, где сопротивление злу будет успешнее всего.
– Если б снова начать, пошли бы вы по жизни тем же путём? От чего вы бы обязательно отказались?
– Если б снова начать… но повторять жизнь всё равно было бы неинтересно. Я бы поискал чего-нибудь новенького. Например, должность лесничего. Но чудится мне, что не я делал свою жизнь, с этакой напористой отвагой беря рубеж за рубежом, для этого у меня мало тщеславия и нет железной воли, а был я ведом, да так осторожно, что могло показаться, будто это я выбираю дороги.
Можно, конечно, назвать, от чего бы я отказался («если б снова начать»), исходя из теперешней своей профессии, а если исходить из новой в предлагаемой вами новой жизни, то там сначала надо шишки набить».
Андрей Румянцев
Стихи солдата
Литература / Литература / Имя до востребования
Смирнов Владимир
Теги: Юрий Беличенко
Воин и поэт родом из Серебряного века
Лето 2002 года. Белгородский край. Прохоровское поле. Жарко, много народа. Молебен. Выступления гостей и хозяев. Конечно, событие это чрезвычайное – самое грандиозное танковое сражение Второй мировой войны, где мы победили и время понеслось к Победе. На празднование годовщины в Белгород приехало много народа – ветераны, писатели, военные. После различных мероприятий встречались в кафе, живо говорили о происходящем. На следующий день местные литераторы и другие участники празднеств разъехались по долам и весям Белгородского края. Возвращались к вечеру. И в кафе начался «неформальный» праздник. Небольшое помещение переполнено – гомон и счастливые лица. Авторы читали свои стихи. Дали слово сотруднику «Красной звезды», полковнику. Он был в штатском. Выглядел очень скромно и мило. Когда его представили, а это был Юрий Беличенко, все стали внимательно слушать. Я что-то знал о нём, и наверняка даже читал отдельные вещи. Впечатления всё же были смутными. В 60-е годы он – студент-заочник нашего Литературного института. Люди, которые были как-то связаны с воинским миром, конечно, о нём знали. Но мы, грешные, разве только слышали, не более. Он прочитал стихотворение, коему предназначено было стать знаменитым. Меня оно просто поразило необыкновенной выразительной силой и оригинальностью. Я уверен, что это один из шедевров русской лирической поэзии второй половины ХХ века.
Я помню первый год от сотворенья мира.
Царапинами пуль помечена стена.
«Вороне где-то Бог послал кусочек сыра...» –
учительница нам читает у окна.
Нам трудно постигать абстрактную науку.
И непривычен хлеб. И непонятен мир.
И Витька, мой сосед, приподнимает руку
и задаёт вопрос: «А что такое сыр?..»
То было так давно, что сказка современней,
сквозь годы протекло, растаяло в судьбе.
Но бабушка и внук однажды в день осенний
вошли за мной в трамвай, бегущий по Москве.
Бульварами идти им показалось сыро.
Ребёночек шалил. И бабушка, шутя,
«Вороне где-то Бог послал кусочек сыра...» –
прочла, чтобы развлечь игривое дитя.
Я опустил глаза, и память, будто внове,
пересекла крылом родительский порог...
А мальчик, перебив её на полуслове,
потребовал: «Скажи, а что такое Бог?»
Какая сила в этой вещи! Какие точность и благородство! А оно всегда скромно.
Я тогда сказал ему: «Ничего себе! Просто школа Иннокентия Анненского». Он с улыбкой ответил: «Конечно». С той поры я воспринимал и воспринимаю всё то, что сделал Юрий Беличенко, как явление чрезвычайное для нашей поэзии. Без каких-либо скидок. Чуть позднее он прислал мне свои книги, в том числе последний стихотворный сборник «Арба» и повествование о Лермонтове. Несколько раз мы говорили по телефону, собирались встретиться. И вдруг – известие о смерти. Смерти мгновенной. Вспомнилось, как спросил его о планах, и он ответил, что будет продолжать служить в «Красной звезде» до самого своего конца. Так всё оно и произошло. И вот за несколько месяцев нашего знакомства я читал и читал сочинения этого необыкновенного художника. И сразу в голову лез совершенно риторический никчёмный вопрос: почему мы знаем чёрт знает что, читаем чёрт знает что, а нечто высокое или подлинное проходит мимо? Это чувство вызвано не только неожиданностью ухода человека отменного дарования, вкуса, поражающей тонкости. Чем больше я читал Юрия Беличенко, тем отчётливее осознавал его значимость и особость.
