А потом наступил час, когда время различать не обязательно. Но что удивительно? Я с самого начала стремился в Хунзах: но все-таки туда не попал. Разумеется, теперь я понимаю, что ни Гамзат, ни Магомет, если только я правильно запомнил, не хотели лишний раз светиться в Хунзахе, с подвыпившим к тому же кунаком. Но потом я вспомнил Азербайджан, Казахстан и все командировки, где я искал контакт с действительностью. Никогда это, по разным причинам, с первого раза не получалось. За встречу с действительностью требовалась обычно плата посолиднее.
Так что, можно сказать, на этот раз мне повезло. Я стал соучастником немыслимого приключения: «приближение к Хунзаху». И в первый раз дотронулся до дагестанской земли. Черствой горной земли. И, может быть, так неправдоподобно долго я ехал сюда именно за этим?
А поутру они, естественно, проснулись.
Вы спросите: кто это — они? Ну, я проснулся, он проснулся, мы проснулись. И я сразу понял, что у кого-то из нас адски болит голова. Потом понял: болит у обоих.
В общем, я использовал весь арсенал средств, имевшихся у меня на такой вот крайний случай. И постепенно перестал ощущать себя расколотым на две половинки. Выпил чаю. И после чая понял, что в этот день спасти меня может только одно: море. Море излечит все раны.
Тем более что день предстоял непростой.
Али при первой встрече дал мне приглашение на конгресс интеллигенции Дагестана. И на него надо бы было сходить. Потому что я хотел понять. Понять хоть что-нибудь из того, что происходит в республике.
Я спустился вниз и съел половину завтрака. Здесь, конечно, было бы уместно несколько фраз в духе Венички Ерофеева, но Веничка не поддержал бы меня. С такого перепою он отверг бы завтрак, как малодушие. Но мне нужно было продержаться до полтретьего, поэтому я просто съел половину завтрака, вышел на улицу и поймал такси.
За рулем сидел парнишка лет двадцати.
— Вам куда?
— А где у вас здесь купаются? На городской пляж.
— А, — сказал он. — Понял. Давно в Махачкале?
— Третий день.
— А я тоже только два дня, как с Алтая приехал, — вдруг похвастался он.
— Что делал на Алтае?
— Дяде помогал.
— А дядя чем занимается?
— Предвыборную кампанию делает. Там есть один город — Рубцовск. И два кандидата на пост мэра. Один от «Единой России», другой — от «Справедливой». И второй как раз местный мужик, его народ хорошо знает и, в общем, уважает. Но дяде поставили задачу: чтобы единоросс набрал 65 процентов голосов. А того — заблокировать.
— Как «заблокировать»?
— Хоть подкупом.
— Зачем?
— Иначе дяде зарплату платить не будут.
— А сам голосовать за кого будешь?
— За того, кто дяде зарплату даст. Как уж они там с Медведевым договорятся.
Цинизм двадцатилетних мне отвратителен. Неужели он не понимает…
Я почувствовал тошноту. Тут Веничка поддержал бы меня. Ибо меня больше всего тошнило не физически, а экзистенциально.
Но мы, по счастью, приехали. Я расплатился и стал спускаться к морю по улочкам сохранившейся старой части города. Обладающие своеобразной выразительностью довоенные двух- трехэтажные дома лепились друг к другу, образуя до некоторой степени живописное единство. Арки, дворы, жизнь дворов, выстиранное белье на веревках, детские и женские голоса, потом — площадь, собравшаяся вокруг здания аварского театра, пустынная в этот утренний час. Сразу за этим кварталом начиналась обычная махачкалинская россыпь зданий — по левую руку высилось каре хороших, только что отстроенных 20-этажных жилых домов, из переулка выглядывал, как штабель красного кирпича, банк «Невастройинвест», а поверх всех крыш торчали излюбленные генеральным архитектором города (если, конечно, таковой был) тонированные темным стеклом здания цилиндрической формы. Но больше всего привлек мое внимание котел для варки битума. Ну, как вам объяснить? Обычный такой котел, на колесах. Внизу печка. Раньше битумом, как клеем, заливали старую дорогу, чтобы к ней лучше прилипал новый асфальт. Теперь асфальт укладывают по другой технологии и битумные котлы не нужны. А здесь он сохранился, да судя по тому, как густо, до самых колес, котел был залит черным застывшим варом, он и использовался регулярно. Я обрадовался ему, как стоящему под парами паровозу.
Потом вышел к железной дороге и увидел море.
Пляж был почти пуст. Это был типично провинциальный пляж, что и составляло главное его очарование… Несколько кабинок для переодевания, выложенные на песке доски для виндсерфинга, старая, увешанная цветочными горшками, много раз крашенная белым и все равно готовая вот-вот снова ошелушиться спасательная станция с надписью «Медпункт»; полосатый тент над нею, лестница, увитая зеленью, на открытую веранду второго этажа… Позади, на променаде, — несколько скамеек, брусья и перекладина для физических упражнений, возле которой топталось трое голых по пояс ребят. Они по очереди подтягивались, легко делали «подъем с переворотом» и все, как один, завершали произвольную программу, делая «выход силой». Это трудное упражнение, для которого действительно нужна сила и отличная координация движений. Когда я учился в школе, у нас такое мог делать только Коля Ченцов. Он был невысокого роста, но весь состоял из мускулов. И эти трое тоже состояли из мускулов.
По плотному песку у кромки лижущих пляж волн издалека приближался бегущий мужчина. Пока я снимал с себя одежду, первый пробежал, появился второй. Далеко за ним поспевал третий. Еще там-сям по берегу, метрах в ста от меня и друг от друга, сидело несколько женщин с детьми. Солнышко уже хорошо грело, но в море, в голубом прозрачном море еще холодно было купаться. Я не дал себе времени на раздумья. Плавки надел еще в гостинице. Разбежавшись, бросился в воду, предчувствуя, как сожмет меня, словно тисками, плотная морская вода. Я ждал чего угодно, но… Понимаете, я даже не почувствовал холода: такое это море было легкое. Слишком легкое, слишком жидкое, я почти не чувствовал его… В общем, я с минуту барахтался как бы в поэтическом эфире: ни соли, ни запаха йодистых водорослей…
Так что запомнился больше пляж: легкий, теплый песок-ракушечник под ногами…
В 14.29 я был у здания физфака Дагестанского государственного университета. Оставалось пройти сквер перед корпусом, чтобы успеть вовремя. Я чуть-чуть наддал ходу, как вдруг властный голос крикнул:
— Перейдите на другую аллею!
Передо мной стоял человек в гладком сером костюме, держа наизготовку автомат.
Еще несколько толпились и у входа в университет.
Внутри двое в камуфляже пропустили меня через «рамку» и с бесстрастной тщательностью проверили содержимое рюкзака.
Я понял, что ждут президента.
Перед аудиторией обыскали еще раз.
Точно, президента.
Актовый зал поднимается амфитеатром вверх, внизу, на подиуме, — почетные председатели. Пара-тройка телекамер. Фотографы. Все уже на местах. К сожалению, не вижу ни Али, ни Сулиету. Протискиваюсь на единственное, словно специально для меня оставленное место. Оглядываю лица: все увесисто, но вместе с тем снуло. Четкое ощущение, что ничего нового от этого собрания «интеллигенция» не ждет, что все, в общем, прекрасно знают, как это было, бывает и будет впредь.
Появление президента — молодого, энергичного, элегантного Магомедсалама Магомедова вызвало что-то вроде воодушевления. Зал (хотя и не все) поднялся для аплодисментов. Ректор университета предложил президенту открыть собрание, что тот и сделал, выступив с зажигательной и не в меру, может быть, оптимистической речью.
«Амбициозная экономическая стратегия», «высокое качество жизни», «модернизация должна стать стержнем нашей идеологии», «преодолеть сумятицу в мыслях и в ценностных ориентациях», — бодро начал президент.
Собрание выслушало, но не отреагировало.
…Прорывные социально-экономические проекты, которые определяют будущее республики, могут быть реализованы только высококлассными и компетентными специалистами. Уже сегодня нам нужно готовить кадры, которые потребуются через несколько лет и которые смогут уже работать в новых условиях… Конечно, здесь нельзя избежать такой темы, как коррупция в системе образования…
Сколь бы ни была зажигательна и романтична речь президента, двум старым пертухам рядом со мной она в этом месте уже наскучила и они принялись переговариваться между собой, мешая записи.
«…Духовная сплоченность, единство и устремленность в будущее — такова должна быть наша цель и на вызовы террористов и на все наши современные вызовы и угрозы!» — почти прокричал президент, но шушуканье в зале нарастало.
Зато конец выступления утонул в громоподобной овации.