В чемоданах Льва Гумилёва лежали прочитанные в лагере книги, рукописи двух будущих монографий и нескольких статей. "У меня замыслов на целую библиотеку", - говорил он позднее литературоведу Э. Бабаеву. Расстановка сил в научном мире оказалась благоприятной для Гумилёва. Его враги или умерли, как академик Козин, или доживали последние месяцы, как профессор Бернштам. Друзья были сильны и влиятельны. Они помогут Гумилёву найти работу и вернуться к академической жизни, о которой он мечтал все годы своего последнего лагерного срока. С археологом А.П. Окладниковым летом 1957-го Гумилёв отправится в экспедицию на Ангару. Директор Эрмитажа Михаил Илларионович Артамонов устроит Гумилёва на работу.
Правда, первая попытка получить место научного сотрудника в Эрмитаже не удалась, просто не нашлось свободной ставки. Гумилёв даже решил оформиться дворником в Этнографический музей, но в октябре 1956-го Артамонов нашёл ему место в отделе первобытного искусства, казалось бы, совершенно далёком от научных интересов Льва Николаевича. Гумилёва взяли на ставку сотрудницы, ушедшей в декретный отпуск, и Артамонов, зная характер своего друга, отпустил шутку: мол, пусть заботится о том, чтоб сотрудницы регулярно беременели и отправлялись в декрет, а ставка оставалась за ним.
Должность Гумилёва называлась так: "временно исполняющий обязанности старшего научного сотрудника". Оклад - 1000 рублей (после хрущёвской денежной реформы 1961 года - 100 рублей), для немолодого уже человека с учёной степенью - очень скромный. Гумилёв сначала даже обиделся на Артамонова, ведь тот прежде будто бы собирался пригласить его руководить издательством Эрмитажа. Но решение Артамонова оказалось мудрым: Гумилёву была нужна не начальственная должность, а возможность спокойно заниматься научной работой. Эту возможность он и получил. Собственно, в отделе первобытного искусства Гумилёв и не появлялся, его рабочим местом стала библиотека Эрмитажа. Лев Николаевич, таким образом, получал зарплату и мог всё рабочее и свободное время посвящать науке.
Каждый день он садился за огромный стол напротив молоденькой сотрудницы Натальи Казакевич, вскоре в него влюбившейся, и погружался в свои старые рукописи и в библиотечные книги. Впрочем, иногда ему всё-таки приходилось отвлекаться на дела служебные: "Сейчас я либо читаю до потери сил, либо работаю для оправдания своей зарплаты и сержусь на себя за то, что дело подвигается так медленно", - писал он в Прагу евразийцу П.Н. Савицкому.
Сотрудник, в рабочее время занятый своими делами, разумеется, должен был раздражать любого нормального начальника, но когда заведующий Библиотекой Государственного Эрмитажа О.Э. Вольценбург решил сократить ставку Гумилёва, то с удивлением узнал, что Гумилёв в штате библиотеки и не числится.
Разумеется, бесконечно так продолжаться не могло, да и Лев Николаевич начал тяготиться своим положением. Хотя из года в год срок работы Гумилёву продляли, сам он уже три года спустя начал искать другое место, а лучшим местом для востоковеда был, конечно же, Институт востоковедения. И Лев Николаевич одно время рассчитывал на поддержку некоего замечательного человека.
В октябре 1958-го Гумилёв познакомился с членом Королевского Азиатского общества, историком, этнографом, лингвистом, искусствоведом, бывшим директором Института Гималайских исследований "Урусвати" Ю.Н. Рерихом. Рериха пригласил приехать в Советский Союз лично Никита Сергеевич Хрущёв. Высокое покровительство и сияние славы Николая Рериха помогли его карьере. Юрий Рерих заведовал сектором философии и истории религии Индии в Институте востоковедения АН СССР. Впрочем, он занимал своё место вполне заслуженно: выпускник Гарварда, полиглот (он знал более тридцати языков), путешественник, большую часть жизни проживший в Индии.
Первое знакомство Рериха и Гумилёва было шапочным, мимолётным, но уже 15 января 1959 года на совместном заседании Географического общества СССР, Ленинградского отделения Астрономо-геодезического общества СССР и Российского Палестинского общества Гумилёв слушал доклад Рериха "О кочевниках Тибета". Эта тема была Гумилёву интересна. Полгода спустя Гумилёв и Рерих познакомились ближе, и Лев Николаевич нашёл Юрия Николаевича "замечательным учёным с исключительно живым умом и потрясающе интересными мыслями". Гумилёв даже познакомил Юрия Николаевича с рукописью своей диссертации о тюрках и получил одобрение, а Рерих, видимо, пообещал помочь Гумилёву получить место в Институте востоковедения. Увы, пройдёт чуть больше месяца, и Юрия Николаевича не станет, а Гумилёв так и не получит места в институте.
Льва Николаевича смерть Рериха потрясла. Он писал своему другу, Василию Абросову, что "подавлен бедой нашей науки. <[?]> Писать и думать больно".
"Интересно, как бы сложилась судьба Л.Н. Гумилёва, если бы Ю.Н. Рерих не ушёл из жизни так внезапно?" - спрашивает Марина Георгиевна Козырева, создатель Музея-квартиры Льва Гумилёва.
Действительно, интересно. Правда, если бы план удался, Гумилёву, скорее всего, пришлось бы переехать в Москву. В Ленинградском отделении института ему не было места. В то время им заведовал легендарный академик И.А. Орбели, который был и деканом восточного факультета ЛГУ, поэтому он пригласил в Ленинградское отделение института в основном своих выпускников, талантливых молодых востоковедов. Среди них были, например, Ким Васильев и Сергей Кляшторный, будущие критики Гумилёва. Льва Гумилёва академик Орбели, очевидно, не любил. Востоковед М.Ф. Хван будто бы даже боялся дружбой с Гумилёвым "рассердить Орбели", а гнев академика был страшен.
Дружба Гумилёва с Артамоновым, который в своё время сменил Орбели на посту директора Эрмитажа, могла только повредить Льву Николаевичу. Старый и больной академик В.В. Струве Гумилёву ничем бы не помог, он и сам боялся властного, авторитарного, непреклонного Орбели. В Эрмитаже даже показывали укрытие, где Василий Васильевич Струве прятался от гнева Орбели. Востоковед И.М. Дьяконов, описывая внешность академика Орбели, вспоминал стихи Николая Гумилёва:
И казалось, земля бежала
Под его стопы, как вода;
Смоляною доскою лежала
На груди его борода[?]
Подбор сотрудников академик контролировал лично. Узнав, что список проверяет московское начальство, Орбели заявил: "Я проверил всё, кроме подштанников, а подштанников я проверять не буду!" Всех его кандидатов утвердили.
Ленинградское отделение института много лет спустя, уже в новой России, превратится в самостоятельный Институт восточных рукописей РАН, где и сейчас работают учёные, которых пригласил академик Орбели.
А Лев Гумилёв остался в Эрмитаже до мая 1962 года.
Сергей БЕЛЯКОВ
Наука пассионарности
Лев Гумилёв - 100
На вопросы "ЛГ" отвечает один из учеников Л.Н. Гумилёва - Сергей ХРУЩЁВ
Сергей Андреевич Хрущёв, кандидат географических наук, доцент кафедры региональной политики и политической географии факультета географии и геоэкологии СПбГУ, в 1981 году на 4-м курсе географического факультета ЛГУ прослушал курс "Народоведение", прочитанный Л.Н. Гумилёвым, в 1985-1992 годах работал вместе с Гумилёвым в НИИ Географии ЛГУ/СПбГУ.
- Насколько пассионарная теория этногенеза популярна на Западе и вообще в мире? Вышла ли она за рамки России?
- Теория пассионарности Л.Н. Гумилёва давно известна за пределами СССР/России, так как его работы активно переводились и издавались за рубежом. На Западе этнология как наука уже давно растворилась в социальной/культурной антропологии или социологии, где этнос выступает как субъективный феномен, некий "маркер культурных различий", который, как и все социальные объекты, конструируется в сознании людей. Если на Западе не отрицают возможности филогенетического старения вида Homo Sapiens и его вымирания, то интерпретация этноса как природного феномена, последовательно проходящего стадии от своего появления, активного развития, угасания, дегенерации и исчезновения, считается ненаучной и неполиткорректной (не может быть "молодых" или "старых" этносов).
- Вас можно назвать одним из учеников Л.Н. Гумилёва. А что он не успел осуществить, много ли у него было планов, задумок?
- Важнейшим научным достижением Л.Н. Гумилёва является открытие феномена пассионарности, объясняющего энергетику этногенеза. Однако и сейчас об этом явлении мы можем судить лишь на качественном уровне - до сих пор не найден ген пассионарности (гораздо интереснее искать гены, ответственные за алкоголизм и кретинизм), нет ясности с источником и характером экзогенного энергетического воздействия, приводящие к появлению гена пассионарности в популяциях человека.
