И в этот момент я нашел выход. Я позвонил моему докторанту и другу Халиду:
– Халид, окажи мне любезность.
– Повелевай! – По голосу было заметно, что Халид улыбается.
– Понимаешь, у меня есть одна совершенно особенная пациентка. Было бы чудесно, если бы ты согласился ночью посидеть с нею.
Спутник жизни моей пациентки, седой как лунь, сгорбленный старик, смотрел на меня благодарно.
– Халид, это будет чудесно для нее, – продолжал я, – но и для тебя тоже, я в этом абсолютно уверен.
Я очень обрадовался, ситуация складывалась как нельзя лучше: именно Халид, с его по-детски простодушной и в то же время по-взрослому серьезной деликатностью, сумеет морально поддержать больную, а не просто посидит рядом, выполняя работу.
За несколько часов до отлета в Мадрид я снова зашел к больной и поговорил с сыном ее спутника. Разговор получился спокойный, теплый; все, по-видимому, уже смирились с неотвратимостью уже очень близкой смерти. Прощаясь, я обещал заглянуть еще раз в воскресенье, при этом я отнюдь не надеялся, что за эти два дня больная умрет и процесс ее ухода завершится, – я положился на судьбу и был готов принять назначенное ею.
Я в Мадриде, возвращаюсь из Марракеша в Берлин. Я все еще не могу точно сказать, какое чувство привело меня в Марракеш, но уверен, что вновь побывать в Марракеше мне было очень важно. Моя пациентка вчера умерла, о чем мне сообщил Халид, кончина ее была мирной. Она умерла в то самое время, когда я был у мечети Кутубия, первой мечети, которую я хотел посетить на земле Марокко.
Халид сидел возле пациентки до ее последнего вздоха и читал вслух великолепную книгу «Эликсир блаженства» персидского писателя Аль Газами. Автор собрал в ней плоды своих десятилетних странствий по свету. Эту книгу Халид читал старой женщине, пока ее душа не отправилась в свое последнее странствие.
В Марракеше местные жители, увидев меня и Марию, испанку, когда я направился к дверям мечети, сначала не хотели меня пускать – решили, что я неверный. Но тут я заговорил по-арабски – они тотчас извинились и указали, где полагается входить в здание. Мне подумалось, неправильно, что они так строго охраняют мечеть и разделяют всех людей на мусульман и неверных. Мария же высказала предположение, что эти люди просто не хотят, чтобы туристы нарушали покой молящихся. Но все равно было неприятно, что какие-то люди пытаются преградить другим людям путь к Богу. И вообще, нужен ли человеку официальный «аэродром» для запуска молитв? Наверное, в принципе, не нужен…
Собственно, я хотел посмотреть мечеть Кутубия. Однако в субботу, около восьми вечера, в час изнурительно знойный, она уже была закрыта. И все-таки я сходил не напрасно: сады вокруг мечети Кутубия, близнец которой находится в Кордове, это чудесный оазис тишины, доступный любому человеку. Как было бы хорошо, если бы при каждой мечети был свой сад, хотя бы один, – всем людям, пребывающим вне стен мечети, это был бы прекрасный дар, им тоже досталась бы малая толика любви и благочестиво-задумчивого настроения.
В следующий приезд, через несколько недель, непременно пойду в мечеть Кутубия. Между тем я благодарен за то, что открыл для себя другую мечеть – прямо напротив кафе «Франс». Когда я, войдя, опустился на колени и закрыл глаза, я увидел чистый и ясный свет, преисполнивший мою душу спокойствием и мужеством. И теперь я думаю, что и должен, и способен больше полагаться на Бога.
Ровно час прошел после посадки нашего лайнера в Мадриде, лишь тогда я наконец понял, что имел в виду Ахмед, когда говорил о запахе Марракеша, столь родном, затрагивающем все чувства и заставляющем забыть хаос и лихорадочную суету улиц. Да, это и есть аромат Марракеша. А спустя всего десять минут я понял, что Ахмед имел в виду, говоря о своей тоске по здешним звукам, по удивительной симфонии из шума автомобилей, цокота лошадиных копыт, пения муэдзинов, импульсивной речи, – и все это вперемешку с криками аистов, птичьим гомоном, воплями кошек. Каждый звук был оправдан, имел свою ноту и жил независимо от других звуков. Каждый звук возникал из некой правильной последовательности, из некой истории и звенел, гудел, гремел с величайшей уверенностью; здесь имели значение не слова, а именно звуки. Звуки, как выражение жизненной воли, убежденные в своей миссии – воспевать силу жизни и любовь к жизни. Да, именно это подразумевал Ахмед, когда говорил о своей тоске по звукам и запахам Марракеша.
Я осознал это еще яснее, когда зашел в одну из восточных аптек. Травы и бальзамы пахли так чудесно, их благоухание было удивительно знакомым, хотя я впервые в жизни увидел все это и почувствовал этот запах. Я купил кусочек ладана, который, даже не подожженный, источал сладковатый, крепкий, приятный аромат, очень необычный и вызывающий ощущение легкости, свободы и в то же время умиротворяющий. Еще я купил маленький холщовый мешочек с черным порошком, его надо размять пальцами и поднести к носу, – вдыхая, чувствуешь резкий запах, и сразу очищаются дыхательные пути. Вне всякого сомнения, это средство помогает при любых заболеваниях дыхательных путей, от простуды до храпа.
А еще, вдохнув его, на несколько секунд забываешь обо всем на свете. Неважно, доказана ли эффективность порошка и будет ли она вообще когда-нибудь доказана. Все равно, надо хоть раз вдохнуть его запах – это ведь тоже удивительный новый опыт и новый раздражитель органов чувств. И наконец, я купил свежего шалфея и настоящей мяты. Марокканский мятный чай – напиток великолепного ярко-зеленого цвета, с крепким запахом и вкусом мяты; невозможно его не попробовать. Этот чай марокканцы уже сотни лет пьют с сахаром, щедро насыпая в стаканчики белый крупный сахарный песок. На площади Джема эль-Фна много палаток и кафе, где торгуют свежезаваренным мятным чаем. Впрочем, мятный чай в Марракеше предлагают везде – у парикмахера и торговца коврами, в лавке сумок, у сапожника, в хаммаме – восточной бане.
Зеленый чай с белым сахаром подают в блестящих чайных стаканах желтовато-зеленого стекла, это очень красиво, так что наслаждается и взор.
Когда пьешь «ятсей» – таково марокканское название чая, – чувствуешь, что в нем скрыто множество тайн и обещаний. Сладкий и слегка едкий вкус подзадоривает – хочется открыть все тайны. По обычаю чай непременно подают обжигающе горячим, так что поначалу пьешь с осторожностью, маленькими глоточками. Но спустя секунду-другую можно пить спокойно, и тут ты забываешь обо всем на свете. Когда допиваешь последние глотки, сладость постепенно исчезает и вкус делается чуть горьковатым, но эта горечь приятна, да и не совсем перестаешь ощущать сладость сахара; восточный чай словно нашептывает тебе, что узнать тайны Марракеша будет далеко не просто. Открывать новые, незнакомые места какого-то города или узнавать тайны человека всегда непросто: необходима серьезная затрата сил, причем сначала ты силы отдаешь, но потом, после открытия сокровенного, силы разом возвращаются, более того, твои силы значительно возрастают.
В Марракеше и во всем Марокко признают и любят только одну разновидность мяты, нарнар. Ведь мята мяте рознь. Что касается меня, то самым прекрасным, волшебным запахом и самым крепким и волнующим вкусом отличается, по-моему, как раз марокканская мята. Всего же существует 25 или 30 видов этого растения, произрастающего в умеренной климатической зоне Северного полушария. В Южном полушарии, скажем в Австралии, видов крайне мало.
Разновидности мяты, которые употребляют как пряную приправу и для приготовления напитков, нередко имеют названия, в которых подчеркивается сходство мяты с другими растениями. Каких только нет названий: яблочная, апельсиновая, лимонная, шоколадная, мята-бергамот и мята-базилик…
Валафрид Страбон, знаменитый аббат-бенедиктинец, богослов, поэт и ботаник, в IX веке в своей латинской поэме «Liber de cultura hortorum», или «Книга о возделывании садов», писал:
Если же кто-либо мяты названия, виды и свойства
Полностью может назвать, то, конечно, он сможет исчислить,
Сколько стремительных рыб среди волн эритрейских резвится,
Искры горящие счесть, что из жерла огромного Этны
В воздух летят от Лемносца, железо кующего бога.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Всего в нескольких минутах ходьбы от магической площади Джема эль-Фна мы с Марией нашли пристанище, риад. Миновав торговцев, плясунов, сапожников и цирюльников, мы повернули налево. Почтенные господа, облаченные в традиционное одеяние (называется оно «гандура»), декламировали арабские стихи и вроде бы перебирали при этом четки. Десятки котят и несколько взрослых кошек, довольно тощих и боязливых, спали там и сям в укромных уголках или с неподражаемой невозмутимостью созерцали людскую суету. И вдруг мы очутились в покое и тишине. Минуту назад мы ощущали атмосферу какой-то скрытой агрессивности, какой-то погони, преследования, а устало пройдя всего несколько шагов, вдруг увидели маленькую мечеть, расстеленные на полу молитвенные коврики, расхаживающих туда-сюда пожилых людей. Тут мы опять куда-то повернули, пошли дальше. Возле традиционной пекарни нас окутало теплое облако и по-домашнему запахло свежеиспеченным хлебом. Наверное, в любом уголке земли пекарни были и остаются местами, где царит мир и душевный покой. Случайность или предначертание – то, что наш приют, риад, находится между мечетью и пекарней? Может быть, у мечети и пекарни больше каких-то общих черт, нежели различий?
