то есть при жизни он был чрезвычайно сильным. Неужели это и есть тот самый богатырь Илья Муромец? Ни в «Житиях святых» свт. Дмитрия Ростовского, ни в «Киево-Печерском патерике» его имя даже не упоминается. Хотя в святцах он назван и указано празднование ему – 28 сентября (ст. ст.) Только в «Полном Православном Богословском словаре» мы нашли напротив имени прп. Илии Муромца краткое пояснение: «Преподобный печерский, которого народ отождествлял с былинным героем. Живший около 1188 года».
Если оставить в стороне историческую часть вопроса, которая вряд ли когда-нибудь прояснится, то надо сказать, что народ был духовно прав, отождествляя русского богатыря и русского монаха. Оба они в справедливом мнении народном были олицетворением могучей силы – физической или духовной. И богатыри были воинами за веру, и монахи были ратниками Христовыми. Печерская иноческая дружина в значительной части своей, как и дружина княжеская, безвестна. И русский монах Илия Муромец, не оставивший даже жития – олицетворение этого соборного безвестного подвига.
Сегодня, спускаясь под землю и ужасаясь тем невероятно тяжелым условиям, в которых печерские преподобные бились с невидимой нечистью, мы пользуемся плодами их духовных побед, потому что, скопленная ими благодать Божия не растрачена и по сей день.
***
Маленькая подземная церковь в ближних пещерах, где на службе, так чтобы не мешать друг другу, могут стоять разве что человек 10-15, пробуждает в душе тихое чувство умиления вместе с почтительным трепетом. Она кажется подлинным чудом духовного строительства и, наверное, все величественные огромные соборы, снаружи обласканные лучами солнца, а изнутри сверкающие золотом и серебром склонили бы великолепие своих глав перед маленьким сумрачным домом молитвы, где ни что внешнее не отвлекает от беседы с Богом. Изнутри единственное украшение этого храма – простые и добротные кованые царские врата, а «снаружи» у этой церкви просто нет. Снаружи – «мать сыра земля».
На следующий день мы попали на молебен, который служили в этом подземном храме. Молитвенная жизнь, начало которой было положено здесь девять веков назад, продолжается и ныне. И язык богослужения – это все тот же язык печерских преподобных – церковнославянский. Это не музей, и нам отнюдь не предлагают прикоснуться к «седой старине». Нам дают возможность почувствовать себя вне времени, в потоке вечности, где мы одновременны со святыми всех веков. И они так же молятся с нами сейчас, как молились во времена земной жизни, стоя на службе в этой церковке. Для Бога нет прошлого и будущего, для Него все одновременно, и если мы с Богом, то и для нас тоже.
После молебна иеромонах помазывает богомольцев маслом из лампады, которая горит над мощами прп. Агапита, врача безмездного, а послушник сразу же после этого как бы примеривает на наши головы, не выпуская из рук, шапку преподобного Марка Гробокопателя. Это не экспонат, а святыня, и она так же принадлежит дню сегодняшнему, как и давно минувшим векам. Нас не одергивают: «Руками не трогать». Нам предлагают: «Прикоснитесь душою». Масло из лампады прп. Агапита пронизано благодатью, скопленной этим святым при жизни, и ныне исходящей от его святых мощей. Сколько невероятных подвигов совершил преподобный, чтобы скопить эту благодать, а нам говорят – берите просто так. Но… просто, да не совсем.
Монаха Агапита при жизни считали врачем, хотя он не был таковым в собственном смысле этого слова. В «Киево-Печерском патерике» о нем написано: «Когда кто-то заболевал от братии, преподобный оставлял свою келью и, приходя к болящему брату, служил ему во всем, непрестанно моля Бога о спасении болящего. Когда болезнь продолжалась долго и больной отчаивался, преподобный укреплял его своею молитвою, возбуждая в нем веру».
Приходившим к нему мирянам прп. Агапит давал зелья (травы) со своего стола, которые сам ел каждый день. Люди выздоравливали, полагая, что помогает зелье, и преподобный, исцеливший молитвою, избегал ненужной ему славы – он не хотел, чтобы его считали святым.
А преподобный Марк Гробокопатель имел в обители, казалось бы, довольно мрачное послушание – копал в пещерах новые ходы, подготавливая в них места для положения тел усопших иноков. «Он приял от Бога таково чудотворение, что и мертвые слушались голоса его, что засвидетельствовано многими знамениями».
Когда однажды прп. Марк не успел подготовить достаточное место для очередного покойника, братия, видя, что «место тесно» стали укорять Марка за нерадивость, а он ответил: «Простите меня, отцы, по немощи не докончил дело». Они же еще больше стали укорять его. Тогда преподобный сказал мертвому: «Так как место тесно, подвигнись, брате, сам возлей елей на себя». (Это положено по иноческому обычаю). Мертвый протянул руку, наклонившись немного и взявши елей, возлил на себя крестообразно. И, возвратив сосуд, «сам перед всеми успе». При виде этого чуда братия пришла в ужас и трепет.
И как не трепетать ныне, прикладываясь к мощам преподобного Марка. А железную шапку его послушник, одевая нам на головы, не даром не выпускает из рук – нам бы ее и секунды на себе не сносить.
***
В начале ХХ века протоиерей А.Титов, составивший путеводитель по Киево-Печерской лавре, писал: «Лаврские пещеры устроены настолько таинственно, разнообразно и сложно, что человеку, не знакомому с их расположением, весьма трудно найти выход из них без опытного проводника».
Раньше посетителей пещер сопровождал монах, рассказывавший о подвигах печерских преподобных, потом, в безбожные годы – экскурсовод, сообщавший, как «монахи народ дурили" Ныне и паломники, и любопытствующие ходят по пещерам одни, некоторые подземные ходы перекрыты, что заметно упрощает лабиринт, устраняя опасность заблудиться. Это одинокое хождение имеет большой смысл, другие посетители либо обгоняют, либо отстают, и человек остается наедине с угодниками, в нерассеянной тишине и полумраке. Атмосфера очень молитвенная. Если ходить здесь, как по музею или некрополю, то может быть страшно – эта атмосфера покажется вам весьма зловещей. Но православная уверенность в том, что мы – среди живых устраняет жутковатые могильные ассоциации.
У некоторых мощей поверх парчевого облачения лежат кисти рук – высохшие, коричневые и все-таки живые. Было время, когда богомольцы прикладывались к ним непосредственно, сейчас между ними – стекло, но это справедливо – мы теперь сами духовно удалились от угодников, не имея уже права припадать к их рукам.
А вот в1463 году, когда монастырь уже более, чем двумя столетиями был отделен от новоначальной обители, печерские иноки имели живое чувство вечности, которое подсказывало душе – ни время, ни пространство не отделяет от святых, только грехами нашими мы разлучаем себя с ними. Патерик повествует: «Священноинок Дионисий в день светлого праздника Христова вошел в пещеру преподобного Антония, покадить тела умерших святых. Придя на место, называемое трапезной, Дионисий, покадивши, сказал: «Святые