Ходорковский вспоминал, что в начале 1995 года “сложилась ситуация, когда всем стало ясно, что крупная промышленность осталась в руках “красных директоров”, которые, если ничего не случится, вернут к власти коммунистов”{376}. У Чубайса имелось много мотивов, но этот был главным: нанести Зюганову и коммунистам поражение раз и навсегда. Было ясно, что если Зюганов добьется хороших результатов на выборах в декабре, он станет главным соперником Ельцина на выборах в 1996 году. Чубайс знал, что Ельцин слаб физически, а опросы общественного мнения показывали, что политически он слаб тоже. Он боялся, что победа Зюганова приведет Россию назад. Чубайс никогда не говорил об этом публично и старался скрыть свою цель, чтобы не насторожить оппозицию, но план “займы в обмен на акции” следовало бы назвать “магнаты за Ельцина”. Чубайс был готов передать собственность без конкуренции, без открытости и, как оказалось, по низкой цене, но так, чтобы удержать предпринимателей на стороне Ельцина во время избирательной кампании 1996 года.
Лично у меня в то время имелись сомнения относительно дальновидности позиции Чубайса. Было трудно представить себе, что Ельцин снова выдвинет свою кандидатуру на пост президента. Оглядываясь назад, могу сказать, что ошибался относительно и Чубайса, и Ельцина. План “займы в обмен на акции” стал первым этапом кампании по переизбранию Ельцина в президенты. Он объединил магнатов и Кремль, богатство и власть слились в объятиях. Позже Чубайс подтвердил это. “Не было никаких сомнений в том, что эти силы будут защищать свою частную собственность и что в политическом процессе они, по определению, будут выступать против коммунистов и за реформы, — сказал мне Чубайс. — Так и случилось”.
Гайдар, с которым Чубайс поддерживал доверительные отношения, несмотря на то что он уже не входил в состав правительства, признавал: “Это была не самая приятная альтернатива. Мне бы не хотелось оказаться в положении, когда нужно делать такой выбор. Но я думаю, что если бы Ельцин, Черномырдин и Чубайс не согласились на план “займы в обмен на акции”, радикально изменивший расстановку сил в экономической элите, у Зюганова было бы гораздо больше шансов одержать победу на выборах и он, возможно, был бы непобедим”{377}.
“Не надо забывать, — объяснял Йордан, — что до переизбрания Ельцина все в этой стране, включая меня, боялись, что коммунисты вернутся. Не думаю, что они заглядывали намного дальше — прежде всего нужно было устранить коммунистическую опасность. Вот о чем они думали — они не думали об экономике!”
30 августа 1995 года Ельцин подписал указ, приводивший план “займы в обмен на акции” в действие. План подвергался изменениям, которые делали его еще более привлекательным для лоббировавших его магнатов. Когда Дженнингс писал свой окончательный вариант, он настаивал в нем на участии иностранных конкурентов: иностранные нефтяные компании должны были принять участие в борьбе за богатство России. Однако осенью перед иностранцами захлопнули дверь, отчасти благодаря усилиям Ходорковского и его прозорливого заместителя Константина Кагаловского, бывшего представителя России в Международном валютном фонде и Всемирном банке. Кагаловский, в числе других помогавший Гайдару на даче в 1991 году, проводил кампанию, направленную против участия иностранцев в аукционе по продаже ЮКОСа. Он сделал правила настолько неопределенными, что у инвесторов должны были возникнуть сомнения относительно возможности сохранить собственность в случае победы. Отпугивая иностранных инвесторов, магнаты преследовали и другую цель — они были не настолько богаты, чтобы одержать верх над иностранными нефтяными компаниями в открытом соперничестве. Ходорковский не хотел иметь дело с “Бритиш петролеум” в аукционной войне за ЮКОС. Перекрывая иностранцам доступ к аукционам, он гарантировал то, что цена собственности будет минимальной.
У Чубайса имелся собственный хитроумный план, обеспечивавший лояльность магнатов. Он создал систему двух ключей, при которой первый ключ от каждого завода предприниматели получали до президентских выборов 1996 года, а второй, позволявший им удержать свою собственность, — только после выборов. Таким образом, магнаты были заинтересованы в переизбрании Ельцина. Если бы к власти пришел Зюганов, им пришлось бы распрощаться с заводами и нефтяными месторождениями.
Как было решено в сентябре 1995 года, в соответствии с планом “займы в обмен на акции” Госкомимущество должно было провести аукционы, на которых банки могли предложить правительству за акции предприятий, принадлежавшие государству, кредиты с низкой процентной ставкой. Акции использовались в качестве обеспечения. До погашения кредитов банки могли взять предприятия под свой контроль и управлять ими, и даже поощрялись к этому. Затем, если правительство не выполняло обязательств по кредитам, на что все и рассчитывали, банки могли продать акции, погасить займы и оставить себе 30 процентов доходов от продажи в качестве комиссионных. Продажа планировалась на сентябрь 1996 года, а выборы должны были состояться раньше, в июне-июле{378}.
Провести аукционы с выгодой для себя магнатам очень помогло то, что, являясь их организаторами, они могли в то же время приобрести интересующую их собственность. Например, банк МЕНАТЕП был официальным “организатором” аукциона по продаже ЮКОСа, а также главным претендентом на его приобретение. Здесь имел место вопиющий конфликт интересов, но предприниматели все чаще диктовали условия государству, а не наоборот. В их руках оказался выбор компаний, определение условий и исход сделок. В течение следующих нескольких лет отношения предпринимателей с государством строились на этих принципах. Джоэл Хеллман, экономист из Европейского банка реконструкции и развития, позже назвал это “захватом государства”, имея в виду, что предприниматели, промышленные и финансовые круги совершили переворот и “захватили” власть{379}. В 1990-е годы в России это не было какой-то абстрактной идеей. Это было кредо Березовского: большой капитал должен говорить, а политики слушать. Удивительно, но и Чубайс и Кох в начале проведения залоговых аукционов делали вид, что все идет как должно. Кох сказал журналистам, что организатор аукциона выполняет “в значительной степени техническую функцию, которая не дает никаких дополнительных преимуществ”. Чубайс держался еще более бесцеремонно. “Как вы, вероятно, знаете, — сказал он журналистам 25 сентября, — мы не определяем покупателя заранее”. Аукционы будут “свободными и конкурсными”. Это была явная ложь. Правда заключалась в том, что Чубайс и Кох уже выбрали победителей: Потанин, Ходорковский и Березовский побеждали на аукционах один за другим. Как и требовали магнаты, иностранные конкуренты не были допущены опять-таки при поддержке Чубайса и Коха. “Российский капитал еще не может конкурировать с иностранным капиталом”, — говорил Кох, вторя Ходорковскому.
25 сентября Ельцин утвердил список из сорока четырех предприятий, которые предполагалось предложить в обмен на кредиты, но через две недели он был сокращен до двадцати девяти. Окончательный вариант, опубликованный 17 октября 1995 года, включал всего шестнадцать предприятий. Еще четыре не выставлялись на продажу с аукциона из-за отсутствия предложений. На двенадцати залоговых аукционах, состоявшихся между з ноября и 28 декабря 1995 года, в подавляющем большинстве случаев выигрывали банки, выступавшие в качестве организаторов аукционов, тайно созданные ими подставные компании или филиалы самих предприятий. Аукционы были мошенническими[36].
17 ноября Потанин получил свой приз — 38 процентов акций металлургического гиганта “Норильский никель”. Стартовая цена составляла 170 миллионов долларов, и Потанин выиграл, предложив всего на 100 тысяч долларов больше. Просто гроши за компанию, которая в 1995 году сообщила о доходах в размере 3,3 миллиарда долларов и прибыли в размере 1,2 миллиарда долларов. Хотя истинное финансовое положение компании было неизвестно, “Норильский никель” безусловно обладал огромным потенциалом, что подтвердили следующие несколько лет, когда прибыль компании составила миллиарды долларов. В тот день поступило четыре предложения, три из них от Потанина и его дочерних компаний. Четвертое было сделано еще одним московским банком, “Российский кредит”, через подставную компанию “Конт”. Предложенная ею цена, 355 миллионов долларов, намного превосходила предложение Потанина, но Кох “почувствовал что-то неладное” и лишил ее права участвовать в аукционе на том формальном основании, что этот покупатель не имел надежной банковской гарантии на предложенную им сумму, в то время как капитал других претендентов, представлявших интересы Потанина, “казался надежным”{380}. Одна из причин, по которой капитал Потанина заслуживал такого доверия, заключалась в том, что государство наполняло его банк своими собственными деньгами. Следователь МВД, чье расследование норильского дела было позже закрыто без предъявления обвинений, выявил интересную деталь, имеющую отношение к победе Потанина: одна из его подставных компаний, “Реола”, также не имела банковских гарантий, но Кох, по-видимому, не обратил на это внимание{381}.
