науки и техники Зауралья. Некоторые из экспонатов – редчайшие. Взгляните на один из них (илл. 363). Это миниатюрные двухчашечные весы с медными тарелками выпуска 1883 года. Они применялись для развески чая, корицы и других «колониальных» товаров, привозимых в россыпи. В Тюмени с 1895 года и в начале XX века, как и во многих городах страны, работал магазин знаменитого в России товарищества «А.С. Губкин и А.Г. Кузнецов» (с 1891 года – «Преемник Алексея Губкина [34] Александр [35] Кузнецов и К°») [36]. Магазин размещался на Царской улице на месте бывшего «Детского мира» (см. илл. 149 в первой книге), а чаеразвесочная фабрика и склад – в здании, на месте которого в 1914 году было выстроено коммерческое училище, теперь это строительная академия.
Возможно, судьба весов в какой-то мере связана с деятельностью Губкина и его племянника Кузнецова в наших краях. Вместе с весами хранится деревянная коробка для чая, на дне которой красуется фирменный знак в виде двух скрещенных якорей внутри овала и упомянутое название товарищества.
Среди рычажных весов и подборки безменов есть раритеты старинных выпусков с гравировкой имен мастеров минувших веков: «Екатеринбургский мастеръ Яковъ Тумашевъ, 1846», «мастеръ Александръ Васильевъ, 1847», «Григорий Букашевъ, Нижний Новгород, 1870», «Ивана Найдинова, № 1, 1882», «Алексей Чернышев, 1913», «Кустарная артель «Красный работник», дер. Малавино, 1936», и др. Привлекает внимание английский медный безмен, на шкалу весов которого нанесены по-английски значения русских пудов («Р1ГО»),
Не менее интересны находки граммофонов, отдельных деталей механизмов и пластинок к ним. Посетители музея неизменно обращают внимание на граммофон «VICTROLA» совместного американо-китайского производства (илл. 364). Он изготовлен в первые годы XX века в США в г. Камдене, штат Нью-Джерси.
Несколько лет назад русской граммофонной пластинке исполнилось 100 лет. У меня, как, вероятно, и у многих, начальные представления об истории грампластинок связаны с мелодиями, услышанными в годы далекой школьной и студенческой юности. В минуты лирического настроения в памяти, подобно проигрыванию патефона, часто звучит одна из них в ритме неспешно плавного вальса: «В городском саду играет духовой оркестр. На скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест...». А сколько помнится жизнерадостных фокстротов и томящих душу танго Оскара Строка! В пятидесятые годы, в угоду господствующей тогда идеологии, им стыдливо присваивали названия «быстрый» и «медленный» танцы. Считалось, что вместе с джазом из недр загнивающего зарубежья они не только растлевают молодежь, но и толкают ее на другие неблаговидные «проступки», вплоть до измены Родине. Такие были времена. Танцевальный вакуум заполнялся нудными па-де-грассами, па-де-катрами и другими «па-де...». В лучшем случае, на студенческих вечерах благосклонно разрешалась кадриль. Неслучайно, что ни одна из мелодий этих танцев не сохранилась в памяти.
Все упомянутые здесь пластинки относятся к сравнительно недавнему времени, чаще всего к послевоенным годам, изредка – к предвоенным. А можно ли отыскать более древние экспонаты, особенно самые первые? В России они появились в 1898 году и, стало быть, совсем недавно им исполнился век. Честно признаться, в счастливую вероятность таких находок я долго не верил. Люди моего поколения хорошо помнят, как в тридцатых годах на улицах городов и селений бродячие тряпичники предлагали «выгодный» обмен старых пластинок, включая массивные дореволюционные, на новые, только что выпущенные. Этот обмен был необходим для сбора дефицитного материала граммофонных дисков – шеллака. После переплавки он шел на изготовление пуговиц. Невозможно оценить пагубное влияние этого, с позволения сказать, «бартера», поощряемого властями, на «сохранность» граммофонных шедевров. Ясно было одно: старая пластинка стала редкостью. Ушел в небытие огромный пласт национальной культуры.
К счастью, при настойчивых поисках («под лежачий камень вода не течет», помните?) дело представилось не в столь безнадежном виде. В итоге моя коллекция пополнилась экземплярами самых первых граммофонных пластинок, относящихся к концу Х1Х-го столетия. С момента их появления они назывались дисками, как и теперь, когда их первоначальное название вновь к нам вернулось (компакт-диски, дискотека и проч.). До 1904 года пластинки были односторонними. Звуковые дорожки наносились только с одной стороны, а на обратной крупными буквами печатались сведения о производителе и его торговой марке. Впрочем, еще в конце двадцатых годов знаменитая подмосковная фабрика «Памяти 1905 года» музтреста НКП ВСНХ (станция Апрелевка Московско-Киевской железной дороги) продолжала штамповать односторонние диски с занятным торговым знаком: лира на фоне серпа и молота. Пластинки имели значительно больший диаметр, чем теперь, а их вес достигал внушительных величин. Распространением пластинок в России занималось несколько акционерных граммофонных обществ. Это предприятия И.Ф. Миллера в Москве и Ю.Г. Циммермана на Нижегородской ярмарке, АО «Граммофон» в Риге, Русское АО граммофонов в Санкт-Петербурге (илл. 365), фирмы «А.Г. Ржительницкий» во Владимире (илл. 366) и «Сирена Гранд Рекорд». Наиболее влиятельными из иностранных считались «Пишущий Амур», «Робертъ Кенцъ» (Ганновер), «Зонофон» и «Бека-Грандъ-Пластинка» из Германии. Изображение розовощекого амурчика на бумажной наклейке вокруг центрального отверстия пластинки хорошо известно любителям старинных грамзаписей (илл. 367).
Особенный интерес вызывают так называемые диски Пате, имеющиеся у меня в коллекции. Они имели хождение в наших краях. Так, в Тобольске известный в начале XX столетия магазин Голев-Лебедева (илл. 368) торговал такими дисками. На бумажных конвертах владелец магазина помещал штамп следующего содержания: «Исключительная продажа и представительство для Тобольска. Магазин Д.И. Голев-Лебедева» (илл. 369). Свое название диски получили по имени французского изобретателя Шарля Пате – владельца граммофонной фирмы «Братья Пате». Популярный в сравнительно недавние годы патефон, изобретенный в 20-х годах, в своем названии также унаследовал фамилию изобретателя, правда, незаслуженно.
Дело в том, что фирма Пате выпускала аппараты, представляющие собой переходную конструкцию между фонографом Эдисона и граммофоном. В описание своего патента предприимчивый француз, намереваясь обойти чужие изобретения, внес некоторые второстепенные отличия. Так, игла мембраны подвижной головки граммофона начинала двигаться по звуковой дорожке не с края пластинки, как мы обычно привыкли, а от ее центра к периферии. Звуковой след создавал колебания иглы не в горизонтальной плоскости, а по вертикали, другими словами имел переменную глубину – принцип, полвека спустя использованный в так называемых «долгоиграющих» пластинках. Заслугой Пате считается изобретение им сапфировой иглы вместо стальной. Наконец, впервые в мире Пате
