А мы наелись пельменей со сметаной и вышли в перламутровый сентябрьский вечер.
Этот вечер был очень похож на другой, поселившийся у меня в душе неделей раньше. Занятная штука — наша жизнь. Только что ты жил в завязке романа, в игре, где один день был продолжением другого, а потом одно короткое извещение — и вот ты уже держишь на руках скрепленную сургучом папку с вердиктом «Дело закрыто».
Неделей раньше мы с Мартой сидели на лавочке около ее дома после душевного моциона и болтали о странностях бытия.
— Вот ты, например, как отреагируешь, если в автобусе или метро к тебе подойдет молодой человек и скажет: «А давай дружить»?
— Негативно. Было такое пару раз. Весь вагон сразу начинает на него и меня пялиться, поэтому я стараюсь либо ускользнуть, либо сделать вид, что не слышу.
— А если вы одни в позднем вагоне и пялиться некому?
— Нет, тогда вообще не вариант. Кроме отморозков вечером никого не встретишь.
— Прямо-таки дилемма, а? Ни мытьем, ни катаньем. При любых обстоятельствах твоим ответом будет «нет», каким бы порядочным человеком ни был обратившийся к тебе.
— А как иначе? Я так воспитана. И потом, если молодой человек настойчивый и находчивый, то он в итоге найдет способ обратить на себя внимание. Даже через мои «нет».
— А если он в ответ на такой корявый стиль общения рассмеется и уйдет? Жалеть сама не будешь?
— Буду. Но все равно.
Все равно, братцы. Будьте вы пьяным мурлом или респектабельным денди, будьте вы наедине или при свидетелях, вы услышите «нет», потому что ее так воспитали. Ей все равно. От любого из нас она равно удалена своей буферной философией. Толком не пройдя по этой дороге, она уже уронила перед собой шлагбаум. Представьте молоденькую девчушку. К ней подходят воспитатели с веревкой в руках, сгибаются в пояснице и показывают, как обвязываются ноги. Потом снимают, дают ей и говорят: «Ну-ка теперь ты попробуй. Вот так, да… Вот тут потуже затяни… А сейчас на двойной узел. Уяснила? Тренируйся каждый день». И дитя неразумное начинает прилежно тренироваться. К своим восемнадцати она уже умеет стреноживать себя так плотно, что синеют лодыжки. Она настолько привыкает к веревке, что со свободными нижними конечностями теперь чувствует себя растерянно, как моряк после долгого плавания. Его тоже поначалу штормит на земной тверди после месяцев пляшущей палубы под ногами. Выйдите же на улицу и присмотритесь к нашим женщинам. Это только кажется, что они величаво плывут. Обратитесь к любой, и вы прозреете. Они вымученно прыгают, как ожившие оловянные солдатики. Ноги-то спутаны бечевой! Куда прыгают? Непонятно…
Ужас промозглый обволакивает меня, когда осознаю масштабы этого поветрия. Сколько ж вас, подписавшихся на добровольное оскопление, подвергнувших свое «я» изуверской вивисекции?
И когда в жизни большинства из вас появляется мужчина, вас уже нужно срочно спасать от гангрены. Надо резать ваши веревки и делать долгий изнурительный массаж, чтобы восстановить кровоснабжение в почти отмирающих тканях. Чтобы вы, наконец, пошли с ним спокойными, уверенными шагами, взявшись за руки. Вам зачастую не обойтись без няньки, которая в самом начале отношений будет выхаживать вас, инвалида-по-собственной-воле, прежде чем вы вернетесь к нормальной жизни. Но разве я нанимался в патронажные сестры? Я не нанимался в патронажные сестры. Я жгу прав-ду-матку безо всякого политеса. Поэтому и ловлю на свою голову исполинские шишки с надписями «грубиян», «бесцеремонный ду-болом», «любитель рубить с плеча». Вы думаете, что Маруся, когда я высказал ей все это, достала нож и располосовала путы? Не-е-ет, ребятки, это мужская работа. Она согласилась со мной, что глупо себя связывать, но закрыла тему, прихлопнув последнюю страницу мощным оттиском «Я все равно сама ничего менять не буду». Я же говорю, это мужская работа. Желательно, долгая, чтобы насладиться видом сопящего и коленопреклоненного мужика. Слабых людей правда загоняет в позицию глухой защиты. Нервничают они и обижаются. Тогда-то Марта в первый раз и отругала меня за загон в тупик.
Да, есть в Марусином характере эта черта, достойная лучшего применения. Она трепетно хранит некоторые семейные традиции и не собирается прерывать этот конвейер на себе. Это, оказывается, мама сызмальства ей внушила, что в общественном транспорте знакомиться не следует. И вот что еще интересного из этого вышло:
— Кирилл, мне самой малопонятны привитые мамой принципы, но свою собственную дочь я все равно буду воспитывать точно так же, — заявила она в продолжение разговора.
— Очень гуманно с твоей стороны! Получить в детстве кандалы, а потом отыграться за эту несвободу на собственном ребенке. За что ты так маленького человечка заранее впихиваешь в узкий коридор?
— Ну а то мало ли… Так спокойнее.
Понимала ли Марта, как неудачно раскрылась в нашем словесном поединке? Нет. И я подло воспользовался этим.
— Без мужчины, в идеале — мужа, ты ребенка все равно не заведешь.
— Открыл Америку.
— Но если ты своего будущего мужа встретишь как раз в метро? В ситуации, которая была для твоей мамы и для тебя самым невероятным сценарием? А потом будешь с ним счастлива, несмотря на отступление от правил? Что? Ты и тогда будешь продолжать эту фамильную идеологическую линию? Или, наконец, одумаешься?
Воспитанные джентльмены так с дамами не поступают. «В спорах они предвидят ситуации, где женщина может почувствовать себя неуклюже, и обходят их», — почти цитирую одну свою знакомую. Марта растерялась, утратила равновесие, ноги ее стали стремительно разъезжаться на льду. Путы натянулись и затрещали.
— Нет, ну если та-а-ак… Если с э-э-этой точки зрения… То тогда-а-а… наверное, не буду…
Мужики, ну хоть кто-нибудь, познакомьтесь с ней в метро и потом создайте с ней семью, а? Ну пожалуйста. На кону — свобода сознания еще не рожденного человека. В одиночку Марта никогда не преодолеет этот барьер, ее нужно подсадить.
И с этих страниц мы с Филиппом орем до срыва связок в лицо каждой, кто еще не понял своей ответственности перед собой же:
— Женщина, вокруг тебя достаточно мужиков, что готовы помочь перелезть через барьер! Любой из них подставит плечи тебе под ноги, ничего — куртка отстирается! Но только ты не бойся высоты.
А потом мы с ней обсуждали «телефонное право». Нет, не то, что сложилось в нашей судебной системе, а то, что применяется в межполовых отношениях. Я вообще подозреваю, что помимо телефонных кодов по географическому признаку есть еще и коды по гендерному. Девочкам с рождения присваивается нулевой код, прямой номер, а мальчикам — какая-то межгалактической длины цифирь, набор которой занимает несколько дней. Вот поэтому, парень, твой звонок раздастся на ее телефоне сразу, как ты захочешь ее услышать, верно? Верно. А она позвонит тебе по своей инициативе только через неделю. Вернее, дозвонится. Уйму времени отнимет набор мужского кода. Отнесись к этому с пониманием.
— Кстати, Марусь, а почему ты сама мне никогда не звонишь?
— Я просто еще не привыкла к тебе.
— Не привыкнув ко мне, ты держишь сейчас меня за руку, но зато звонить не можешь. Мистика!
— Да, вот такие мы, женщины, загадочные.
О-о, ням-ням, это мое любимое лакомство! Вот оно снова ароматно дымится передо мной, поданное на роскошном блюде самодовольства и приправленное апломбом. Шельмовка, ты определенно знаешь, как меня охмурить! Вот только все стандартные деликатесы женского меню я выучил почти наизусть… Могу уже говорить за двоих разными голосами.
— А если представить период твоей адаптации ко мне в виде отрезка? — Я провел пальцем от изгиба ее бедра до колена. Отрезок этот был пленительно длинным и геометрически безукоризненным. Красивая она девчонка, черт возьми, но… веревки, веревки, веревки!
— Ну и? — заинтересовалась Марта.
— Вот и покажи мне, где мы условно сейчас находимся. Ткни пальчиком.
И был я одарен еще одним дивным агатом в свой ларец с самоцветами. Марта задумалась на секунду, занесла руку над бедром, тщательно прицелилась, приземлила палец точно посредине наглядного отрезка… а потом откатила его назад к основанию ноги! И из одной второй отрезка махом получилась одна третья!
Ух, и ржал же я тогда, мама-миа. Классика, классика!
— Что, Марусь, хватила лишку? Указала точку, а потом испугалась, что программа привыкания выполнена аж наполовину? А ведь нельзя привыкать так быстро, не правда ли?
— Ой, ну я же просто промахнулась. А ты и рад меня опять в тупик загнать.
Женщины, вы обожаете процесс прицеливания во всех смыслах. Щуритесь до рези в глазу, задерживаете дыхание до гипоксии[52], долго переминаетесь, выбирая оптимальную стойку. Но чем дольше целишься, тем больше шансов промазать. Вы дожидаетесь идеальной фиксации руки, чтобы потом резко пальнуть, когда надо делать наоборот: целик и мушка тихонько плавают на фоне «десятки», а палец медленно, но неуклонно давит на спусковой крючок.
