Имей в сердце страх божий и так же, как и я, не нарушай присяги. Если ты нарушишь присягу, сделаешь людям зло и лихо, беда упадет на твою голову!
Живите, друзья, как братья! Меня похороните в Субботове в том месте, где разгорелось пламя, освободившее Украину.
Богдан договорил и тут же потерял сознание.
* * *
27 апреля 1657 года в полдень Богдан Великий умер в Субботове от кровоизлияния в мозг и через месяц был похоронен в церкви святого Ильи, рядом с сыном Тимошем. Украина рыдала вся, понимая, что гетман стал главным героем ее истории навсегда.
Хмельницкий переутомился и надорвался так же, как Александр Невский, Иван Калита, Петр Великий и многие другие идеальные правители до него и после него. Этот совершенный казак, отважный, хитроумный и завзятый с врожденным талантом гениального полководца, всегда возвышенно соблюдал интересы Украины. Сила его непререкаемой абсолютной власти заключалась в такой же абсолютной уверенности народа в его бесконечной преданности его интересам. Даже гетманская несдержанность, настоящая или вызванная специально, не вредила ему в глазах казаков и посполитых.
Десять лет в невероятно сложных условиях непрекращающейся войны-резни Богдан Великий удерживал только что родившуюся независимость Украины, устроив заслужившей этого как никто шляхте День гнева. Богдан стал единственным политическим гением, который сумел объединить весь украинский народ, все его сословия и группы в единое целое в борьбе за независимость собственной державы. Гетман и его витязи создали Украинскую казацкую демократическую республику и бились как львы за то, чтобы в нее вошли все этнические украинские земли и только средневековый межгосударственный хаос XVII столетия не позволил ему это сделать.
8 января 1654 года на Переяславской Раде Богдан выбрал для Украины оптимальный вариант спасения, что позволило сохранить на века для будущих поколений идеалы и достижения Украинской революции. За десять лет борьбы Хмельницкий ликвидировал на Днепре магнатское и шляхетское землевладение, а значит, и крепостное право и это был колоссальный социально-экономический переворот! Посполитые получили личную свободу, наследственное право владения землей и возможность при желании перейти в казацкое сословие. Его великолепная идея разделить Украину на земли-полки, а не на воеводства-области, позволила всем, кто хотел, становиться казаками.
Гений Богдана Хмельницкого виден издалека. Прирожденный полководец создал одну из лучших армий в Европе, дополнив великолепную казацкую пехоту мощной артиллерией и многочисленной конницей. Он не проиграл ни одного из десятков больших сражений и нанес Польской Короне самый страшный разгром за всю ее историю. Поразительный стратег и тактик, действовавший решительно и молниеносно, великолепный мастер маневра, знаток военных хитростей, никогда не повторяющийся Богдан Хмельницкий вошел в историю военного искусства в одном ряду со своими выдающимися современниками Оливером Кромвелем, Густавом II Адольфом и Евгением Савойским.
Богдан, талантливейший дипломат и знаток международных дел, парализовал усилия польского сената и короля по созданию антиукраинских союзов, и только умственная ограниченность московского царя и его руководящего окружения, убивших идею создания великого Славянского государства-конфедерации, не позволила гетману добиться всего, чего он мечтал дать Украине. Хмельницкий невозможно маневрировал, шел на нелюбимые, но необходимые компромиссы и сражался как великан за освобождение родной земли из алчных и кровавых лап Польской Короны до своего последнего вздоха.
Вся Европа уважительно и восхищенно говорила об украинском Кромвеле, его умении добиваться многого, имея так мало. Хмельницкий воссоздал и радикально обновил украинскую государственность, потерянную, казалось, навсегда несколько веков назад. Он объединил украинский народ, возродив в нем чувства гордости и решимости в борьбе за интересы своей нации. Все украинцы теперь знали, что они не бесправные хлопы Речи Посполитой, ее скот и быдло, а рыцари Украины. Богдану не хватило сил и жизни, чтобы вобрать в Гетманщину Волынь, Галичину, Закарпатье, но все люди знали, что эти земли – Украина и воссоединение всех украинских земель в единое целое стало делом времени и желания народа. Хмельницкий в крови, ранах и с потерей собственного рода, включая двух маленьких внуков-близнецов, построил несломный фундамент Украинской Державы, без которого обретение ей независимости в конце ХХ века было бы делом невозможным. Заветы Богдана Великого держали в своих сердцах тысячи и сотни тысяч пылких украинцев и все громче и громче звучала в веках знаменитая казацкая «Слава!», отбрасывая противников соборной Украины по всему фронту. И гремели раз за разом и год за годом с Софийской площади изумительного Киева каменные слова гениального гетмана, не позволяя поколениям украинцев забыть свою честь и гордость и интересы отчизны:
«Гей, браты-рыцари, помните: тому булава – у кого голова! Будет без Москвы нам от султана – галеры, от хана – погибель, а от короля – вечное ярмо.
Помните, хлопцы и девчата, что новые поколения украинцев уже не родятся рабами и никогда не забудут нас, давших им свободу.
Прощай, родное товарищество, и пусть не споткнутся ваши боевые кони в далекой и опасной дороге!»
О подвигах вождя и героев Украинской революции всегда помнили на родной земле люди и славили их словами великого Григория Сковороды:
«Будь славен во веки, о муже избранне,
Вольности отче, герою Богдане!»
Закат часто можно спутать с рассветом
«Будь славен во веки, о муже избранне,
Вольности отче, герою Богдане!»
В гетмановском кабинете Чигиринского замка молча смотрели друг на друга два героя Украинской революции. Богдан Хмельницкий только что перечитал старый отчет Ивана Богуна о поездке в Москву в составе казацкого посольства и хорошо понимал, что впереди тяжелый и нервный разговор. Строки документа сами собой вспыхивали и гасли в тренированной памяти гетмана.
«Казалось, что с приближением к Москве даже вольного воздуха становилось все меньше и меньше, а встречные люди выглядели все молчаливее и смирнее. Это был уже совсем другой, не отчаянный пограничный люд, почти полностью умятый воеводами, наместниками, приказчиками, боярами, дьяками и прочей государевой сволочью.
Вот и он, этот холмистый город, при слиянии Москвы-реки и Неглинyой, разбегающийся от Кремля волнами Китая, Белого и Земляного посадов. Рубленые из не высушенного дерева избы были покрыты дерном, берестой, соломой, побогаче – тесом. По залитым грязью кривым улицам полз вечный смрадный туман и многие москвичи, чтобы не уделаться в прах отбросами, нанимали специальных людей, чтобы те перенесли их на другую сторону убитого переулка или площади.
По всей Москве и по всем царским городам и весям гудели бесчисленные кабаки, забитые пропившимися до нательного креста пьяницами, во все горло оравшими от заплеванного ими земляного пола:
«Эх, пей в доску,
Поминай Москву,
Как там вино —
По три денежки ведро!»
Со времен Ивана IV Ужасного городской московский воздух был залит едким запахом сивухи, пота, грязных лохмотьев и чавкающей грязи. Везде шумели толпы бородатых людей в кафтанах, сермягах, косоворотках и даже овчинных полушубках, совсем не удобных в весеннюю погоду. В вони и грязи бегали пирожники, сбитенщики, капустники, хлебники, лапшевники, предлагая миски с варевом прохожим, и давая вылизывать для чистоты пустую посуду носившимся вокруг вшивым собакам и опять пуская ее в дело. Ужасно несло начинавшей тухнуть соленой рыбой. Толпа вопила, ругалась, божилась, смеялась, орала, бродила по площадям, улицам, переулкам, исчезая и появляясь вновь. В Гостином дворе у Кремля, в три ряда стояли английские, голландские и русские торговые лавки, охраняемые от воров-шишиг стрельцами при бердышах и саблях.
Вдруг раздались резкие и частые удары барабана-тулумбаса. По площади, которую пересекало казацкое посольство, бежали полицейские ярыги с плетьми, мерзко вопившие «Дорогу воеводе!» Люди опрометью побежали во все стороны, купцы спешно убирали и прятали товары с прилавков, хорошо зная несусветную алчность боярских харь и их многочисленных холуев.
На красивом и статном коне на площадь выехало боярское рыло, в соболиной шапке, сафьяновых сапогах и саблей на боку, раскорячившееся в седле по-медвежьи и вывалив бесконечное брюхо из посеребренного кафтана. Рыло, как очумелое, долбило в привязанный у седла барабан.
Не успевшие убежать люди сбрасывали шапки и кланялись в самую грязь, выгибая пополам спины и с трудом выдирая из расквашенной грязи лапти. Среди умолкнувшей толпы ехала одутловатая харя, само олицетворение московской власти, грубой, наглой и не знающей ни в чем удержу. По всей площади в грязи, лужах и клубах пыли страшно разило вчерашним, невыветривающимся хмелем. Чудилось, что воздух, навечно пропитанный унижением, угрюмо шелестел: «Твое воеводское дело – приказывать, а наше холопье – исполнять!»
