5 От фалангистов в дискуссиях принимали участие Санчо Давила, Рафаэль Гарсеран и Эскарио. От карлистов – Фаль Конде, граф Родесно и Хосе Мария Араус де Роблес. Эдилья, временный глава фаланги, знал о переговорах и относился к ним неодобрительно.
6 Самым заметным документом был набор «основ для союза» двух групп – они были включены в записку фалангистов от 1 февраля. Фаланга «соглашалась с установлением в соответствующий момент новой монархии, как гарантии продолжения национал-синдикалистского государства и основы его империи. Новая монархия должна порвать все связи с либеральным монархизмом».
7 Это отражение мыслей, которых в то время придерживались многие испанцы.
8 Описывая этот разговор в автобиографии, Серрано отрицает свое авторство аналогии с католическими королями, которая в то время широко использовалась.
9 Немецкий посол Фаупель был согласен с Данци, представителем итальянских фашистов в Саламанке, и с руководителем местного отделения нацистской партии, что, если произойдет столкновение между фалангой и Франко, они окажут поддержку последнему. Но похоже, руководители пропагандистской службы Фаупеля Кон и Крюгер подталкивали Эдилью к решительным действиям.
10 Официальная форма новой партии состояла из синих рубашек фаланги и красных беретов карлистов. Ни одной из партий не понравилось это компромиссное решение, и при первой возможности фалангисты засовывали карлистские береты в карман. Известен случай, когда группа фалангистов с непокрытыми головами встретилась с карлистом Родесно в обыкновенной одежде. На вопрос, почему он так одет, старый циник ответил: «Потому что не могу засунуть в карман свою синюю рубашку…»
11 Позже ходили слухи, что друзья Эдильи попытались организовать его побег из памплонской тюрьмы (где святой Игнатий обдумывал идею Общества Иисуса), но он отказался бежать. Некоторые из его сообщников все же выбрались из тюрьмы, но были пойманы и расстреляны. Этот эпизод описан французским историком фашизма Бразильяком, но подтвердить его я не могу.
12 Можно добавить, что Франко счел первый заговор (Санчо Давиды и т. д.) делом рук монархистов. В интервью «ABC де Севилья» он ясно дал понять, что вопрос о реставрации монархии решать будет лично он. Вскоре о своей поддержке Франко объявил Хиль Роблес, бывший лидер CEDA, но смазал эффект своих слов, твердо заявив в то же время о контактах с ортодоксальными монархистами. Всю войну он находился в эмиграции, не принимая участия в политике (хотя порой помогал с поставками оружия), и вернулся в Испанию лишь в 1957 году.
Герника. – Санта-Мария-де-лас-Кабеса.
Герника – маленький городок баскской провинции Бискайя, расположенный в долине в десяти километрах от моря и в тридцати – от Бильбао. С населением в семь тысяч человек, Герника фактически была деревней в холмистой сельской местности, окруженная такими же живописными деревушками и отдельными фермами. Тем не менее еще в дописьменную эру Герника пользовалась известностью в этих местах как колыбель свободы басков. Ибо именно здесь, под знаменитым дубом, испанские монархи приносили неизменную клятву соблюдать права басков.
26 апреля 1937 года, в понедельник (все понедельники в Гернике были ярмарочными днями), мелкие фермеры, жившие по соседству с городком, раскинули на главной площади торговые ряды с фруктами, собранными за неделю. В это время фронт проходил в тридцати километрах от Герники.
В половине пятого одинокий удар колокола объявил воздушную тревогу. В этих местах и раньше случались налеты, но на Гернику бомбы никогда не падали. Без двадцати пять в небе появились «Хейнкели-111», которые сначала обрушили на город бомбовый груз, а потом стали поливать улицы пулеметным огнем. За «хейнкелями» последовали давние злые духи испанской войны «Юнкерсы-52». Люди бросились из города. Их расстреливали из пулеметов. На город посыпались тысячефунтовые зажигательные бомбы и фугасы. Воздушные налеты шли волнами каждые двадцать минут. Так продолжалось до четверти восьмого. Центр городка был разрушен и объят пламенем. Были убиты 1654 человека и 889 ранены. Лишь здание баскского парламента и знаменитый дуб, стоявший в отдалении от центра, остались целыми.
Описанная история подтверждается многими свидетелями, включая мэра Герники, который в то время был в городе, а также баскским правительством и всеми политическими партиями, от анархистов до республиканцев. О ней рассказали корреспонденты многих иностранных газет и информационных агентств, которые в тот же вечер побывали на месте трагедии и подобрали осколки бомб немецкого производства. Двадцать баскских священников, включая генерального викария епископата, из которых девять сами пережили бомбардировку, написали папе письмо, изложив свою версию происшедшего1.
Тем не менее глава пропагандисткой службы националистов в Саламанке 27 апреля сообщил, что город разрушили сами баски. На следующий день националисты торжественно оповестили, что 27 апреля ни один их самолет не отрывался от земли. Но Герника была уничтожена 26 апреля. На следующий день Дуранго и Герника пали без сопротивления (хотя вокруг городка были прекрасные природные оборонительные позиции). Затем иностранным журналистам, аккредитованным при националистах, было сказано, что, хотя в Гернике и обнаружено «несколько осколков бомб», основные разрушения – дело рук басков-поджигателей, которые, скорее всего, хотели вызвать возмущение и заново разбудить дух сопротивления. 4 мая новое сообщение националистов признало, что в Гернике все же видны следы пожаров «после недели артиллерийских обстрелов и бомбардировок». Признавалось, что на Гернику в течение трех часов с перерывами обрушивались бомбы. Десять дней спустя слово «Герника» было найдено в дневниковой записи от 26 апреля немецкого летчика, сбитого басками. Пилот объяснил, что оно относится к девушке, с которой он познакомился в Гамбурге. Спустя несколько месяцев другое сообщение националистов признало, что город был разбомблен, но самолеты были республиканскими. Утверждалось, что бомбы произведены на территории басков, а источником взрывов стали заряды динамита, заложенные в канализационной сети.
Но истинное содержание этой истории уже всем было ясно2. В октябре 1937 года штабной офицер националистов сказал корреспонденту «Санди таймс»: «Мы бомбили их, бомбили и бомбили! А почему бы и нет?» Немецкий ас Адольф Галланд, который вскоре после Герники вступил в легион «Кондор», признал, что ответственность лежит на немцах. Он добавил, что налет был произведен по ошибке, причинами которой стали плохие бомбовые прицелы и недостаток опыта. Геринг же сам признал в 1946 году, что Германия рассматривала Гернику как испытательный полигон. В сущности, Гернику можно было считать и военной целью, поскольку тут, недалеко от линии фронта, был расположен узел связи, но трудно отказаться от мысли, что немцы, следуя указаниям Молы от 31 марта, сознательно уничтожали город, с клиническим интересом наблюдая результаты такой ковровой бомбардировки. Знал ли Мола или нет, к чему она приведет, остается под сомнением.
История Герники вызвала возмущение во всем мире. Пикассо3 в начале года получил заказ на стенную роспись павильона Испании на Всемирной выставке в Париже. Он тут же приступил к изображению ужасов войны на примере разрушенной Герники. Эта его работа была безоговорочно признана шедевром художника.
30 апреля, когда стала работать служба контроля за соблюдением политики невмешательства, английский министр иностранных дел, без сомнения, на какое-то время счел себя свободным от проблемы, которую называл «войной испанской одержимости». Иден рассказал палате общин – кабинет министров обдумывал, что делать, дабы не повторилась еще одна Герника, – что Риббентроп из Лондона предупредил Берлин: Франко должен отрицать всякую ответственность немецких летчиков. В самом легионе «Кондор» возникло недовольство последствиями налета. 4 мая Плимут предложил Комитету по невмешательству обратиться к обеим испанским сторонам с призывом не бомбить открытые города. Риббентроп и Гранди лицемерно возражали. По их мнению, о Гернике не стоило говорить в отрыве от общегуманитарного аспекта войны. Майский, естественно, протестовал против расширения темы дебатов. Они проходили в тот же день, когда состоялась конференция руководства англиканской церкви, в которое входил Вильям Темпл, архиепископ Йоркский. Иерархи выразили Идену формальный протест, осуждая бомбежку невоенных целей.
Но и после разрушения города баски продолжали сопротивляться. 30 апреля рыбный борт Бермео был захвачен частью «Черных стрел» в составе 4000 человек. В этот день баски воспряли духом – крейсер националистов «Испания» подорвался на мине у Бильбао. 1 мая Мола начал наступление по всей линии фронта. Но итальянцев остановил, а потом отбросил назад батальон UGT. В Бермео окруженные итальянцы были вынуждены просить помощи. Баскская милиция уже перестала бояться бомбежек, поскольку они заметили, что пугающий грохот разрывов не причиняет большого вреда. Так что за это время территориальных потерь не произошло.
