Сама по себе «уличная» лишь схематично напоминала следственное действие, проводимое в мирных городах. Сейфуллу рывком выдернули из машины и стащили повязку с глаз. Не дожидаясь пока он проморгается от внезапно хлынувших на него потоков солнечного света, его подтащили к месту убийства.
— Здесь?! — придерживающий Долгов тряхнул боевика за рукав.
Мальсагов, разлепив наконец зажмуренные веки, полушепотом ответил:
— Да… Зыдэсь…
Тут уже вмешался Магомед. Подойдя почти вплотную к задержанному, сказал:
— Показывай… Показывай…
— Саша, еб…! — Рябинин увидев, что Сейфулла тянет руку, указывая местоположение при совершении убийства, замахал зазевавшемуся Лаврикову.
Тот, встрепенувшись, ждать себя не заставил и запечатлел Сейфуллу, Магомеда и понятых.
— Женщины, женщины, где были? — вторым вопросом перебил Магомед Сейфуллу.
Тот, озираясь, повертел головой и зажато кивнул:
— Там… вот…
— Сергей… — Магомед, заметно нервничая, обратился к Рябинину, — побудьте статистами…
Долгов передал Сейфуллу стоящему рядом омоновцу, а Рябинин махнул рукой, застрявшему в дверях кафе Бескудникову. Тот бегом, громыхая разгрузкой о бронежилет, сорвался с крыльца.
Напряжение постепенно нарастало, людей за машинами скапливалось все больше и больше. Бубнеж на чеченском языке перерастал в недовольный ропот. Бойцы оцепления встревожено вертели головами. Водитель «Урала» периодически рыкал перегазовкой. Да и сам Сейфулла нервничал не меньше — что такое Центральный рынок и прилегающие к нему улицы он знал как никто другой.
— Куда вставать? — быстро спросил у боевика Магомед, когда трое оперов, Рябинин, Долгов и Бескудников, скучились напротив.
— Туда… — указал метрах в пяти от себя Сейфулла, — лыцом к воротам были, карочэ…
Оперативники, послушно вертясь, словно проститутки на Тверской-Ямской, выстроились в указанном месте.
— Так? — уточнил Магомед. Папка с бумагами в его руках мелко подрагивала.
— Да… — не опуская руки, негромко подтвердил боевик. Лавриков мгновенно сделал несколько снимков.
— Как стрелял? — Магомед сунул ему в руку, заранее приготовленный макет пистолета, смастеренный Липатовым, специально для этой выводки.
— Ну, в сыпины… в голаву…карочэ… — тыкал деревяшкой Сейфулла, — в размах, в общэм…
Фотокамера работала, щелкая как кастаньеты.
— Достаточно! — с полувздохом облегчения громко объявил Магомед.
— Уходим? — уточняя, повернулся к нему Рябинин.
— Да… — следователь замялся и, не глядя на понятых, попросил, — Сергей, понятых с собой возьмите… Протокол я в кабинете напишу…
— Понял — Рябинин кивнул Долгову и Бескудникову на понятых, а сам, выдернув рацию из нагрудного кармана, сообщил на Луковца:
— Снимаемся! Как поняли!
Луковец и все остальные участники поняли. Вихрь команды на отход разметал личный состав по машинам. Омоновцы, под командованием Луковца, прикрывая друг друга, полезли в кузов «Урала». Малдеровское отделение контролировало погрузку следователя, эксперта, задержанного и, вялоупирающихся, понятых.
Первым, заревев мотором, попер «Урал», ледоколом разгоняя прибывающих зевак, за ним, ощетинившись автоматами и пулеметами, пошли УАЗы. «Уличная» закончилась.
На «площади трех дураков» операм пришлось расстаться с Луковцом. На своем «Урале» его группа ушла к месту «зачистки» после подрыва калужских.
На базе прибывшие с «уличной» разделились. Двое бойцов ОМОНа и Долгов с Кочуром взялись сопровождать Магомеда, понятых, Лаврикова и Сейфуллу в прокуратуру для процессуального завершения следственного действия. Рябинин и Бескудников двинулись в дежурную часть, попытаться выйти на связь с Катаевым или «Визирем». Омоновцы, пользуясь перерывом в бешеном темпе этого дня, раздевшись в «буханке» по пояс, отправились к бане, где их, со шлангом в руках, дожидался загипсованный Горыныч.
Липатов и Гапасько, памятуя о том, что сейчас придется гнать на блокпост в Фабричном районе, где можно зависнуть до вечера, нырнули в столовую, спи… нет, выпросить какой-нибудь жратвы на вынос.
Отбивая штаны и рукава пропыленной формы, Бес первым прилип к стеклу, ограждающему дежурного от коридорной суеты. Разлепив лицо по гладкой поверхности и придав ему негроидную форму, Бес, куражась, промычал:
— Министр меня не спрашивал?
Озабоченный дежурный к шуткам расположен не был. Координировать передвижения сил и средств у человека, полжизни занимающегося регистрацией мелких краж и бытового мордобоя, не получилось. Поэтому, раздраженно посмотрев на оперуполномоченного Бескудникова, у которого, очевидно, все в жизни было хорошо и просто, он хмуро бросил:
— Хрен поймешь… Какие-то Лешие… для Краба, — он вопросительно глянул на появившегося за спиной Беса Рябинина, — это ты Сергей?
Тот кивнул и приблизился к стеклу.
— Вот… — дежурный, порывшись на столе, взял обрывок бумажки — просили передать… э-э… Бес так давил на стекло, что, казалось, оно вот-вот лопнет — … что… какой-то олень в стойле…
* * *
Ханкала 13:00
— Бл… ь! Пропускай давай! — заорал Саша на солдата, не поднявшего шлагбаум, а настороженно зашагнувшего за кирпичное здание КПП.
Грубость Сашиного выкрика была вполне понятна — бывало он, беспрепятственно, по несколько раз в день, мотался через этот пост и, вдруг, какое-то муравьиное сопротивление. Еще один боец, высунувшись из дверного проема КПП, юркнул обратно.
Костя все понял и чуть не засмеялся. УАЗ без номеров, невнятная надпись в углу лобового стекла и, самое страшное, две закованные в железо головы в черных масках.
— Саша! — Костя толкнул спецназовца в бок и, на его глазах, демонстративно закатал черную ткань под каску.
— A-а, еб! — со смехом повернулся «Визирь» к бойцам КПП, обнажая лицо, — как не захерачили с таким маскарадом…
И широко улыбаясь, замахал над рулем ладонью.
Солдаты, наконец, узнав командира ОСН «Визирь», облегченно выползли на дорогу. Один поднял шлагбаум, второй, ответно, с улыбкой, отмахнул рукой, третий вышел из обложенного блоками и мешками пулеметного гнезда.
УАЗик, с по-дилетантски брошенным сцеплением, скакнул вперед и покатил к палаткам отряда. Водитель Саша был еще тот — за километр с небольшим до расположения он умудрился собрать все неровности, кочки и колдобины.
На территории подразделения Саша сразу же увел машину к месту стоянки, где два месяца назад «отстаивалась» «семерка» Саламбека. Место удобное, между двух палаток, прикрываемое с тыльной стороны какими-то забытыми полевыми кухнями, водовозным баком и хранящимися «про запас» бетонными блоками.
— Саша, машину не пакуйте, — сказал Костя, когда они покинули УАЗик.
— Стволы только заберу — Саша сгреб в одну руку оба АКСУ, валявшихся на заднем сиденье.
— Прибери! — полубросил-полупередал одному из подбежавших бойцов оружие Саша.
— «Олени» где? — спросил он второго.
— В «коробочке»…
— Значит так… — Саша дернул вправо-влево головой — одного в баню, другого в «президент-отель»! И без «палева»!
— В «президент-отель» длинного… — обращаясь к Саше, но, предназначая для бойцов, попросил Костя.
Еще со времен Турпала и Саламбека, опер знал, что «президент-отель» — это спецоборудованная палатка для работы с задержанными.
— Всё слышали!? — командный голос у Щепёткина был что надо.
— Так точно! — тела бойцов, как по уставу, слегка наклонились вперед.
— Выполнять!
Оба солдата умчались к БТРу, а Костя и Саша стянули, наконец, с голов запыленные сферы.
— Бог есть! — Саша вытянул взгляд в бездну голубого неба и перекрестился — как мы их, а? — не удержался он от довольной улыбки.
Улучшившееся после задержания настроение свежим ветерком снимало головную боль, ломоту в суставах и вой в мышцах.
— Ай да, «Визирь», ай да, сукин сын! — от переизбытка положительных эмоций Костю потянуло на классику.
Не смущало даже то обстоятельство, что вскоре положительное начало придется заменить на негативное продолжение при работе с захваченными боевиками, судьба которых, кстати, до сих пор не решена.
Костя и Саша неторопливо пошли к командирской палатке, предвкушая избавление от нескольких килограммов железа и встречу с холодной водой.
— Короче, делаем так… — Саша сбрасывал с себя на койку одно за другим: автомат, разгрузку, бронежилет, куртку — сейчас по-быстрому сполоснемся… ты тачку глянешь, хотя… Вы по официалке все-таки будете? — словно дернув ручник на ходу своей речи, спросил Саша.
— Не решили пока… — в который раз ответил Костя.
Высунув руку за полог палатки, он потряс бронежилет, избавляя его, насколько возможно, от въевшейся пыли, — Рябина придет…
