Голова разболится, заблудишься, а то и вовсе пропадёшь…
Среди добрых лесных божеств главенствует дед лесовик. Руки и ноги его покрыты дубовой корой, в волосах и бороде вьётся плющ, на голове птичье гнездо. Если заблудишься в лесу, скажи только: «Дед лесовик, ты к лесу, я к дому привык», – и вскорости отыщешь верный путь. Помощников у деда немало: кущаник, деревяник, листовик, травяник, корневик, стебловик, орешич, ягодник, грибник. Они ухаживают за растениями, блюдут порядок в лесу, не дают буйствовать лешему.
Менквы – дети медведя и человека – страшные древолюди. По книге М. Кречмара «Мохнатый бог»
Менквы, они же древолюди, произошли, по понятиям манси, от совокупления медведя с женщиной. Живут они на болотистых марях и принимают вид ствола сухой ели или лиственницы, с обломанными ветвями и острым концом, В то время, когда человек проходит мимо, в стволе дерева открывается иззубренная пасть-дупло, и живое дерево валится на человека, хватает его дуплом за голову, а потом глотает несчастного, как удав, целиком.
Многие из этих «лесных страшилок» обязаны своим существованием двум вполне реальным существам – рыси и филину. В частности, рысь во время гона склонна издавать такие звуки, которые способны ужаснуть самого крепкого человека.
Течка у рыси происходит в конце февраля – марте. Вот как пишет об этом известный знаток сибирских охот А. А. Черкасов:
«…Течка рысей, как и течка кошек, сопровождается громким мурлыканьем и мяуканьем; далеко и глухо раздаются их резкие голоса по глухой тайге, особенно между вечерней и утренней зарёй, и как-то неприятно действуют на ухо каждого человека, даже и охотника. В вытье волка слышится что-то печальное и страшное, а в неистовых криках рысей, особенно во время течки, именно что-то неприятное, тяжело действующее на нервы охотника. Человек, в первый раз услышавший эти звуки, особенно в ночное время, и когда эхо, вторя им, далеко уносит по глухой безграничной тайге, невольно содрогнётся, сердце застучит сильнее, и непременно дрожь пробежит по телу… Как не принять этих диких звуков суеверному простолюдину за крики Сатаны? Не отсюда ли произошли лесовики, кикиморы, букушки, полуденки и прочие произведения быстрого воображения суеверного народа?»
А. Черкасов. Записки охотника Восточной СибириФилин – одна из самых редких и таинственных птиц северной тайги. Старинное русское её имя – пугач. Носит его филин по праву – за устрашающий вид, голос и образ жизни. Это самая крупная сова Северного полушария – по размерам она превосходит всех обычных дневных хищников – сапсана, кречета, ястреба-тетеревятника – и приближается к небольшому орлу (самые крупные филины тянули за три килограмма). В переводе с английского он так и называется – «орлиная сова», а на некоторых германских диалектах – «ночной орёл». При этих размерах. да ещё покрытый рыхлыми, пушистыми жёлто-серыми перьями, он выглядит громадной птицей. На голове у филина есть так называемые уши – кисточки перьев тёмного цвета, которые могут подниматься в случае опасности. Вообще, в случае опасности филин приобретает очень устрашающий вид – он распускает крылья, поднимает «уши» и шипит. Но самое удивительное в этой птице – её глаза, огромные, яркие, занимающие буквально пол-лица, в них горит какой-то пронзительный «потусторонний» огонь.
Голос филина – это и громкое одиночное уханье, и раскатистый зловещий хохот – причина рождения большей части леших, чертей и кикимор. Весной, когда филины начинают свои любовные игры, они буквально не дают спать живущему рядом человеку. И на многих языках имя филина – это просто звукоподражание его крику: по-латыни – Bubo bubo, а по-немецки – попросту Uhu («у-у»).
Под пологом уссурийского леса.
Находясь в природе, надо учиться слушать и различать звуки. Огромное количество рассказов о банши, леших и прочей лесной нечисти родилось из совершенно безобидного звука – скрипа двух касающихся стволами деревьев друг о друга. Ручей, падая с небольшой высоты на камни, издаёт негромкое рычание, почти неотличимое от волчьего или собачьего.
В расселинах высоких скал ветер играет на своеобразной «эоловой арфе», а иногда там раздаются звуки пионерского или кавалерийского горна – по крайней мере, я встречал такое явление среди высоких скал на Останцовом хребте в верховьях Анадыря.
Настоящим неиссякаемым источником самых причудливых и разнообразных звуков является межсезонье – весна и осень.
Весной звуки издаёт буквально всё – от лопающихся почек до воды, которая просачивается по многочисленным порам в глубину озёрного льда, отчего лёд гудит, как гудят запертые в глубине улья пчёлы. Кругом звенят капели, текут ручьи, иногда с уханьем всплывает со дна кусок льдины или вода отрывает кромку от подмытого берега.
Не то – осенью. Осенью природа тоже дышит – но уже замерзая. Трещат, сжимаясь от холода, ветви и деревья, с потрескиванием прижимается к земле кедровый стланик, трещит, устанавливаясь, лёд на реке или на озёрах, потрескивают падающие сухие снежинки.
В принципе звуки, издаваемые неживой природой, можно при некотором терпении отличать от звуков, которые издают живые существа. Прежде всего, мёртвые звуки, как правило, периодичны. Шаги лося, крик выпи, ворчание медведя раздаются нерегулярно, и их можно сразу отнести к сигналам живой природы.
Загадочна и страшна таёжная чаща для человека…
И вот, прочитавши все эти страшилки, любознательный читатель нет-нет, а возьмёт и спросит – а есть ли на самом деле всякие черти в тайге и тундре?
А как вы думаете? Конечно есть!
В лесу ли, в тундре, на равнине в степи, в горах или пустыне страх прогоняет огонь.
«Вандея потерпела неудачу. Многие восстания увенчивались успехом, примером тому может служить Швейцария. Но между мятежником-горцем. каким являлся швейцарец, и лесным мятежником-вандейцем есть существенная разница: подчиняясь роковому воздействию природной среды, первый борется за идеалы, второй – за предрассудки. Один парит, другой ползает. Один сражается за всех людей, другой за своё безлюдье; один хочет жить свободно, другой – отгораживается от мира; один защищает человеческую общину, другой – свой приход. „Общины! Общины!" – кричали герои Мора. Один привык переходить через бездны, другой – через рытвины. Один – дитя горных пенящихся потоков, другой – стоячих болот, откуда крадётся лихорадка; у одного над головой лазурь, у другого – сплетение ветвей; один царит на вершинах, другой хоронится в тени.
А вершина и низина по-разному воспитывают человека.
Гора – это цитадель, лес – это засада; гора вдохновляет на отважные подвиги, лес – на коварные поступки. Недаром древние греки поселили своих богов на вершины гор. а сатиров в лесную чащу. Сатир – это дикарь, получеловек, полузверь. В свободных странах есть Апеннины, Альпы. Пиренеи, Олимп. Парнас – это гора, гора Монблан была гигантским соратником Вильгельма Телля; в поэмах Индии, пронизанных духом победоносной борьбы разума с тёмными силами, сквозь это борение проступает силуэт Гималаев. Символ Греции, Испании, Италии, Гельвеции – гора; символ Киммерии. Германии или Бретани – лес. А лес – он варвар.
Не раз характер местности подсказывал человеку многие его поступки. Природа чаще, чем полагают, бывает соучастницей наших деяний. Вглядываясь в хмурый пейзаж, хочется порой оправдать человека и обвинить природу, исподтишка подстрекающую здесь на всё дурное; пустыня подчас может оказать пагубное воздействие на человеческую совесть, особенно совесть человека непросвещённого; совесть может быть гигантом, и тогда появляются Сократ и Иисус; она может быть карликом – тогда появляются Атрей и Иуда. Совесть-карлик легко превращается в пресмыкающееся; не дай ей бог попасть в мрачные дебри, в объятия колючек и терний, в болота, гниющие под навесом ветвей; здесь она открыта всем дурным и таинственным внушениям. Оптический обман, непонятные миражи, нечистое место, зловещий час суток, навевающий тревогу, – всё это повергает человека в полумистический, полуживотный страх, из коего в мирные дни рождаются суеверия, а в грозную годину – зверская жестокость. Галлюцинация своим факелом освещает путь убийству. В разбое есть что-то хмельное. В чудесах природы скрыт двойной смысл – она восхищает взор истинно просвещённых людей и ослепляет душу дикаря. Для человека невежественного пустыня населена призраками, ночной мрак усиливает мрак ума, и в душе человека разверзаются бездны. Какая-нибудь скала, какой-нибудь овраг, какая-нибудь лесная поросль, игра света и тени между деревьев – всё это может толкнуть на дикий и жестокий поступок. Словно в самом деле существуют в природе зловещие места».
В. Гюго. Девяносто третий год
