– Известно ли вам, продолжал старик, что «Бенгальский тигр» и «Досуги пустынника» принадлежат перу Е.Н.Воронцова – Вельяминова. Посвятил всего себя отечественной словесности, Е. Н. приготовил много собственно литературных и немало чисто учёных сочинении. Из прежних его переводов я знаю большую статью, напечатанную в «Вестнике Европы» под рубрикою «О египетских мумиях». Но огромное количество своих трудов он тщательно храпит в портфелях… К чему такая скромность анахорета? Писателям, слишком осторожным, не надобно забывать горестную истину, что в продолжение некоторого времени формы стареют, вкусы и слог изменяются, требования становятся взыскательнее, и то, что хорошо и даже прекрасно теперь, делается впоследствии вялым, скучным, бесполезным. Но что всего грустнее, добросовестные труды его могут утратиться, совсем погибнуть, как погибли, кажется, сочинения И.С.Покровского, о котором я вам говорил. Не менее прискорбна мысль, если по какому-нибудь непредвиденному обстоятельству этими трудами завладеет какой-нибудь литературный партизан, и выдаст чужое за своё. Разве таких бесстыдных, чёрных хищений не бывало? Может быть, у литературного партизана не достало бы ума написать одну страницу без двадцати всяческих ошибок, а о нём кричали, его хвалили, не подозревая своего забавного заблуждения. Время обнаруживает истину, и того шарлатана, который чванился чужим умом, стоял на высоком пьедестале литературной известности, неумолимое потомство накажет забвением; презрения для него много: презрение орудие современников. Да! Пора, пора подумать об этих вещах Е.Н. Не должно в землю зарывать таланта: талант дан от бога.
Той же самой участи легко может подвергнуться и «Краткое извлечение из книг Священного Писания», довольно обширное сочинение С.Я. Белозора. Это сочинение объемлет Старый и Новый завет. Автор, тщательно изучив свой предмет, в стройной системе сделал свод текстов, объяснил их прямое значение и указал на источники. Цитаты его бесконечны, но они необходимы. Оно написано давно, по крайней мере, оно известно мне лет семь, если не более. Желательно было бы видеть в печати это «Краткое извлечение из книг Священного писания». Успех несомненен.
– Я давно потерял из вида бывшего инспектора здешней гимназии С. И. Альбицкого. Неизмеримая глубина богатства латинского красноречия пленила его ум. Напитанный духом ораторов древнего Рима, Цицерона, Квинтилиана. Он переводил творения этих великих людей, но никогда не был доволен своим переводом. Не думайте, что многолетние занятия любимыми предметами встречали постоянные неудачи, не думайте, чтобы эти неудачи охлаждали в нём охоту усовершенствовать то, что казалось ему слабым, недостойным его самолюбивых помыслов, желаний, которые, видно, у него росли беспрестанно… Напротив, латинисты сверяли с текстом оригинала некоторые труды его вместе с подобными же трудами известнейших учёных и находили в них большую разницу. В переводе Альбицкого сохранена краткость и быстрота слога древних, столь трудные для языка нашего, передан весь блеск колорита, весь классический такт знаменитых римлян, тогда как у других они нашли его высокопарным, тёмным и запутанным. Кто из ревнителей просвещения в нашем городе не знает его речи, произнесённой на акте в Тульской гимназии? Она доказывает, до какой степени совершенства автор её владеет русским языком. Обилие мыслей, ораторские движения и то, что называется в риториках убеждением, сливаются в его произведении в одно целое, живое слово.
– В 1835 году изданы были четыре брошюры Т. (тут старик сказал нам полную Фамилию сочинителя, но мы не имеем права объявить ее во всеуслышание). Брошюры, о которых я вам начал говорить, продолжал он, носят следующие названия: I. «Естество мира или вечность во времени, а пространство в объеме!» II, «Устроение вселенной или расположение естественных видов по их проявлениям». III. «Очертательность естества, или наружная Форма проявлений». IV. «Движимость естества, или устремление видов к равности отношениям по их проявлениям». Эти небольшие произведения наделали много шуму в наших журналах. Журналисты один за другим подали голоса против сочинителя. Как его сограждане, некоторые из нас хотели было принять участие в этом полемическом деле; но рассматривая его пристально, мы увидели, что обвинения, упавшие на брошюры, справедливы и беспристрастны. Однако ж, строгие судьи, вместо того, чтобы обратить внимание на содержание критикуемых сочинений, очевидно претендующих на умозрение, они, прежде всего, с ожесточением напали на «сии и оныя»…. Мы сами не без удивления заметили саженые периоды, столь перепутанные словами без мыслей, что не понимали, какую философскую истину намерен был доказать автор. Мы сами жалели, что любезный А. М., излагая свои мнения о таких высоких истинах, не хотел быть ясным, и добровольно накликал на себя злые сарказмы, перемешанные с насмешками, остроумными и желчными. Мы сами видели, что авторитеты его в таких серьёзных сочинениях ограничиваются только физиками Велланскаго и Павлова, да ссылками на статьи в Русских журналах. Но неужели, думали некоторые, понимавшие дело хорошо, во всех четырех брошюрах невозможно отыскать ни одной мысли, собственно принадлежащей Т. – Вооружившись терпением, и помня Французскую пословицу, которая гласит, что. занимающиеся умозрением усердно принялись читать и перечитывать труды А.М. Наконец, по надлежащем исследовании открылось, что автор брошюр имел действительно одну основную мысль – соединить десятки идей, разбросанных по разным Русским книгам в небольшие свои четыре сочинения. Компиляция не удалась, потому что ее не освежил ни какой новый взгляд на науку, построенную на высших философических взглядах. Словом: эти брошюры останутся навсегда доказательством., что высказывать чужие мысли собственными словами – есть труд бесполезный. Однако ж мы, Туляне, не теряем еще надежды читать более обработанные произведения, в другом роде, достойные А. М. От всей души желаем блестящих успехов нашему мыслителю; но думаем, что при нынешнем состояния умозрения и при средствах, которыми обладает любезный А. М., мы посоветовали бы ему оставить подобные опыты, потому что Гораций сказал:
Берите труд всегда не свыше сил своих,
Умейте разбирать, судить себя самих….
И.П. Сахаров
– Говоря о наших Тульских писателях, продолжал почтенный наш собеседник, забуду ли я И. П. Сахарова делателя неутомимого, которого так приласкал Петербург к явному ущербу Тулы. Первые произведения господина Сахарова (все исторического и археографического содержания) появились в Телеграфе, потом в Галатее. Они обратили на себя внимание знатоков и любителей старины отечественной. Тогда он напечатал: «Достопамятности Венева монастыря». Брошюрка эта также быстро разошлась по рукам любопытствующих, как и торопливо была составлена; но люди, понимавшие дело немножко побольше любопытствующих, еще не могли предвидеть по ней дальнейших успехов на поприще истории ее автора. Она, в их глазах, осталась замечательною разве только тем, что сочинитель ее не поскупился на выписки, давно всем известные, и на ошибки очевидные и только! Но намерение собирателя, но пламенное желание его говорить о старине, спасая каждый лоскуток письменного ее бытия, заслуживали похвалу и даже благодарность. Он не виноват был в том, что ему изменили силы, что неудачный опыт оказался недостойным будущей его литературной известности. После благосклонного приёма трудов его читающею публикою, господин Сахаров, может быть, увлекшись одобрениями, объявил о подписке на «Историю общественного образования Тульской губернии». – Туляне, давным-давно чувствуя недостаток в подобном творении, приняли этот подарок с непритворною радостью; но нашлись, однако, люди, которые не спешили разделять восторженных ощущений земляков своих, рассуждая про себя: «Если сочинитель под громким словом «Истории» разумеет описание событий, случившихся в одной какой-нибудь провинции колоссальной России, то это еще не история, потому что они, эти события, начинались и оканчивались вследствие общего порядка вещей, общего движения и государственных обстоятельств, которыми наполняются целые страницы в Русской Истории. Следовательно, история каждой губернии сливается с историю нашего отечества как ночь с днем. Далее. Бытописателю нашему трудно будет без фактов определить «первые моменты общественных форм» не отдельного народа, не целого поколения, а жителей одной только провинции. Потом он обязан объяснить нам загадочный смысл слова: «образования», в котором и в наше время сомневаются. Вот толки этих людей. Впрочем, они не осмелились и думать, чтобы бытописатель наш смотрел на Историю как на науку: это уже было бы требование слишком взыскательное….
Почти вслед за программою подписчикам выдали первую часть творения, с таким нетерпением всеми ожидаемого; но мы, к удивленно нашему, вместо обещанной истории, нашли в ней одни только грамоты Царей, Патриархов и Митрополитов, писанные к воеводам на Тулу и к Настоятелям Предтечева монастыря, грамоты, не имеющие ни малейшего исторического достоинства и почти никакой связи с будущим сочинением бытописателя. По случаю выхода в свете этих архивных приложений, найденных в книгохранилище вышесказанной обители одним любителем старины, а не собирателем, г. Профессор М. П. Погодин тогда же очень дельно заметил в своем Московском Вестнике, что название творения нашего бытописателя уже слишком затейливо, если не слишком громко. Года проходили за годами, а об Истории его и помину не было. Видно, думали мы, автор собирается подарить нас произведением, написанным на славу! Но и тут мы все ошиблись. Бытописатель наш, вместо того, чтобы удовлетворить общие наши ожидания, напечатал «Сказания Русского народа о семейной жизни своих предков». – Это не про нас, говорили некоторые, а про всю Русь православную. Когда вышли все книжки «Сказания Русского народа», я читал их с должным и надлежащим вниманием, и чем дольше я читал, тем изумление мое возрастало…. У меня, как говорится, задвоилось в глазах…. Да это труд огромный! невольно воскликнул я, едва окончив в два дня чтение. Всматриваясь в новое произведение нашего будущего бытописателя, я помирился с ним за выполнение прямой его обязанности, обещанной истории. Но так как я принадлежу (грешный человек) к школе сомневающихся, то естественно, прежде всего, начал соображать время, в которое было написано «Сказание Русского народа». Результат его оказался незначителен, даже ничтожен, если взять в расчет всю сумму труженического подвига, необходимого при составлении такого серьёзного сочинения, где почти на каждой странице выказывается Русская душа, так сказать, нараспашку; где столько нового свежего, дельного, любопытного, что ленивому уму не собрать бы всех этих материалов и в четверть века. (Но почему же автор статьи думает, что на сочинение употреблено меньше времени? Материалы собираются во всю жизнь, а не в промежутках между изданиями. Ред.) Но, вот что значит терпение! Терпение преодолевает все трудности, толкуют учебники; терпение есть гений, сказал Бюффон. Видно оно сокращает работу, подумал я, особенно ту работу, на которую, при обыкновенной деятельности, потребно много рук и много лет….
