Как ему удалось познакомиться с маститым скульптором и художником Михаилом Микешиным[21] нам неизвестно. Но точно известно, что уже в 1878 году он уговорил мастера написать специально для его литографии несколько «народных» картинок.
Михаил Осипович, как и его заказчик Иван Сытин, благородством кровей не отличался. Отец его хоть и был мелким помещиком и соляным приставом, сам происходил из крестьян, а дворянство получил, по всей видимости, за геройство во время Отечественной войны 1812 года. Воевал он в составе знаменитого партизанского отряда штабс-капитана артиллерии Александра Фигнера[22]. Их небольшая диверсионная группа наводила на французов такой неимоверный ужас, что сам Наполеон назначил награду за голову командира отряда. Однако капитана никто не сдал. А сам капитан с товарищами, среди которых был и Осип Егорович Микешин, во время бегства французской армии из России отбил у врага целый обоз с награбленными в Москве драгоценностями. Родившийся в 1835 году Михаил все детство провел в маленьком сельце Максимково Смоленской губернии. Рисованию его научил местный иконописец Тит Андронович. «Этот милый, весёлый и вечно подвыпивший старикашка научил меня самого приготовлять и тереть масляные краски, очищать и варить конопляное масло, грунтовать холст и даже делать деревянные подрамники», – вспоминал мастер впоследствии. В 1858 году он окончил Академию художеств по классу батальной живописи, получив за свою дипломную работу «Въезд Тилли в Магдебург» большую золотую медаль. Его манера письма так понравилась тогда императору, что он пригласил художника обучать рисованию Великих княжон. А в 1859 году он победил на конкурсе проектов памятника Тысячелетию России в Великом Новгороде. Сам памятник был открыт в 1862 году. Его можно увидеть и сейчас, ибо по какому-то странному стечению обстоятельств большевики за 70 лет так и не удосужились снести этот огромный монумент, всем своим видом прославляющий самодержавие и Православие. Далеко не всем его памятникам так повезло. Большинство из них было, по приговору в незрелости и реакционизме, возвращено в исходное состояние, – переплавлено в бронзу. Оставили совсем немного. Но если с нетронутыми великолепными памятниками Лермонтову, Богдану Хмельницкому и Ермаку все более-менее ясно, то почему было помиловано главное творение Микешина – памятник Екатерине II в Санкт-Петербурге, совершенно непонятно. А ведь на нем отлита не только императрица, но и ее многочисленные фавориты, князья и графья, которые все как один были угнетателями трудового народа. Видимо в этом памятнике мастерство скульптора зашло за ту грань, за которой даже варвары начинали чувствовать силу искусства.
Памятник этот был поставлен в 1873 году так что к моменту знакомства с Сытиным фамилия Микешина гремела по Руси так же, как сейчас гремит фамилия Церетели[23]. Возможно Иван Дмитриевич обратился к известному художнику, увидев его карикатуры в сатирическом журнале «Пчела». Великий мастер, не брезгующий смешными картинками в популярном издании – прекрасный кандидат на роль автора высокохудожественного лубка. Сытин уговорил Микешина нарисовать для Никольского рынка аж четыре работы – лубки «Наша Катерина», «Цыган и Епифан», «О встрече Ильи Муромца с разбойниками» и «О смерти Святогора-богатыря и передаче богатырского духа Илье Муромцу». Микешин во всех этих проектах был не только художником, но и автором стихотворных текстов. Однако все сотрудничество ограничилось первыми двумя работами.
На первом лубке была изображена настоящая деревенская красавица-щеголиха. Положив руку на бедро, она явно готовилась через мгновение пуститься в лихой пляс. Внизу картинки крупными буквами стояла подпись: «Эво, наша Катерина – намалевана картина», а внизу – мелкими: «Перед мальчиками ходит пальчиками, перед зрелыми людьми ходит белыми грудьми». Возможно, благодаря легкому эротическому подтексту лубок этот пользовался популярностью в прогрессивном, раскрепощенном городе и потерпел провал в патриархальной, консервативной деревне.
Второй лубок имел значительно больший успех. Нарисован он был по мотивам старого русского анекдота. Состояла она, как современные нам комиксы, из нескольких картинок. На первой был нарисован грустный мужик в лаптях рядом с ссутуленной клячей. Было видно, как из самой картинки, так и из подписи к ней, что лошадь устала и дальше идти отказывается. Проходящий мимо цыган берется помочь крестьянину и мажет у нее под хвостом скипидаром. Прием срабатывает: лошадь срывается с места и мигом скрывается из глаз. «Не догнать Епихе», – сокрушается подпись. Но цыган и тут находит единственный выход: он мажет крестьянину то же место, что и у лошади, и вот уже заряженный скипидаром Епиха «пошел махать во всю силу», да так, что обогнал саму кобылу. Этот лубок хорошо пошел и в городе, и в деревне. Авторские права тогда охранялись не так строго, поэтому историю про мужика, лошадь и цыгана печатали все, у кого была машина, и разошлась она по России насчитанным, возможно даже больше чем миллионным тиражом. Популярность этого лубка была так велика, что в 1914 году, спустя 36 лет после создания, художник Михаил Щеглов переделал его на новый лад, превратив цыгана в русского солдата, а глупого крестьянина – в германского императора Вильгельма II[24].
Однако, несмотря на успех, дальше сотрудничество не пошло. Поводом к разрыву договоренности стали материальные и художественные несостыковки. Первоначально Сытин уговорил художника во имя распространения искусства в массах работать за просто смешной для такого известного мастера гонорар – 100 рублей за картинку. Микешин согласился, поставив встречное условие: лубки должны были быть самого высокого качества. Несмотря на уверения печатника, что в его литографии трудятся только профессионалы экстра-класса, знакомый с их работами художник отказался доверять изготовление камней сытинским рисовальщикам. В письме Ивану Дмитриевичу он назвал их «опытными, но не вполне художественными». Специально для своих лубков Микешин нанял в Петербурге самого известного и уважаемого в области литографии эксперта – Михаила Рудометова[25]. Тот изготовил необходимые для печати на сытинской машине камни и переслал их в Москву. Однако издатель, узнав, сколько просит за работу питерский мастер, отказался от готовых камней и поручил-таки работу своим «не вполне художественным» подчиненным. В то же время он написал письмо Микешину, в котором попросил его обождать немного с получением гонорара, поскольку работы много, гонорар для народного бизнеса – большой, а денег в кассе – мало. О пренебрежении рудометовскими камнями он сообщать не стал, художник узнал об этом почти случайно. Узнал, и тут же накатал молодому издателю гневное письмо. «Я обещал Вам участие всеми силами своих художественных способностей, – писал художник, – не для денег, конечно, а для проведения через Ваши издания в народ лучших образцов народной же поэзии и искусства. Если себе и ждал я какой выгоды, то впоследствии, когда наши с Вами общие старания принесли бы плоды… Согласитесь сами, что потратить, например, на работу рисунка «Цыган и Епифан» и на раскраску две недели и получить за это 100 рублей невозможно, ибо с такими заработками мне пришлось бы пойти по миру». В результате Микешин заставил издателя соблюсти договор и напечатать картинки не с сытинских, а с рудометовских камней. На этом дело, к удовольствию обоих сторон, почти закончилось. Сытин понял, что несколько переоценил свои пока не столь большие финансовые возможности и решил пока повременить с приглашением к сотрудничеству маститых и дорогостоящих мастеров. Микешин же, исполнив долг перед народом, вернулся к крупным и выгодным заказам.
Слово «почти» использовано не случайно. Спустя 4 года после сдачи «Цыгана и Епифана» уже сам Михаил Микешин обратился к изрядно заматеревшему и окрепшему Сытину с предложением издать продолжение удачной работы:
«Достойнейший Иван Дмитриевич!
Посылаю Вам для просмотра и соображения Вашего свою новую шутку под названием «О том, как мужик Епифан поддался в обман, и о том, что из того вышло потом».
Подумайте: не пожелаете ли издать это книжечкой, чтобы картинки были в красках и при каждой – краткий, но отлично составленный в народном духе, стихами – текст.
Вот Вам описание рисунков, вначале раскрашенная красками передняя страничка, обложка. Потом по номерам:
1. Жена провожает Епифана в город, на базар, чтобы он свез и продал там яйца, и говорит ему, что он простоват, как бы его не надули и чтобы яйца не разворовали. Он, подпоясываясь, успокаивает ее.
