Процитировав это письмо, двусмысленно указав, что еще в 1913 году «оппозиция во главе с Троцким вела хулиганскую травлю против Ленина» (хотя Зиновьев и Каменев тогда были первыми соратниками Ленина против Троцкого, а о существовании самого Сталина Ленин знал, но не знал ни его партийной клички, ни настоящей фамилии. – См. об этом выше), Сталин, став в трагическую позу, спрашивал: «Можно ли удивляться тому, что Троцкий, так бесцеремонно третирующий великого Ленина, сапога которого он не стоит, ругает теперь почем зря одного из многих учеников Ленина – тов. Сталина» (Сталин, Соч., т. 10, стр. 173).
После этого Сталин ответил на обвинение Троцкого, что он скрывает от партии «завещание» Ленина. Что это не так, Сталин в свидетели призвал того же… Троцкого. Сталин сообщил, что когда Истмен, сторонник Троцкого, издал в 1924 году в Америке книгу «После смерти Ленина», в которой впервые было приведено «завещание» Ленина и впервые было брошено Сталину обвинение, что он скрывает это «завещание» от партии, то Политбюро обратилось к Троцкому с предложением опровергнуть Истмена. Троцкий сделал это, напечатав соответствующую статью в журнале «Большевик». В этой статье Троцкий писал: «Истмен говорил о том, что ЦК "скрыл" от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни (дело касается писем по национальному вопросу, так называемого «завещания» и пр.), это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК… Все эти письма и предложения… всегда доставлялись по назначению, доводились до сведения делегатов XII и XIII съездов… и если не все эти письма напечатаны, то потому, что они не предназначались их автором для печати. Никакого "завещания" Владимир Ильич не оставлял… Под видом "завещания" в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается обычно… одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка. XIII съезд партии внимательнейшим образом отнесся и к этому письму,… и сделал из него выводы применительно к условиям и обстоятельствам момента. Всякие разговоры о скрытом или нарушенном "завещании" представляют собою злостный вымысел»… (ж. «Большевик», № 16, 1 сентября 1925, стр. 68).
Огласив эту статью Троцкого, Сталин спрашивал: «Кажется, ясно? Это пишет Троцкий, а не кто-либо другой. На каком же основании теперь Троцкий, Зиновьев и Каменев блудят языком, утверждая, что партия и ее ЦК "скрывают" "завещание" Ленина?» (Сталин, Соч., т. 10, стр. 175).
Однако Сталин признался, что «завещание» Ленина, действительно, есть, и в нем «Ленин предлагал съезду, ввиду "грубости" Сталина обдумать вопрос о замене Сталина на посту генерального секретаря другим товарищем», но Сталин не огласил всего текста Ленина о нем, ибо иначе было бы видно, что Ленин говорил не только о его «грубости», но и о его нелояльности и склонности злоупотреблять властью. Причем свою грубость Сталин, по существу, объявил добродетелью по отношению к интересам партии, вступив косвенно в полемику с ленинской характеристикой о нем. Сталин сказал: «Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию. Я этого не скрывал и не скрываю. Возможно, что здесь требуется известная мягкость в отношении раскольников. Но этого у меня не получается» (там же, стр. 175). Словом, «добряк» Ленин терпел «раскольников» в партии, но вот я, Сталин, не могу их терпеть!
Сталин привел аргументы и более убедительные. Он сказал, что на первом же заседании пленума ЦК после XIII съезда он просил пленум освободить его от обязанностей генерального секретаря, но «все делегации единогласно, в том числе и Троцкий, Каменев, Зиновьев, обязали Сталина остаться на своем посту» (там же, стр. 176). Сталин добавил, что «через год после этого я вновь подал заявление в пленум об освобождении, но меня вновь обязали остаться на посту». Сталин вполне резонно спрашивал: «Что же я мог сделать? Сбежать с поста? Это не в моем характере, ни с каких постов я никогда не убегал… Человек я… подневольный, и когда партия обязывает, я должен подчиниться» (там же, стр. 176).
Выпячивая одни выгодные для себя факты, Сталин обладал изумительным даром манипуляции и подтасовки невыгодных ему фактов. Две таких подтасовки, прямо на глазах свидетелей, тех же лидеров оппозиции, он совершил, когда заявил, что:
«завещание» Ленина было адресовано XIII съезду, тогда как на самом деле оно было адресовано XII съезду, происходившему еще при жизни Ленина (этот вопрос мы подробно разбираем в главе 23), и что
XIII съезд постановил не опубликовать «завещание»; на самом же деле, XIII съезд вообще не рассматривал этого вопроса (Политбюро ЦК довело до сведения отдельных делегаций XIII съезда лишь содержание «завещания», присовокупив свое решение не опубликовывать его).
Сталин указал, что уже есть решение пленума ЦК и ЦКК в 1926 г., чтобы испросить разрешение у XV съезда на напечатание «завещания» (XV съезд действительно постановил опубликовать «завещание», Сталин, однако, его так и не опубликовал, это произошло только после XX съезда), но тут же огласил, не дожидаясь съезда, всю ту часть «завещания», которая касалась Троцкого, Зиновьева и Каменева. Он предпослал этому следующее заявление:
Оппозиция старается козырять "завещанием" Ленина. Но стоит только прочесть это "завещание", чтобы понять, что козырять им нечем. Наоборот, "завещание" Ленина убивает нынешних лидеров оппозиции» (там же, стр. 177).
Слова Ленина, что «октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева не является случайностью», но что «он так же мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому», Сталин интерпретировал так: «Это значит, что политически нельзя доверять ни Троцкому, который страдает "небольшевизмом", ни Каменеву и Зиновьеву, ошибки которых не являются "случайностью" и которые могут и должны повториться» (там же, стр. 177. Курсив мой. – А. А.).
Эта грубейшая фальсификация Сталиным мысли Ленина и смысла «Завещания» и до сих пор кочует из учебника в учебник официальной истории партии. Сталин закончил разбор «Завещания» утверждением: «Характерно, что ни одного слова, ни одного намека нет в "завещании" насчет ошибок Сталина» (там же, стр. 177). Сталина мало занимало отсутствие логики в такой оценке «Завещания»: Троцкому, Зиновьеву и Каменеву, по Ленину, «политически нельзя доверять», но их надо оставить на своих постах, только Сталину можно политически доверять, но его надо снять, хотя даже «ни одного намека нет в "завещании" насчет ошибок Сталина»!
Еще на июльско-августовском пленуме Сталин старался обвинить оппозицию в участии в «заговоре по типу Пилсудского». Но тогда материалы, представленные ОГПУ, оказались настолько «липовыми», что Сталин поспешил снять это обвинение. В течение двух месяцев после этого пленума и аппарат ЦК и агентура ОГПУ так хорошо поработали, что Сталин предпринял беспрецедентный в истории партии шаг: он поставил в повестку дня пленума доклад председателя советской тайной полиции Менжинского (разумеется, в опубликованной повестке дня и информационном сообщении о пленуме об этом докладе ничего не говорилось). Менжинский доложил пленуму, что его учреждение арестовало целую группу оппозиционеров, а также группу «белогвардейцев» и «буржуазных интеллигентов», которые выполняли задание оппозиции по организации подпольных типографий и что эти «белогвардейцы замышляли о военном перевороте». К этому Сталин добавил, что лидеры оппозиции Троцкий, Зиновьев, Смилга, которых ЦКК ознакомила с показаниями арестованных, сняли копии с этих показаний и переслали за границу Маслову (лидеру троцкистов в Германии), а Маслов их опубликовал в Берлине. Тем самым, говорил Сталин, были предупреждены «по доносу оппозиции» те из белогвардейцев, которые еще не арестованы, но участвуют в заговоре в связи с оппозицией. Этим Сталин оправдывал и тот факт, почему начальник тайной полиции занимается внутрипартийными делами: «Вот почему ЦК и ЦКК сочли нужным предложить тов. Менжинскому сделать сообщение о фактах» (там же, стр. 184).
Однако Менжинский не совсем оправдал ожиданий Сталина, а лидерам оппозиции легко удалось доказать пленуму, что она не ставила и не ставит своей целью свержение руководства путем заговора, тем более чудовищна мысль, что она может участвовать в военном заговоре каких-то белогвардейцев. Более того, оппозиция доказала фактами и документами, что те белогвардейцы, с которыми якобы связана оппозиция, являются агентами-провокаторами самого ОГПУ. Сталин не мог не заметить невыгодную для себя реакцию даже его собственных сторонников, то есть большинства пленума. Поэтому он решил «отступить». Сталин сказал, что ЦК никогда и никого из оппозиции в участии в военном заговоре не обвинял (Муралов: «На прошлом пленуме обвиняли») (там же, стр. 184-185).
Но Сталин вынужден был открыто признать, что ОГПУ, по заданию ЦК, начало пользоваться внутри парии не только агентурной сетью, но и своими провокаторами (надо сказать, что Ленин был против использования агентурной сети ОГПУ в партии и против вербовки коммунистов в качестве сексотов). Вот заявление Сталина по поводу нашумевшего тогда дела «врангелевского офицера»:
