– Хороший парень наш капитан.
В середине утра они остановились, чтобы перекусить. К своему «штатному» пайку они добавили немного черники и репы, которую обнаружили растущей около небольшой фермы. Свежемороженая черника была восхитительной, но нельзя было сказать, что мороз и снег так же благоприятно подействовали на репу. Страна вокруг казалась пустынной, и после краткого отдыха группа снова была на ногах. Они топали в хорошем темпе и к полудню очутились на гребне господствующей высоты.
Картина была замечательная: белые холмы, раскиданные вокруг, чередовались с черными очертаниями скал по берегам фьордов, слишком отвесных и крутых, чтобы снег мог на них удержаться. Иссиня-черная вода оживлялась отдельными белыми барашками пены – это было одно из самых красивых зрелищ. Но Брюстер и компания не имели времени на любование пейзажами. Вернее, у них было время только на один фрагмент этого пейзажа – на «Адмирала Шеера». Линкор стоял в небольшом заливе в семи-восьми сотнях ярдов от того места, где они сейчас находились. Все казалось очень безмятежным, и даже звук самолета где-то в вышине, сопровождаемый оживлением на немецкой зенитной батарее вблизи «Шеера», не вызывал никакого бурного движения на его палубе. Возможно, это были учебные стрельбы, а не «по одному из наших разведчиков», как они сначала решили. Все это раздражало.
«Мы должны были оставить «Шеера» в покое и двигаться на восток, – писал Брюстер. – Днем мы видели трех немецких моряков, прогуливавшихся по тропинке немного ниже нас. Вероятно, они наслаждались отпуском. Полагаю, мы на их месте поступали бы так же. Мы были хорошо укрыты на фоне леса, и джерри нас не видели. Мы шли весь оставшийся день и вечер, не позволяя себе отвлекаться даже на еду. Той ночью мы наткнулись на рыбацкую хижину и позволили себе немного поспать, что было крайне необходимо. Мы были измотаны и, думаю, немного неосторожны. Понятно, что невозможно было соблюдать все условия одновременно. Мы отдали предпочтение скорости движения, даже за счет несколько неблагоразумного решения идти в светлое время суток.
На следующее утро мы вышли рано, и нас ожидал день, небогатый событиями. Погода стояла замечательная с тех самых пор, как закончился шторм, во время которого мы потеряли свои машины. Малькольм Каузер начал мерзнуть, но, тем не менее, не жаловался. У нас было некоторое количество теплой одежды – свитеров и тому подобного, но мы могли бы взять и больше. Я подозревал, что теплые куртки мы должны были получить у подпольщиков, с которыми по плану встретились бы в Викхамаре. Вечером, как мы прикинули, мы находились на середине нашего пути поперек Норвегии. Это означало, что за два дня мы отмахали от двадцати до тридцати миль. В эту вторую ночь мы спали недолго, так как народ согласен был идти дальше. Как раз перед рассветом мы вздремнули пару часов в сарае на задах небольшого чистенького сельского домика. Я не знаю, как долго бы мы проспали, потому что часового мы не оставили, если бы нас не разбудил голос норвежца, – может быть, это был хозяин фермы, – трясущегося на своей повозке в поле за сараем. Когда путь освободился, мы ушли незамеченными.
Продвигаясь в темноте, мы обогнули деревню. Никаких признаков присутствия врага не было, поэтому мы решили подойти к одной из дальних ферм, чтобы позавтракать и поспать. Нам казалось, что мы заслужили удобную постель и горячую пищу, и полагали, что стоит попытаться. В сумерках мы присмотрели подходящую ферму. Тогда я послал Бьёрни и Кальва посмотреть, что к чему. Мы держали свои вещи в полной готовности и уже наметили путь отхода на случай необходимости поспешного бегства. Но этого, к счастью, не потребовалось. Пришел Кальв, чтобы проводить нас, и повел вниз. Мы были восхищены обильной трапезой из супа, яиц и картофеля, после чего нас проводили на сеновал. Сено было божественно уютным, и мы заснули крепким сном, предоставив другим беспокоиться за нас. Наши хозяева – отец, мать и два сына-подростка – были очень добры. Интересно, что они думали о расстрельной команде, в случае если нас обнаружит немецкий патруль. Но кажется, они не особо волновались.
Примерно в три часа мы проснулись и покинули сеновал ради следующей трапезы. Через некоторое время мы отправились в путь вместе с двумя подростками, которые собирались вывести нас на верную дорогу, ведущую к границе, а также с бутербродами и эрзац-кофе, приготовленными нам в дорогу. Мальчики были еще с нами, когда в полдень мы остановились для завтрака в маленькой хижине на склоне одного из холмов, возвышающихся над долиной. Вскоре после того, как путь наш возобновился и мы достигли гребня хребта, ребята указали нам на зубчатую линию горных пиков, обозначавших норвежско-шведскую границу. После этого они коротко попрощались с нами, повернулись и начали спуск в долину. Совсем немного времени оставалось им для того, чтобы вернуться на ферму засветло. Я понятия не имею, кто были эти люди, но та физическая и моральная помощь, которую они нам оказали, позволила нам продолжить свой поход, чувствуя себя на высоте».
Пять человек начали спуск вниз. С вершины хребта, на которую они только что поднялись, их дорога опускалась только на несколько сотен футов до ровного места, а затем начинался долгий постепенный подъем к границе. Снег начал становиться неприятным. Бьёрни и Кальв, не слишком радуясь этому, все же не испытывали особых затруднений. Но англичане, особенно Каузер, находили это несколько утомительным. Холод был достаточно сильным, чтобы проверить их на стойкость, а глубокий снег (в среднем шесть дюймов толщиной) делал ходьбу трудной. Но с художественной точки зрения погода была изумительной. Опускающееся солнце отбрасывало перед ними их длинные тени, а когда они оглядывались на пройденный путь, снег выглядел густо-розовым.
В сумерках, по их расчетам, они были в семи милях от вершины хребта и в семи милях от границы. Надо было искать какое-то убежище, так как на значительной высоте ночь могла быть слишком суровой для того, чтобы ночевать на природе только ради того, чтобы сэкономить половину дня. Тут внезапно среди деревьев показался неясный силуэт строения. Вглядевшись, они решили, что это охотничий домик, и казалось, он не был обитаемым. Джок Браун отворил дверь, и они вошли внутрь. Все они в той или иной степени замерзли, так что решили рискнуть и развести огонь. Этим занялись Кальв и Каузер, пока другие обследовали строение. Бьёрни обнаружил кухню, где было какое-то масло и немного муки. Это казалось удивительным, но тогда было не до того. Не ощущая времени, они сидели перед ревущим в дровах пламенем и ели довольно клейкие, но вполне пригодные лепешки, которые Брюстер соорудил из муки и масла, добавив немного сгущенного молока из пайков.
Наутро они приготовили другой завтрак и убрали все за собой, надеясь, что хозяин не станет сетовать на проявленную ими бесцеремонность. Они снова пошли. Брюстер заметил, что все сильно возбуждены и поглядывают в восточном направлении. Первое время их беспокоил ветер, особенно неприятны были отдельные снежные заряды, которые хлестали им в лицо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Чариот – общепринятое в военно-морской литературе обозначение английского варианта человекоуправляемой торпеды, подводного аппарата, предназначенного для уничтожения или выведения из строя вражеских кораблей. Соответственно, управляющих ими подводников называли чариотерами. (Примеч. пер.)
См. приложение I.
Из книги сэра Уинстона Черчилля «Вторая мировая война», том 4 («Поворот судьбы»).
См. приложение I.
Адмирал сэр Макс К. Хортой, кавалер ордена «За выдающиеся заслуги» и Большого креста ордена Бани.
См. приложение I.
О званиях и чинах, принятых в системе Британского военно-морского флота, см. приложение IV. (Примеч. пер.)
Позже – кэптен.
Позже – кэптен Королевского флота, командор ордена Британской империи (в отставке).
Тайни (Tiny) – крошка, худышка (англ.). (Примеч. пер.)
Блокшив – судно, приспособленное под жилье, склад и т. п. (Примеч. пер.)
