– Зубрежка – хорошо, но нужно и понятие.
На вопросы по тромбоэмболии, по бронхиальной астме девочки мне с грехом пополам совместно отвечают. Темы эти я им зачитываю, но не за знания, а за удовлетворительное прилежание. На занятиях они сидели тихо, как мышки, что я ни говорил, записывали и истории болезни большие по объему написали. К тому же из группы я должен кому-то зачесть, иначе меня просто не поймут, будут говорить, что я придираюсь, спрашиваю тенденциозно.
– Антибиотики остаются за вами, – говорю я девочкам на прощание и делаю в учебном журнале пометки.
Уходят они от меня, кажется, довольные.
С четверть часа никто в кабинет на зачет не заходит. Но вот дверь открывается и появляется нечесаная голова студента.
– К вам можно?
– Заходите, заходите, не бойтесь.
– Слишком строго спрашиваете.
– Если я буду строго спрашивать, то вы будете ходить ко мне до госэкзаменов.
Я указываю парню на стул. Он садится напротив меня. Большой рот, кривой нос, лицо в угрях, а глаза то бегают, то глядят под ноги или в сторону. Вся его фигура, долговязая, нестройная, с большой головой на сутулых узких плечах возбуждает чувство неприятное. Раньше такие парни проходили обучение в ПТУ, а теперь – в университете. На занятиях он сидел рядом с Петровым и Баскетболистом и, беря с них пример, практически ничего не записывал в тетрадку.
На нем помятый халат, сам он не брился несколько дней, длинные волосы не причесаны, коричневая вельветовая рубашка на две пуговицы не застегнута, ворот ее завернулся. Сейчас практически никто из студентов не ходит на занятия в белой рубашке, а уж про галстук и говорить не приходится. Глядя на него, я думаю: «Завалю».
– Ваша фамилия?
– Мочалкин.
Студент кладет на стол передо мною написанные им истории болезни. Написаны они, чтобы был объем, крупными буквами, на каждую историю неполные две странички. Конечно же, все это он с девочек списал.
– Вот вы пишете, – говорю я ему, просматривая истории болезни, – что при бронхиальной астме назначается сальбутамол.
– Пишу.
– К какой группе препаратов он относится? – спрашиваю я дружелюбно.
– Сальбутамол?
Я киваю головой.
– Он эта… в ингаляциях.
– Вопрос не об этом.
Студент шарит в своей пустой голове, но ответа не находит; при этом на его лице нет игры чувств.
– Вам вопрос понятен?
– Вы меня в каком смысле спрашиваете?
– В фармакологическом.
– Вы спросите меня по-другому, – говорит студент. По его лицу пробегает плутоватая улыбка.
«А ты не совсем такой глупый, как на первый взгляд кажешься», – думаю я про студента и спрашиваю:
– Тогда скажите, сальбутамол купирует или предупреждает развитие приступа бронхиальной астмы?
Мочалкин нахмурился, его губы беззвучно шевелятся. Он вспоминает то, о чем мы говорили на занятиях, но вспомнить не может.
– Предупреждает, – отвечает он наугад и смотрит на меня, определяя по выражению моего лица, правильно он ответил или нет.
Я смотрю на него, как на неинтересного для меня человека.
– Нет, купирует, – изменяет он ответ.
– Прыгаете.
«Прогнать или еще поспрашивать?» – мысленно задаюсь я вопросом.
– Все знать невозможно.
– Тогда еще вам вопрос: в чем различие между внебольничной и больничной пневмонией.
Мочалкин молчит. Он сознает, что «на шару» проскочить пульмонологию ему не удалось и смотрит на меня неприязненно. Обычно такие нахалы-студенты раз за разом приходят неподготовленными к преподавателю на зачет и берут его измором.
– Ну, что ж, – спокойно говорю я, как о нечто само собой разумеющемся, – к сожалению, нам придется еще раз встретиться.
По губам Мочалкина пробегает плутоватая улыбка. Наверняка он в это время думает, что глупый я человек, что другой на моем месте расписался бы в зачетке и не тратил на него зря лишнего времени.
– А вообще как вы учитесь? – спрашиваю я его.
– Я?
– Какие у вас оценки в зачетке?
– Международные.
– Как это понимать?
– Тройки. Мне больше не надо.
– У нас тройка все равно что двойка.
– Преподаватели ставят.
– А ведь вы, если бы не лень, могли бы заниматься значительно лучше.
– Мог бы. Некоторые у нас вообще дураки, а глядишь, который раз получают на экзаменах даже пятерки.
– А работать с такими знаниями как будете? Вы об этом думали?
– Как все. Я не хуже других.
– Вы уже определились со специальностью?
– К себе поеду, в Челны. У меня отец в горздраве, пусть думает.
«Папаня тебя и пристроил в университет. У нас дети начальников от здравоохранения, как правило, идут по стопам родителей», – подумал я, в то время как студент разболтанной походкой направился к двери.
Входят сразу четыре студентки.
– Можно мы вместе? – спрашивает одна из них.
– Проходите, рассаживайтесь.
Я к девочкам в очередной раз приглядываюсь. Одна из них среднего роста, хорошо сложена, миловидная, немного косенькая, с вздернутым носиком, красными аккуратными губками, белокурая, пухленькая; остальные – серые мышки.
Девочки плечом к плечу, садятся на диван, который стоит у дальней стены. Я предлагаю студенткам пересесть поближе ко мне на стулья, но они дружно:
– Нам так удобнее.
– Хорошо. Кто из вас может назвать основные группы антибиотиков, а также по два-три антибиотика из каждой группы и сказать, на какую флору они действуют.
Коллегиально девочки группы антибиотиков назвали и набрали в рот воды.
– Какие антибиотики относятся к аминогликозидам и спектр их действия? – более конкретно задаю я вопрос.
Отвечают студентки в несколько голосов, но невпопад.
– Почему плохо подготовились?
– Мы учили, – говорит белокурая студентка.
– Названия у всех антибиотиков разные, – вторит ей подружка.
– Разумеется, разные.
– Чтобы выговорить, язык поломаешь, так плохо запоминаются.
– Вы уже шесть лет учитесь. Начиная с четвертого курса, на фармакологии и на всех клинических кафедрах речь идет о лечении тех или иных заболеваний антибиотиками. Вопрос этот важный и для вас не новый. Антибиотики вы должны знать как таблицу умножения. Без этого вы не сможете грамотно лечить не только пневмонию, но и другие заболевания, в основе которых лежит бактериальная агрессия.
– Нас до этого про антибиотики так не спрашивали.
– Это не имеет значения.
Наступает пауза. Девочки между собой переглядываются. Наконец одна из них, делая мне глазки, говорит:
– Мы вас очень просим, поставьте нам зачет авансом, а мы обещаем вам, антибиотики к госэкзаменам выучим.
– Выучим к госэкзаменам, обязательно выучим, – поддерживают ее подруги, – ну, уж поставьте.
– Свежо предание… – говорю я, не без усилия сгоняя с лица набегающую улыбку.
Девочки улавливают перемену в моем настроении и продолжают просить.
– Ну, хорошо. Я вас просил сфотографировать таблицу с антибиотиками и вклеить фото себе в рабочие тетрадки. Вы сделали это?
Девочки потупили взгляд, затем вполголоса начинают между собой обсуждать, у кого есть цифровой фотоаппарат. Они начинают меня заверять, что таблицу обязательно сфотографируют.
– Как будут фотографии, вы их мне покажете.
– И вы нам антибиотики зачтете?
– Не торгуйтесь.
Студентки покидают кабинет, а я думаю: «Вот я им за незнание антибиотиков не ставлю зачет, а задай сейчас десяти участковым врачам вопрос «Чем отличается по спектру действия пенициллин от ампициллина?», и будет очень хорошо, если двое из них на него смогут правильно ответить.
Из всей этой слабой группы только две девочки и то только наполовину сдали зачет, тогда как обычно из среднестатистической группы в пятнадцать студентов с первого захода по пульмонологии получают зачет семь-девять студентов.
Что же до Баскетболиста, Петрова и двух «заштукатуренных» студенток, то они вообще ко мне в кабинет сдавать зачет не зашли, и я подумал: «Будут звонки. Кто-то при зачислении в университет на тех студентах, которые не сдали мне сегодня зачет, погрел руки, а мне с ними – майся! А уж про больных, которых они будут лечить, нечего и говорить. Про будущую врачебную деятельность этих студентов можно сказать одним словом: слезы!»
Я иду в учебную комнату, поправляю столы, скамейки, висящие по стенам таблицы, и думаю: «Слава богу, ушли! Какая, интересно, будет следующая группа? Ах, вспомнил: Саяр Файзыллович говорил, что придет от него ко мне с гематологии восьмая группа. По его словам: хуже некуда! За сорок пять лет педагогической деятельности он не встречал еще таких!»
В пятидесятые – семидесятые годы прошлого века на базе Республиканской клинической больницы заведовал кафедрой госпитальной терапией выдающийся ученый – клиницист профессор Залман Израилевич Малкин. Старожилы рассказывают, что тогда сотрудники кафедры и доктора клиники жили одной семьей. Соберутся все за одним столом, скажем под Новый год, первый тост произносил Залман Израилевич. Он говорил: «Нам-то сейчас за столом хорошо, мы будем веселиться, а каково сейчас страдающим больным, которые лечатся в нашей клинике!» – и всегда первый тост произносил за здоровье больных.
