Писарь равнодушно выслушал рассказ Захара о том, как он вручал пакет Новоселову, сухо заметил:
— Ну и пес с ним, анархистом этим. Твой начальник утром в Петухово на казачий съезд едет. Готовься и ты. Штабники рано встают. Смотри, не проспи!
Съезд открылся в пристанционном селе Юдино утром 22 февраля. Представитель станицы Боголюбовской, статный красивый казак лет сорока, Яков Рогачев объявил, что на съезд прибыли делегаты из станиц и хуторов Петропавловского, Ишимского, Курганского и Ялуторовского уездов. Вместительный, нетопленый зал четырехклассного училища был заполнен до отказа. Чаще мелькали серые казачьи папахи, реже — обычные шапки. В президиуме сидели подполковник Кудрявцев, командир Первой казачьей кавалерийской дивизии есаул Токарев, командиры полков Зубарев, Дурнев, есаул Алексеев, коменданты Моложенко, Елтышев, Шилкин, Усик, Изанов, казаки Иван Капустин, Андрей Сазонов, Григорий Холкин и один купец.
Есаул Токарев, открывший съезд, высокопарно заявил:
— Полыхающее в губернии восстание против узурпаторов-большевиков пользуется поддержкой всего народа. Дружными усилиями всех людей многострадальной Сибири коммуния с ее продразверсткой, различными повинностями будет уничтожена раз и навсегда. Первостепенную роль в этом сыграет верное своему долгу и Отечеству славное непобедимое казачество.
Зал ответил Токареву аплодисментами.
— Мастак говорить наш есаул, — прошептал сосед Шаповалова, старший писарь штаба Шарипков.
— Да, гладко стелет, — согласился Захар. — Вы всех, кто за столом сидит, знаете?
— Почти всех, — оживился писарь. — Могу о них кое-что сказать. Вот тот пожилой с пышными усами рядом с Токаревым, это Иван Федорович Капустин. Фельдфебелем раньше был, более восьмисот десятин земли имел. Лошадей табун, коров с десяток… Его сосед Сазонов, до революции псаломщик. С ним рядом Андрей Кармацкий — купец. По первой гильдии шел. Его лавки по всей дороге от Челябы до Петропавловска были разбросаны…
Писарь Шарипков перечислил всех членов президиума и стал рассказывать даже о тех, кто сидел в первом ряду. Но на него со всех сторон зашикали. Кто-то даже сказал:
— После съезда расцелуетесь с друзьями. А сейчас — тихо!
После Кудрявцева стали выступать станичники. Они рассказывали, что уже за две недели до начала событий, в селах и станицах имелись нелегальные организации, которые и возглавили восстание. Все рассчитывали на помощь города, но там их крепко подвели, и теперь приходится действовать осторожнее. Особо налегали на дисциплину. «Без нее, — говорили станичники, — смерть!»
По предложению Рогачева съезд одобрил зачитанную Кудрявцевым резолюцию о наведении порядка в войсках «Народной армии».
В ней были такие слова:
«Требовать от командиров и рядовых лиц, не подчиняющихся приказам, немедленно устранять и предавать жесткому наказанию»[9].
— Вот и вернулся старый режим, — недовольно заметил молодой казак.
— Тише ты, большевик недорезанный, — тотчас зашипел сосед слева.
— Сам помолчи, холуй офицерский.
— А ты кто?
— Я сам по себе.
Началась перепалка.
«А их хваленое единство, — подумал Шаповалов, — шито белыми нитками, да нашими ошибками. Нет, коммуния будет жить! С продразверсткой порядок наведем, чтобы бедняк не обижался. И тогда контре каюк! Надо бы Виктору Ивановичу об этом написать».
Но выполнить задуманное Захар не сумел. Впервые за несколько дней Бедрин был трезв, то и дело давал различные поручения. А тут еще пристал с разговорами писарь Шарипков.
— Вы знаете, — заявил он Захару, — не могу молчать. Все время тянет на откровенную беседу. А с пьяницами разве поговоришь? Штабные, кто потрезвее, меня избегают. Заняты высокой политикой. Завтра утром опять собираются: Кудрявцев свой стратегический план излагать собирается.
— Что же это они тебя избегают? Ведь, кажется, был офицером? — стараясь казаться равнодушным, спросил Захар.
— Я, можно сказать, силой мобилизован. Наш комендант Моложенко, когда я не пришел по его вызову, вот эту бумагу прислал, а с ней, для убедительности, двух казаков вооруженных.
Шарипков протянул Павлу четвертушку листа. Гербовая печать с двуглавым царским орлом заверяла три коротких строчки предписания.
«Шарипков. Приказываю немедленно явиться в исполком на работу так вы мобилизованы приказом № 1 в Народную армию 15 ф. 1921 г. Комендант Моложенков».
— Решительный человек ваш комендант. Не побоялся офицеру приказывать, — сказал Шаповалов, возвращая предписание. — Вы правильно делаете, что бережете эту бумажку.
В голове билась навязчивая мысль: «Ты должен знать, о чем будут говорить. Думай, как это сделать. Думай, думай быстрее!».
Поздно вечером к Бедрину неожиданно нагрянули три гостя, и Захару пришлось сбегать за самогонкой. Когда он вернулся с пузатой бутылью в руках, гостей было уже четверо. Тот, что пришел в его отсутствие, сидел у окна и, подыгрывая себе на гитаре, пел. Голос у него был негромкий, но приятный. Аккорды марша придавали словам песни торжествующее звучание:
В победный день, в день славной тризны
Свершится роковая месть —
И снова пред лицом Отчизны
Заблещет ярко ваша честь.
«И откуда только они слова такие берут? — думал Захар, расставляя стаканы и закуску. — Конечно, образованные, не то, что мы. Но ничего, наша все равно возьмет. Не дождаться вам чести, господа, сколько бы вы ни пели!»
Лицо поющего Захару было знакомо, он стал вспоминать, где мог видеть этого человека. А тот, отложив в сторону гитару, присел к столу и, спросив Бедрина о судьбе общего знакомого по турецкому фронту, повернулся к Шаповалову. Их взгляды встретились. В глазах певца на мгновение мелькнули удивление, испуг, а затем неприкрытая злоба.
— Вот так встреча! — поднимаясь со стула, сказал певец. — Что же это вы, господин чекист, опустились до такой роли? Прислужничаете? Нехорошо!
Гости и Бедрин встали со своих мест.
— Вы меня, господин, с кем-то путаете, — продолжая протирать стаканы, возразил Захар. И тут вспомнил: «Терехов! Арестован по делу Шантурова. Брали его в доме Рогальского».
— Ни с кем я вас, товарищ чекист, не спутал, — ухмыльнулся гость. — Всего лишь девять дней прошло. Я вам все напомню, и фамилию свою — Терехов Владимир Иванович, и то, как вы меня с Петром Петровичем Рогальским арестовывали. Все, все напомню!
— Вы ошибаетесь, господин Терехов. Я Липатов Павел, а не чекист, — спокойно, стараясь казаться немного удивленным, ответил Шаповалов. — Вон и господин Бедрин вам это подтвердит.
— Да, да, Володя! Это Павел Липатов. Ты зря горячишься, — вступил в разговор Бедрин.
— Зря, говоришь! — закричал Терехов. — А позволь тебя спросить, давно ли ты знаешь этого субъекта?
— Шесть дней уже, а познакомились в тюрьме. Он меня от чекистов выручил. И вообще, к чему этот крик, ведь можно разобраться спокойно.
— Эх, Борис, Борис. Слепец ты несчастный. Завтра Шантуров приедет, он поможет тебе прозреть. А пока, — Терехов ехидно улыбнулся, — твоего подзащитного для предосторожности надо арестовать.
Захара поместили в маленькую каморку, где раньше хранилась школьная рухлядь. Очистив от хлама угол, он лег на пол, но уснуть так и не мог. Все время возвращался к мысли: «Почему Терехов и Шантуров на свободе? Неужели они сбежали из-под ареста по дороге в Омск? Нет, не должно быть такого! Что-то произошло».
Недоумение Шаповалова было вызвано еще и тем, что он не знал о трагедии на станции Токуши, которая случилась 15 февраля в момент наиболее напряженных боев у вокзала станции Петропавловск. В железнодорожном составе, где находились семьи ответработников, был и вагон с арестованными членами организации Шантурова. Предполагалось, что следствие над ними будет произведено после окончания боев в Омске. Однако шантуровцам неожиданно повезло. Руководство восточной группы мятежников, выполняя приказ Родина — замкнуть кольцо вокруг Петропавловска и подготовить плацдарм для продвижения к Омску, — направило к станции Токуши вооруженный отряд. Бандиты действовали без опаски, так как эсеровская ячейка склонила расположенную на станции роту 253-го полка на сторону мятежников. Вечером 15 февраля отряд, имеющий в своем составе 300 пехотинцев и 150 конников, ворвался в Токуши. Началась зверская расправа над беззащитными женщинами, стариками, детьми. Особое рвение проявили освобожденные бандитами шантуровцы. Спаслось несколько человек, в том числе и заведующая Петропавловским уездным здравотделом Чернышова.
Телеграфист станции Токуши сумел сообщить в Петропавловск о налете банды. Комдив Корицкий направил в Токуши бронеплощадку и батальон 249-го полка из Исиль-Куля. Мятежники, не приняв боя, отступили.
